Ирина Каписова - Прошлое смотрит на меня мёртвыми глазами

– Малыш, я нашла её! Твоя плюшевая кошка, она вернулась! – воскликнула мама с порога. Ей хотелось как можно скорее обрадовать меня. Между нами было несколько комнат. Я сидела в гостиной и смотрела на то, как трещат в камине поленья. Но лишь услышав мамин голос, я взволнованно вскочила и побежала к ней. Мама была вся мокрая, от дождя, волосы липли к лицу. Она вся продрогла, но не замечала этого, ведь была так счастлива! В сумраке я увидела, как она вытаскивает маленький пищащий пушистый комок из пальто и улыбается.

Как я уже говорила, я была наивным ребенком. И тогда я поверила, что это была моя плюшевая кошка. Не знаю, как так получилось – искала ли мама её, или кошка сама ее нашла, – но она была точь в точь, как моя плюшевая. Так у меня появился мой первый настоящий друг.

Плюшка сопровождала меня во всех путешествиях. Летом всегда гордо шествовала рядом, весной сидела в капюшоне, а зимой выглядывала из-под курточки.

Зимой в Долине всегда высыпало очень много снега. Мама строго настрого запрещала выходить на улицу.

– Камыши спят, деревья тоже. До домов не добраться. Что тебе еще там делать, малыш? – спрашивала она и закрывала собой выход на улицу. – А Плюшка и вовсе замерзнет там! Посиди-ка дома, дорогая моя!

И я шла раздеваться. Тогда приходилось искать развлечения в доме. Нашим любимым занятием было носиться по коридору. Я, громко хохоча, убегала, а она догоняла меня и оставляла зацепки на моих колготках. Маме никогда не нравилась моя испорченная одежда, но видя, как я счастлива, забывала обо всём. Забывала о подранных обоях, о луже в гостиной, об опрокинутом цветке.

Конечно, иногда, когда на улице было теплее, чем обычно, мама брала сани и мы поднимались в город вместе с Плюшкой, потому что я не хотела оставлять её дома. По пути туда мы обычно останавливались и лепили снеговика, а потом я еще долго думала, как он там один, без нас. Говорила маме, что надо было слепить двоих, чтобы им не было скучно. И мама обещала, что в следующий раз мы слепим друга.

В доме было скучнее, чем на улице, хоть он и был огромным. Три этажа и бесчисленное количество комнат. Я думала, что даже люди, которые его строили, не знали, сколько здесь комнат. Так много всего неизученного и неисследованного, казалось бы, просто чудо для меня, но вот незадача – мы не знаем, как открыть эти двери! Поэтому я бродила по мрачным холодным коридорам и заглядывала в просветы между дверью и полом, в скважины, в щелочки между досками. Из доступного у нас был только весь первый этаж и библиотека.

Не смотря на постоянное стремление к приключениям, я была очень усидчивым ребенком. Могла часами сидеть за длинной сказкой и не слышать ничего вокруг. В сером доме удивительно ярко вспыхивали сказочные образы, я забывалась, а мое детское наивное сердце искренне верило в то, что писали в этих книгах. И даже тогда Плюшка не покидала меня. Играла с подолом платья, кусала локоны и уши, гонялась за руками, когда я переворачивала страницы. Но я не замечала, тогда она ложилась на колени и засыпала.

– Малыш, – окликала меня мама, но я даже не поднимала головы. – Малыш, пойдем ужинать. Сейчас все остынет.

Тогда я нехотя отвлекалась, тушила свечу, и, спустя минуту задумчивого молчания, спрашивала:

– Мам, а ты когда-нибудь была знакома с троллем?

– С троллем? – переспрашивала мама, улыбаясь. После того, как я начала читать, она привыкла к таким вопросам. Она, в принципе, привыкла к моему чудачеству. И подыгрывала мне. – Нет, к сожалению, не была. Тролли прячутся от людей.

– Почему? – я была очень расстроена.

– Они боятся людей, малыш.

– Как мыши и птицы?

– Как мыши и птицы.

Но всё было не так безмятежно, как могло показаться. Особенной частью моей детской жизни являлась ночь. Я периодами страдала от бессонницы. В темноте моя фантазия оборачивалась против меня, и самые ужасающие образы вставали перед кроватью, тянули ко мне свои руки, качали рогами, скрипели зубами и ворочались под кроватью. Мне хотелось с ними мириться, тоже стать им подругой, но ночью я проглатывала язык от страха, а днём они все куда-то разбегались. Странные эти чудовища, может, они тоже чего-то боятся, думала я.

Помимо чудовищ, по ночам меня еще пугал чей-то плач. Горький громкий плач, доносящийся откуда-то снизу. Я прислушивалась к нему, мне становилось грустно. Всегда хотелось спуститься вниз к нему, кто бы то ни был, и успокоить, обнять. Но ночные монстры не давали мне это сделать, они тесно обступали меня так, что мне было даже трудно дышать.

– Мама, – шептала я, когда мне было очень страшно, а плач снизу был особенно грустным и тоскливым.

– Малыш? Почему ты не спишь? – она поворачивалась ко мне лицом. Я, свернувшись в куколку, сидела у свечи. Когда я видела ее глаза, все монстры вдруг убегали, они почему-то боялись мамы. – Опять чудовища? Почему ты не ляжешь ко мне?

Тогда я собираю свое одеяло, тушу маленький огонь и быстро перебегаю к ней. Мне все еще кажется, что кто-то схватит меня за лодыжку. Монстры растворяются, а плач не прекращается.

– Вот так, – приговаривает она, накрывая меня еще и своим одеялом. – Спи, малыш.

– Мама, – я прижимаюсь к ней. – Ты слышишь?

– Что слышу?

– Как кто-то плачет внизу? Он плачет почти каждую ночь.

– Тебе кажется. Это не то, что ты думаешь, – объясняет она, засыпая. – Ставни скрипят. Сквозняк ходит, ты же знаешь? Проказник ветер…

– Ветер в подвале? – спрашивала я, но мама уже спала. Тогда и я с головой ныряла под одеяло, лишь бы не слышать, как кто-то громко льёт слезы, и быстро проваливалась в сон.

Ещё каждый вечер она уходила куда-то вниз, в подвал, и всегда старалась сделать это незаметно, но у неё не получалось.

Однажды, после долгого наблюдения за ней, я спросила:

– Зачем ты туда ходишь, мама?

Она остановилась и нахмурилась. Потеребила в руках ключ, висящий на шее. После этого она часто трогала ключ, когда нервничала.

– По делам, – ответила она, дернулась с места, а потом вновь была остановлена моим следующим вопросом.

– В подвал?

– Ты за мной следила, малыш? – я услышала нотки огорчения и злости в ее голосе и замялась. – Да, в подвал. Не смей за мной ходить. Дело не твоего ума. Вырастешь, поймешь.

После этого разговора я больше не интересовалась тем, что она делает в подвале каждый вечер. Её обида на меня смешивалась с каким-то страхом, я не понимала ничего. Со временем любопытность моя угасла и я привыкла. Мы больше не заговаривали об этом и всячески старались избегать слова «подвал».

Вспоминаю свое детство сейчас и немного скучаю по нему. Оно было сплошной нескончаемой сказкой. Я очень благодарна маме за то, что она помогала этой сказке жить.

– Твой дедушка был таким же, как и ты, – говорила она иногда грустно. Обычно, перед сном, когда мы засыпали.