Мария Мартова - Детский сад

И ее послушны дети,
И никто не замечал,
Чтоб когда-нибудь на свете
День какой-то не настал.

Так живут семьей все вместе —
Семь детей, семь дней, семь «я»,
Каждый день всегда на месте.
Нарушать черед нельзя.

Вместо Пятницы Субботе
Нету прав нарушить строй,
И не смеет Вторник в счете
Ошибиться – он второй.

И такой порядок нужен
На земле для всех людей,
И с таким порядком дружен
Всяк из всех в неделе дней.

Дни недели все мы знаем,
Счет у них по именам.
Как считалочку, считаем
Всю неделю мы по дням.

А они растут, ребята,
Все бодрей и веселей,
Как солдаты, аты-баты,
Друг за другом все семь дней.

Повзрослели и устали
Каждый день себя считать,
И без устали все стали
Веселиться и играть.

Семь девчонок и мальчишек
Друг за другом, день за днем,
Семь веселых ребятишек,
Веселятся всемером.

Вот такая семидневка,
Вот такие эти дни.
Всей семьею дружной спевкой
Хором в лад поют они:

– Мы веселые детишки,
Нам не скучно никогда.
Мы сестренки и братишки:
Понедельник и Среда,

Есть Четверг и есть Суббота,
Есть и Пятница средь нас,
Есть и Вторник – всем охота,
Веселясь, пускаться в пляс.

Ну а если Воскресенье
Наступает в день седьмой,
Начинается веселье,
Веселимся всей семьей.

Мы поем все вместе хором,
А потом по одному.
Спеть и с жаром, и с задором
Всяк охота самому.

– Понедельник – день тяжелый,
Потому что первый день.
Только я всегда веселый,
И трудиться мне не лень.

– Ну а я веселый Вторник,
Я за ним иду вторым.
Я, как будто в доме дворник,
Заметаю след за ним.

– Ну а я Среда-сестрица,
У меня задорный нрав,
Обожаю веселиться,
Знаю много я забав.

– Я Четверг, всегда четвертый —
И сначала и с конца,
Я калачик очень тертый.
Нет шустрее сорванца.

– А я Пятница-девица,
Очень любят все меня.
Как же можно не влюбиться?
Будний день последний я.

– Ну а сестра Суббота,
Прихожу всегда шестой,
Нет мне горя, нет заботы
В свой законный выходной.

– Я у матушки последний,
Все расту день ото дня,
Называюсь Воскресеньем.
И счастливей нет меня.

Веселятся и смеются
Дни-затейники с лихвой,
А потом за ум возьмутся:
Мать Неделя держит строй.

И бегут без опозданья
Дни и ночи напролет
В шумном вихре мирозданья,
Не сбивая четкий счет.

Так проходят друг за другом
Дни недели без конца,
А недели вечным кругом
Подрастают в месяца.

Ну а месяцы годами
Обрастают, чтоб потом
Вскоре сделаться веками
Год за годом, день за днем.

Сколько будет мир кружиться,
Ночь менять на новый день,
Все недели будут длиться,
Будет дням кружить не лень.

Вместе с матушкой своею
Будут жить среди людей
С каждым днем все веселее
Семь чудесных дружных дней.

Раз в далекой деревушке
Жил старик в своей избушке,
С ним жила его старуха,
Да туга была на ухо.
Что ни скажет бабе дед,
А она все «нет» да «нет».
В небе дождь и гром гремит,
Во дворе белье висит.
Надо б выбежать из дома,
Да не слышит баба грома.
Замычит в хлеву корова —
Подоиться просит снова.
Но буренкино мычанье
Для старухи что молчанье.
Коли в доме глухота,
То беда и маета.
Правда, горе-старики
Не страдают от тоски,
А живут себе в ладу,
Счастье ждут, а не беду.

Жизнь идет. Но как-то раз
Не сомкнет старуха глаз:
Ночь за ночью напролет
Шум уснуть ей не дает.
Старика она корит,
Мол, ночами он кричит.
Но не верит ей старик.
Знать, послышался ей крик.
– Ах, ты, старый дуралей,
Не видать своих ушей.
Шум стоял погромче грома,
Не снесло едва полдома, —
Раскричалася она,
Гнева бабьего полна.
А старик, кряхтя в бородку,
Вышел в самую середку,
Посреди избы стоит:
– Ой, и впрямь, вон там шуршит,
Будто мышка завелась.
– Мышка? Фу, какая мразь! —
Разругалася старушка. —
Где мышиная ловушка?
Проворчал старик неловко:
– Есть в кладовке мышеловка.
– Если есть, то надо взять,
Мышь поймать и дальше спать.
У старухи нрав суров.
Дед пошел без лишних слов,
И на мышь одну вокруг
Разложил силков семь штук,
И наживки для плутовки
Разложил он в мышеловки.
– Сыра в дырочках кусок
Положи-ка на зубок, —
Дед бубнит, кладя приманку. —
Попадешься на обманку.
– Не уйдешь ты от меня,
Не упустит западня, —
Потирает баба руки.

Утром, впрямь, в последней штуке
Увидала чей-то след.
Но не мышь в силках, а дед.
– А, попался, старый хрыч!
Ну, теперь держись, не хнычь.
– Что ты, что ты? Я, ей-богу,
Зацепил в потемках ногу
Крепко так, не расцепишь.
– Хорошо. А где же мышь?
Дед заохал, застонал
И куда-то захромал.
– Ты куда, ядрена корень?
Вижу, больно ты проворен.
От меня не убежишь.
Чем ловить мы будем мышь?
Дед ответил торопливо:
– До чего же ты сварлива.
От тебя не убегаю,
Я другую хитрость знаю,
Услужить всегда я рад.
Слышь, для мыши нужен яд.
Все же лучше, чем капкан, —
От него не будет ран.
Дед собрал все мышеловки
И сложил на дно кладовки.
Там же он стрихнин нашел
И рассыпал яд на пол.
По избушке слева, справа
Уготована отрава.

Только ночь пришла в их дом,
Оба спят глубоким сном,
Храп стоит до потолка.
Тихо, мирно все пока.
Так и спали б без хлопот,
Но старуху страх неймет.
Вдруг как старая подскочит
Да спросонья бред бормочет:
– В доме нечисть завелась.
Слышишь, старый? С печки слазь.
И толкнула старика.
Дед упал, отбил бока:
– За какие же грехи
Так сурово бьешь?
– Апчхи!
– Что сказал ты?
– Будь здорова!
– Пчхи! Апчхи! – опять и снова.
Тут старуха не сдержалась:
– Да не я ведь расчихалась!
– И не я, – ответил дед. —
Мне чихать охоты нет, —
В страхе он перекрестился. —
Кто здесь третий объявился?
Принесли кого-то черти,
Напугав до полусмерти.
Притаились, ждут. «Апчхи»
Прекратились.
– Хи-хи-хи! —
Вместо странного чиханья
Слышат чье-то хохотанье.
Чей же смех нарушил тишь?
– Вижу, слышу. Это мышь! —
Вдруг раздался бабкин вой
В непроглядной тьме ночной.
Баба охает в сердцах,
Наводя на деда страх.
Мрак пронзает гневный взгляд. —
Нет, чтоб просто скушать яд,
Дать нам спать и бед не знать,
А она давай чихать.
Бабка тапком запустила,
Не попав, горшок разбила,
За мышонком побежала,
На ходу запричитала:
– Пропади он, тот горшок!
Мышкин скорый был шажок.
В норку – прыг, и хоть бы что.
Догони теперь ее.