Дорофея Ларичева - Эльфиния. Заговорённые холмы

– Аня? Эля? – я с трудом разлепил губы. Попить бы.

– У девочек иная миссия, – охотно пояснил Марат. – Удар принял ты, как воин вашего отряда. Ваш чародей будет охранять человека с книгой.

Мне показалось, или в его тоне послышалась виноватая нотка?

– Иди за мной, – он распахнул скрипучую решетку.

Я с обречённостью цепного бобика поплёлся за ним по коридору. Спинки жуков приветствовали нас тёплым алым светом.

Я шел за рогатым медведем, ожидая любой подлости и мысленно проклиная свою невезучесть. Ох, угораздило же Аню выбрать себе жениха!

Но что-то этакое во мне, что люди зовут интуицией, подсказывало – не приключись с нами Аниной любви, случилось бы нечто иное. Мы теперь часть города, как не отнекивайся, пришлось бы отвечать наравне с городскими.

Коридоры и широкие лестницы вывели нас вверх на широкую анфиладу залов с белоснежными, точно тончайший морозный узор на стёклах, распахнутыми воротами, с высокими потолками, расписанными настоящими картинами.

Свет шел отовсюду. В каждом предмете теплился лунный отблеск – холодный, желтовато-голубой, таинственный. На остроконечных длинных окнах в мелком резном переплёте серебристо-синими крыльями дрожали занавески.

– Теперь вам нужны непотеряйки – особые артефакты. Если отряд разлучат, они помогут отыскать друг друга, – решил утихомирить моё беспокойство Марат.

На его бас радостно отозвалось эхо, полетело по гулким залам, передразнивая, преумножая звуки наших шагов.

Чтобы сосредоточиться и прийти в себя я вглядывался в портреты удивительных существ на стенах. Сердце по-прежнему колотилось после перенесённой пытки, но голова уже соображала. Раз Марат говорит, это лишь цветочки по сравнению с проверкой самих сидов, хорошо, что я пережил испытание под его надзором.

Мы миновали ещё несколько вычурно красивых, точно королевских залов. Мне есть с чем сравнивать, я был в Эрмитаже, был в Екатерининском дворце. Загородная дача Владыки городских могла бы с ними посоперничать.

А потом нас укутали жар и духота настоящего камина. Пахло дымом и отчего-то баней. Марат рыкнул, подхватил с пола кочергу и долбанул по каминной решетке.

Бам! Бам!

– Вылезай, головешник. Выбирайся из тёплых мартеновских печей, довольно тебе на заводе нежиться. Головешник, есть работа!

Огонь затрещал, даже, кажется, сгустился. Поленья в глубине зашевелились, и из них поднялось нечто живое. Горелые ветки пальцев схватились за решетку, вздыбилась серыми мышцами человеческая спина. Названный головешником подтянулся, высунул чёрное в огненных трещинах лицо из камина.

Народные умельцы похоже вырезают из коряг мордочки леших и продают на ежегодной осенней ярмарке. Только по бокам физиономии скорчившегося в камине диковинного создания длинными космами свисали пламенные бакенбарды, и от них валил чёрный дым.

– Суетливые городские! – ворчливо проскрипел головешник. – На заводе новую доменную печь запустили, только обживать начал. Там сталь плавят, – он фыркнул. – Отвык я от древесного огня.

Марат пропустил нытьё мимо ушей. Прирождённый мучитель…, нет, учитель. Ничем его не прошибёшь.

– Пр о клятая книга нашлась. К сидам, то есть к холмовикам отправляют отряд.

– Сиды – это плохо, – которым по счёту за день сообщило нам чудо-юдо.

Мне начало казаться, что проще отправиться со своим котелком и приправами в гости к людоедскому племени, чем к таинственным жителям холмов. Это Элька Тихонова к родне возжелала. А моя родина здесь, в городе.

Я в который раз попытался вспомнить хоть что-то из мифов, но ничего, кроме сказки про Томаса Рифмача на ум не приходило. В того, вроде, влюбилась сама королева эльфов и пригласила в свои зачарованные чертоги. Эй, сиды, для меня королевы не найдётся? Я, вроде, не урод.

– Что надо-то?

Головешник опёрся подбородком на обхватившие решетку пальцы – по семь штук на каждой ручище. С бакенбардов на каменный пол слетали яркие искры.

– Делаю мечи, кинжалы, доспехи, – начал перечислять огненный гость.

– Пока непотеряйки для него, – медвежья рогатая голова указала на меня, – и его четверых спутников, один из которых простой человек, а другой – могущественный чародей из иных сфер Мирозданья.

– Для этих двоих выкую, не впервой, – наших веди, рогатый.

Марат тряхнул мохнатой гривой, опустился на четыре лапы и протяжно и неожиданно нежно позвал:

– Ма-арта-а!

Прямо из стены выпрыгнула рысь с журавлиной головой, а за рысью вышли её ученицы. Их одежды светились как и все вещи в этом доме. От Эльки и даже Анюты за версту несло волшебством. Времени девочки даром не теряли.

– Вижу, чую, – согласился головешник, едва взглянув на них, – будут вам непотеряйки. Что ещё потребуете от меня, пока не вернулся на родной завод?

В центры сетевого контроля, как их называли эльфы, годами стекалась вся информация о творящихся в городе делах. Каменные горгульи и химеры на фасадах, прочие невидимые человеческому зрению соглядатаи подсматривали, подслушивали, поглядывали, выслеживали шпионов леса, сами шпионили без стеснения.

Здесь же, в центрах, собирали всю переписку с компьютеров горожан, просматривали видео с камер наблюдения полуживые существа, родичи городских горгулий. Они не хотели спать, почти не ели, только копили информацию в своих каменных телах. И при случае делились ею с городскими видящими.

Один из центров находился в краеведческом музее неподалёку от дома Августа. За массивной железной дверью гудели современные компьютерные серверы, перекачивали информацию в трёх каменных созданий.

Одно из них – человечек из серого пористого камня бородатый, кривобокий, с едва оформленными руками-клешнями, которые легко держали шариковую ручку. К затылку человечка тянулись разноцветные провода, подсоединённые к торчащим из камня микросхемам.

Второе существо оказалось скульптурой рабочего времён советской власти. Улыбчивое гранитное лицо, кепка на подстриженных волосах, рубаха с аккуратным воротником, чуть подмятые брюки. Этому провода уходили в спину.

Третьим был настоящий фараон – маленький, человеку до пояса, из чёрного, отполированного до блеска камня. Таких заказывают себе в квартиры и на дачи богатые горожане. У фараона провода макаронинами тянулись из головного убора, похожего на перевёрнутое мусорное ведро.

Статуи расселись на полу, вооружились свеженьким рулоном обоев, шариковыми ручками и играли в любимую игру.

– Потом герой должен куда-то пойти! – шелестящим голосом подсказывал фараон рабочему. И тот послушно писал, куда именно, заворачивал написанное, скрывая от приятелей, и передавал рулон в клешни неотёсанной скульптуры.