Юрий Ситников - Двойная игра

– Мы хотим как лучше.

– Как лучше будет, если вы оставите меня в покое. Алис, я знаю, ты желаешь мне добра, но сейчас не та ситуация. Я не смогу веселиться с вами, делая вид, что ничего не произошло.

– Тогда давай просто прогуляемся по набережной.

– Нет. Иди с Глебом в кино.

– А ты?

– Останусь дома.

– Люсь.

– Алис, не начинай.

Помолчав какое-то время, Алиса спросила:

– Ты его любишь?

– Кого?

– Димку.

– Димку? А кто это? А-а… смутно припоминаю. Это тот козёл, который с Глебом в одном классе учится?

– Люсь!

– Видела пару раз. Фу! Не в моём вкусе.

– Высказалась? Полегчало?

– Ещё как.

– А если без шуток.

– Я его ненавижу.

– И простить бы не смогла?

Люська молчала.

– Он, конечно, поступил отвратительно, – сказала Алиса. – Подло. Но мне кажется…

– Стоп. Не врубаюсь, ты собираешься его защищать?

– Нет.

– Вот и закроем тему. И попрошу больше в моём присутствии не упоминать его имени.

– Глеб сказал, Димка несколько дней в школе не появляется.

– Плевать!

– Он ему звонил, я, кстати, тоже звонила. Телефон отключён. А к домашнему Димку не подзывают, говорят, не может подойти.

– Зачем ты мне это рассказываешь? По-человечески же попросила тебя сменить тему.

– Прости.

Люська отвернулась к окну, всхлипнула и внезапно расплакалась.

– Алиска, мне так плохо. Никогда ещё я не чувствовала себя хуже. Я совсем одна.

Обняв Люську, Алиса начала гладить её по волосам.

– Ты не одна. У тебя есть мы с Глебом.

– Как он мог, Алис? Предал меня. Променял на Верку.

– Не плачь, Люсь.

– Она ж дура, пустышка, неужели он сам не видит. Узнала про Порше, и сразу встретиться захотела.

– Про какой Порше?

Закусив губу, Люська отстранилась и начала вытирать слёзы.

– Не обращай внимания, это я так, несу всякую чушь.

– Я чего-то не знаю, Люсь?

Люська пересказала о переписке с Верой.

– А что дальше? – удивилась Алиса.

– Пока не придумала, но Верка пожалеет, что отбила у меня Ди… ну, ты поняла, о ком речь.

– И всё-таки ты его любишь, – засмеялась Алиса.

Люська молчала минут пять. Мотала головой, всхлипывала, тарабанила пальцами по столу, и вдруг призналась:

– Если бы Димка сейчас позвонил в дверь и сказал мне «Привет», я бы его простила.

– Знаю.

– Только не вздумай сказать об этом Глебу. Алис, учти, проболтаешься – дружбе конец.

– Когда я выбалтывала твои секреты, Люсь?

– Вот и этот храни. Помни: Глебу ни слова!

В коридоре раздался звонок. Алиса встала, но Люська схватила её за руку.

– Сиди, Глеб откроет.

– Глеб в ванной, он не услышит.

– Тогда сама открою, это Паня пришла.

Люська вышла в коридор, подошла к входной двери, примкнула к глазку и в ужасе отшатнулась.

Я как раз выходил из ванной, когда увидел бледную как смерть сестру.

– Кого ты там увидела, привидение?

– Почти.

– А точнее?

– Там… там этот…

– Кто звонил? – спросила Алиса.

Звонок повторился.

– Димка, – одними губами прошептала Люська.

Мы с Алисой переглянулись. Люська снова посмотрела в глазок.

– И долго собираешься мариновать его на площадке, Люсь?

– Я… он…

– Люсь, вспомни, о чём ты говорила минуту назад.

– Алис, я же просила.

– Люсь, вспомни, – настаивала Алиска.

– Да помню я, помню.

– Тогда почему медлишь?

И Люська решилась. Поправив причёску, она сделала глубокий вдох, открыла замок и распахнула дверь.

Димон стоял на пороге с потерянным видом.

– Привет, Люсь.

– Припёрся вымаливать прощение? Зря потратил время. Ты для меня умер! Даже если встанешь на колени – не прощу. Вали отсюда! – Развернувшись, Люська ушла к себе, громко хлопнув дверью.

Поймав мой взгляд, Димон спросил:

– Глебыч, можно пройти? У меня беда случилась.

***

– Димка, почему у тебя лицо расцарапано? – спросила Алиса, когда Димон прошёл в кухню. – Где так угораздило?

– Лицо – ерунда. У меня проблемы посерьёзнее царапин.

– Выкладывай.

– Такая измена произошла, до сих пор очухаться не могу.

– Не тяни, Димка.

– Короче, если в двух словах, то Веру грабанули.

– Как?

– И главный подозреваемый – я!

Не успели мы с Алиской удивиться, а Димон добавил:

– Точнее, не главный подозреваемый, а единственный. Круто, да? Полнейший абздольц!

– Шутишь?

– Я похож на шутника, Глебыч?

– Говори с самого начала.

– Три дня назад это произошло. Из квартиры Веры украли десять тысяч евро.

– Ого!

– Мать Веры, Екатерина Станиславовна хотела накатать на меня заяву в полицию. Родителям еле удалось с ней договориться. Отец машину продаёт. Деньги надо вернуть в кротчайшие сроки.

– Ты-то здесь при чём?

– Они меня обвиняют в краже.

– Они?

– Вера и Екатерина Станиславовна.

– На каком основании?

– На основании Вериных слов. Её избили, в квартире всё перевернули вверх дном. Я в ауте! Влип капитально, – Димон уронил голову на стол, тяжело задышал.

– Подожди, – я похлопал его по спине. – Из твоих слов ничего не понятно. С какой стати Вера обвиняет тебя, она с ума сошла?

– Скорее всего, с катушек съехал я. Я ничего не помню, Глебыч.

Алиса налила в чашку воды и поставила её перед Димоном.

– Выпей воды и расскажи, наконец, что у вас там произошло?

– Чёрт, не помню, Алис. События того вечера стёрты из памяти. Я ж очнулся на скамейке в сквере. Кругом темнота, людей нет, рядом лежит дворняга. Голова раскалывалась. Минут десять сообразить не мог, кто я и откуда. Когда вспомнил, пошёл домой. Ну, как пошёл. Шаг делаю и падаю: всё кружится, вертится. Тошнило сильно. Дома паника, мать в крик, спрашивает, что и с кем я пил. Отец наезжать начал. А я никакой, убитый стою, смотрю на них, а перед глазами круги плывут. Потом упал. В себя пришёл утром в своей кровати, голова продолжала болеть, но уже не так остервенело.

– А дальше?

– Дальше – жесткач! Предки почему-то не пошли на работу, сидят на кухне, молчат. Отец пачку сигарет выкурил, хотя бросил курить год назад. Спрашиваю, в чём дело, а они… В полночь к нам заявилась мать Веры, бизнесменша эта. Обвинила меня в краже десяти тысяч евро и избиении Веры. Начала вертеть перед лицом отца телефоном, говорила, что добьётся моего ареста, требовала, чтобы я немедленно вышел из комнаты. Не знаю, как им это удалось, но дело замяли. Екатерина Станиславовна пообещала не заявлять в полиции о краже и нападении на Веру, но потребовала вернуть в конце недели деньги. Плюс приплюсовала сто тысяч рублей за ущерб. Родители меня убить готовы. Стыдно в глаза им смотреть. Мать говорит, надо переезжать в другой район, если история получит огласку, на меня каждый будет показывать пальцем.

– Абсурд. Какой абсурд! Димон, ты же не брал деньги. Не брал ведь?

Димон посмотрел на меня и уже тише, почти шёпотом, повторил: