Ксения Свейковская - Апрельский рассвет

«Некоторые из самоубийц умирают, молясь, чтобы их кто-то нашёл, спас до того, как придёт конец…»

– Кира, отойди от окна.

Девушка даже не повернула голову – никак не отреагировала на довольно громко сказанные слова мамы.

– Кира, – послышалось новое обращение, точно так же оставленное без внимания.

Вид на город с высоты десятого этажа слишком притягивал, манил своей атмосферой – атмосферой свободы и суеты. Слишком уж давно ей не удавалось хоть просто выйти из дома…

По правде говоря, на это не хватало сил: после того, что случилось пару месяцев назад, Кира практически забыла о том, как жила раньше. Встать с кровати, расчесать волосы – всё это казалось невыполнимым. Руки опускались сами по себе, стоило лишь посмотреть на себя и свой отвратительный внешний вид в зеркале. Раньше было иначе…

«Что же я сама с собой сделала…»

Она очнулась спустя четыре дня. Чудо, не иначе – за это время даже мама успела потерять надежду на то, что дочь выйдет из комы. Долгие девяносто шесть часов после почти что удачной попытки самоубийства показались вечностью. На границе между жизнью и смертью, там, где никакие мольбы и сожаления не помогут, многие люди понимают то, чего раньше просто не хотели признавать. И, наверное, ей нужно быть благодарной за спасение, за то, что ей подарили второй шанс на счастливую жизнь…

Но Кира не чувствовала ничего: ни радости, ни стыда. Смотря на взволнованное, заплаканное лицо мамы, на уставших врачей, она ловила себя на одной неутешительной мысли: все эти старания и переживания того не стоили.

Она сама и её жизнь были не настолько ценными.

Было ли это ошибкой или неверным решением? На этот вопрос ей ответить так и не удалось. Хотя, над чем тут думать, верно? Может быть, какая-то часть её души так и осталась на границе миров; в ней навсегда исчезла тяга что к жизни, что к смерти. Желание умереть не являлось случайным или беспричинным, а тогда оно и вовсе приняло облик спасения от проблем, решать которые уже просто не было сил.

В какой-то момент ей показалось, что выбраться из кошмара удалось навсегда, но он вернулся: с новой силой, не давая ни на минуту забыть о прошлом, напомнил о себе тогда, когда она впервые открыла глаза после кратковременной комы. Находясь без сознания, она слышала практически всё – и разговоры врачей с мамой, и чьи-то вопли, и тихий-тихий, еле слышный шум, что проникал в палату. Она была заперта в своём теле и ничего не могла с этим сделать. Надежды и прощения – всего лишь глупые, глупые крики; они словно летели в пустоту, так и не возвращаясь обратно.

Но в мыслях осталось только одно: «Почему ты не подумала обо мне?» – вопрос, заданный её единственным родным человеком…

Что Кира могла сказать? Сообщить о том, что ей надоело жить, подчиняясь правилам? Ей было плохо, очень плохо, но до самого конца на это никто не обратил внимания. Почему учёба, какие-то призрачные – даже не её собственные! – мечты, невыполнимые для большинства цели казались даже ей самой важнее, чем собственное состояние? Почему даже сейчас, чуть не умерев, она вынуждена выносить на себе призрачный осуждающий взгляд?

После реанимации – заточение в больнице; этого избежать было никак нельзя. Даже многие врачи не раз намекали на то, что покончить с собой просто – нужно лишь иметь нездоровую тягу к смерти. Но Кира, ложась спать на неудобную кушетку в старом холодном здании, раз за разом прокручивала в голове одно-единственное воспоминание: то, как она медленно, сквозь ужасную тошноту, закрывала глаза от усталости, поддаваясь чему-то сладостному, неведомому и такому жуткому, глядела на расплывчатые цвета спальни, а затем – на кромешную тьму.

Снова увидеть свет ей удалось нескоро.

За время, проведённое в больнице, она поняла: самоубийство – слабый, непростительный поступок человека, которому уже нечего терять. И чтобы на него решиться, нужна либо граничащая с безумием отвага, либо же бескрайнее отчаяние.

Вот только её выбор априори был неверным.

Отныне же её спутником была скука – такая, что заставляла жалеть о своём невольном выборе. Её ничего не интересовало, она ничего не чувствовала. Это было похоже на бесконечную петлю или цепь, которую не получалось разорвать… Пусть она и не пыталась этого сделать.

Вернуться домой ей разрешили всего лишь пару дней назад. Не помня себя от какой-то еле ощутимой, но в то же время поражающе сильной радости, выразить которую никак не удавалось, Кира собирала вещи, неаккуратно запихивая всё в одну сумку. Хотелось поскорее уехать из этого места, забыть обо всём, что произошло… Но пережитое преследовало её и не давало покоя.

Есть ли шанс на то, что дальше всё станет лучше?

Сколько часов она провела, сидя возле окна, смотря на бегущих, спешащих туда-сюда людей? Может, у кого-то из них есть цель, а у неё – нет… Но на новый отчаянный шаг смелости уже не хватало.

– Хорошо.

– Я ведь не могу вечно за тобой присматривать… Неужели нужно и окна решётками заколотить?

Кира сделала пару шагов в сторону, удивлённо оглянулась, но тут же подошла обратно и сдвинула шторы. В комнате тут же стало темнее и будто более уныло – до этого момента так не казалось.

– Ничего не нужно. Я не настолько глупая… Есть шанс, что падение с высоты смягчат деревья, а значит, можно просто остаться немощным инвалидом. Так что прыгать отсюда – совсем не вариант, если мне вдруг…

Послышался вздох: видимо, мама ей уже не верила, да и не воспринимала всерьёз любые её слова, ведь в уме уже давно навесила на дочь клеймо сумасшедшей.

– Лекарства уже убрать пришлось… Ты так и не поняла, какие последствия имел твой поступок?

Кира отвела взгляд: она не представляла, да и не хотела представлять то, что испытали люди, которым пришлось вытащить её из цепких лап смерти. Понятное дело, что теперь всем, кто в курсе произошедшего, страшно за неё. Было бы ей небезразлично…

– Я всё знаю. Можешь не напоминать.

– И всё равно ты продолжаешь говорить так, словно ничего не было…

– Почему? – с недоумением спросила она.

– Ты не представляешь, что ощущала я , когда нашла свою родную, единственную дочь… В таком состоянии.

«В таком состоянии» – без сознания, с посиневшими пальцами и губами, с рассыпанными пригоршнями разных таблеток, пилюль и капсул вокруг. Картина малоприятная и наверняка пугающая. Но почему мама старается опровергнуть тот факт, что Кира решилась на это по собственной воле? Почему ей проще поверить в чьё-то негативное влияние, чем постоянно скрывать от самой себя правду?

– Я понимаю, что это тяжело, но ты же врач… Тебе не привыкать.