Evgenii Shan - Лесные повести

Год выдался урожайным, а дальнее урочище в вершине Байгола на абаканской тропе было вовремя выписано в лесхозе на нашу компанию. Олег, как безработный, жил там в балагане в ожидании ветра, а мы были в посёлке. Полная боевая готовность к массированному сбору падающих шишек под напором ветра «тушкен». Этот сезонный ветер – главный помощник орешника в этих местах. Приехавший ко мне в гости отец, также был отправлен к Олегу на таёжный стан. Двоим им было не скучно, а мы с Валеркой их навещали. Осень звенела своими отживающими красками. Горные хребты расцвечивались редкими пятнами красной рябины и ирги, охряных осинников посреди нескончаемого моря тёмной хвои. Сухо и тепло. Природа как бы затихла в ожидании чего-то. Чего-то важного. Птицы давно слетели в низины, ближе к Оби, лес опустел и замолк.

Перед самым началом орешного сезона надо было отогнать лошадь в урочище, чтоб вывозить орех. Валерка поехал верхами короткой тропой, а я на его мотоцикле в окружную, по дорогам. Дороги в урочища, которые уже прошлись рубками, постепенно падали. Два-три года после рубки еще держались мостики через множество ручьёв, обочины отводили талые воды и осенние дожди. За это время лесхоз успевал засадить выруб маленькими трёхлетками кедра, провести первый уход. Через некоторое время мостики сносились весенними паводками, а дорога размывалась взбесившимися ручьями. Пустые урочища, которые покинул человек, к осени приобретали какое-то фантастическое содержание. Казалось, ты один на всём белом свете, по крайней мере, на ближайшую сотню километров. Да так оно почти и было. С самого дальнего конца нашего пути выйти можно было только самостоятельно, никаких машин в эту сторону и быть не могло.

Ручьи текли медленными чистыми струями, пробирались между камнями и старыми замшелыми колодами. Высокая трава затеняла от августовского солнца русла и маленьких речек. Редкие остатки кедрачей с каррами затёкшими баррасом напоминало о старых участках подсочки, которые существовали с десяток лет, а потом были вырублены в одну зиму. Тестя, Чужина, Акчина…. к самой вершине Курускановский. Я ехал медленно, перетаскивал мотоцикл с люлькой через промытые мостики, останавливался покурить и посмотреть вокруг. Тишина и запустение на вырубах, кое-где покошенных и вывезенных уже, кое-где засаженных культурами. Редкие облака бежали по небу куда-то, солнце играла на хребтах, склоняясь к западу. На конце дорог встретились с Валеркой, переговорили, и он поехал домой, а я пошёл с конём по тропе к нашему орешному стану.

Тропа была знакомой, мы уже не раз по ней взбирались к кедрачам, обходили эти угодья в поисках маралов. Стреляли здесь глухарей, встречали и медведя часто. По этой тропе старожилы двух посёлков в конце лета ходили в вершину Абакана рыбачить. Пахло прелыми травами, которые уже выспели и умирали, редко перепархивали дрозды. Только они да рябчики с глухарями оставались в тайге на долгую зиму. Даже треска кедровок не слышно, эти тоже сейчас заняты заготовкой ореха. Изредка падает шишка рядом, чуть траченная клювом птицы-лесника. Кедровка готовит орех только отборный, шишку выбирает самую лучшую. Прячет орешков столько, что самой и не съесть. Весной этот орех всходит молодыми кедровыми сеянцами. А трещит эта птица только предупреждая об опасности. Ни я, ни мой конь опасности никакой не представляли, молчат кедровки, трудятся. Назавтра и мы все начинаем работать в лесу, вот-вот начнётся страда. Тушкин – ветер сшибающий шишку. Так и случилось.

Мы проснулись от дикого воя ветра в вершинах, треска ломающихся сучьев где-то. Ветер носился порывами по гриве, трепал деревья и кусты, крутил низкие тучи. Луны не было, кромешная тьма и вой ветра. Похолодало. Под утро ветер утих, мы уснули в своём старом балагане из веток, укрытых полиэтиленом. Проснулись уже от холода. Падал хлопьями снег. Всё пространство под могучими кедрами было усыпано шишками, и они продолжали падать. Сырые, тяжёлые, под воздействием малейшего ветерка. А ветерок начинался поздним утром и переставал к обеду. Через два дня поднявшееся солнце растопило остатки снега в тени кустов, открыло остатки несобранного ореха. Большая отгороженная запань в корнях кедра рядом с балаганом была полна. Валерка привёз машинку для переработки ореха, и дело пошло к своему логичному завершению. Вывозить будем обработанный орех, как тут и принято всегда. К чему мусор перетаскивать. Откидывать орех будем уже дома в посёлке.

По окончании работ по переработке шишки навьючили орех на коня первую партию, да и отца домой отправили с Олегом. Ему ж надо в бане помыться после недельного таёжного житья. Сами же решили подняться до перевала, посмотреть на Саяны. Альпийские луга, такие знакомые по экспедициям открылись взору под синим осенним небом. Трава уже придавлена снегом, только торчат головки сиреневые Левзеи – маральего корня. Кедры низкие, луга покосами разбегаются по ложкам. Видно далеко в прозрачном воздухе, множество хребтов. Где-то там далеко Енисей, моя родина. Хочется вернуться сюда зимой, по первым снегам. Соболя тут много. Прохладно здесь, уже осень в своих правах, хоть и трава полеглая зелена, темнохвойники не выдают яркости красок, нет тут осин с рябинами. Даже в тенёчке кое-где и снег не растаял. Накопал немного корешков, налюбовался приземистыми кедрами с широкими кронами, да и назад к стану. Вернусь ещё.

А ближе к осени уже посыпали дожди, которые на перевалах снегом оборачиваются. Не позднее середины сентября снег закрывает эти гривы, перевалы. Садринский и Албасинскую тропу. Бёжа в снегу. Два Аталыка, большой и малый, шапки свои обновили, сверкают на горизонте. От такого простора легко на сердце.

Зима подкрадывается всегда незаметно. Всё чаще начинает лететь снег, хлопья его ложатся на серую холодную воду, и вот уже не тают, а ледяными комочками плывут и соединяются друг с другом. Начинается на реке и речках шуга. Шуга облепляет прибрежные камушки, а на горных малых речках покрывает всё дно салом. Речка в последних усилиях набухает, поднимает свой уровень, пытается вырваться из неизбежных ледовых объятий. Просыпаешься наутро. Тишина. Снег летит медленно, кружится, ложиться на пихтовые лапы, на траву. Светло. А речка замерла, стянутая тонким ледком. Лишь кое-где на перекатах еще виднеются полыньи с черной бурлящей водой, но скоро затягиваются и они. Зима.