Екатерина Кулаковская - Чёрные кирпичи

– Да вот как: Ах, дядюшка-леший, каким Вы слабым стали,

Меня короеды ужасно источили.

– Так нельзя, Чоча-Боча, это не в рифму.

– Вот, кажется, я придумал: Ах, дядюшка-леший, Вы ж раньше крепким были,

Меня короеды ужасно источили.

– Верно, Мятва, так красивее.

– А я хотел последний куплет так завершить: А наш Растопырик сидит и всех жалеет

На старом своем тарантасике.

– А какая рифма к слову «тарантасике»?

– Ну, например, «в классики», Чича. Играют кузнечики в классики. Чем тебе не рифма?

– Ну вот, готово, можно ждать учителя.

Тут, наконец, Леше удалось вставить словцо:

– Уважаемые, не найдется ли у вас воды?

– А ты кто такой? Мы таких не знаем. Небось, соглядатай от волшебников из Золотого Верха? – недоверчиво спросил один из человечков.

– Не говори глупостей, Наспагага, – вмешался другой. – Соглядатаи просто так к костру не подходят. На, возьми флягу, – сказал он Леше. – Попей, а потом расскажешь, кто ты и что тут делаешь.

Пока мальчик с жадностью опустошал флягу, в низком небе появилось нечто летящее. Когда объект приблизился, Леша увидел, что это обычное перо, только очень большое, такое, что на нем смогли устроиться сразу четверо. На самом кончике сидел человечек в элегантной шляпе, украшенной пучком растопыренных в разные стороны белых и черных перышек. За ним разместились курчавый мальчик, жесткие волосы которого изгибались как запятые, и забавный паренек с неимоверно большими ушами и кисточкой волос на лысой голове. Но самым загадочным оказался четвертый. Его глаза выдвигались вперед за счет шарниров, а прическа… Вместо волос на его голове красовались жесткие черные штучки – ну вылитые восклицательные и вопросительные знаки! Следом за пером летело пушистое существо, по внешнему виду и размерам напоминающее бегемота. Человечек, сидевший на его спине, был вооружен громадным ластиком. Вначале приземлилось перышко, а затем растаял в воздухе облачный бегемот, так что его седок шлепнулся бы на землю, если бы не использовал ластик как ковер-самолет. Человечек в шляпе спросил:

– Готово ли стихотворение, которое я задал вам вчера?

– Да, господин Растопырик! – хором ответили жители Черного Низа.

– Тогда скажите мне, о чем я просил вас написать?

– О доброте и сострадании.

– Хорошо. Прочтите, что у вас получилось!

Чернонизяне как по команде вскочили с земли и принялись декламировать:

Сидел Растопырик на старом тарантасе,

Сидел и глядел во все стороны,

А по небу ведьма летала на матрасе,

И каркали черные вороны.

– Что же вы сочинили? Где доброта и сострадание? Это злая насмешка надо мной! Мои труды пропали даром! – воскликнул Растопырик, в сердцах вырвав перо со своей шляпы. – Я улетаю!

– Подождите, подождите, послушайте дальше, – жалобно заныли кости-мости.

– Ладно, – махнул рукой смягчившийся наставник.

Экзамен по стихосложению продолжился:

Спросил Растопырик: – А где ж твоя метелка?

И ведьма печально ответила:

– Метлу мою съела коричневая телка,

Которую в поле я встретила.

Сидел Растопырик, скучал, болтал ногами,

Над западом солнышко снизилось,

Тогда привиденье чуть слышными шагами

К нему потихоньку приблизилось.

– Ах, милый мой, кто же порвал твой саван белый? —

Его Растопырик стал спрашивать.

А призрак ответил: – Мне моль его изъела,

Приходится старый донашивать.

Сидел Растопырик, вертел в руках травинку,

Насвистывал песенку звонкую,

Тут выбрался леший, хромая, на тропинку

И лег отдохнуть под сосенкою.

– Ах, дядюшка-леший, Вы ж раньше крепким были!

Что Вам принесло огорчение?

– Меня короеды ужасно источили,

Я к дятлу плетусь на лечение.

Щебечут синицы, стрижи над полем реют,

Играют кузнечики в классики,

А наш Растопырик сидит и всех жалеет

На старом своем тарантасике.

Дослушав до конца, Растопырик переменил мнение:

– Что ж, неплохо для начала. Но в следующий раз мне хотелось бы услышать веселую песню. К завтрашнему дню сочините мне песенку про ручеек.

– Про ручеек? Но мы не знаем, что это такое…

– Ах, ручейки, они так звенят, в них такая прозрачная вода… – закатил глаза Растопырик, но тут же взял себя в руки. – Ну ладно, сочините мне песенку про веселую мышку.

Ученики согласно кивнули, поэт сел на перышко и улетел. Другие человечки остались, им было интересно, что сочинят кости-мости. Потихоньку подойдя к курчавому мальчику, показавшемуся ему самым добродушным, Леша спросил его, не знает ли тот, где находится замок правителя Черного Низа. Курчавик в ответ отрицательно покачал головой. Мальчик стал спрашивать о том же Слухоловика и Глазомерика, еще двоих с перышка, однако и здесь его ждала неудача. Нужными сведениями обладал только Чумазик, который занимался тем, что стирал своим ластиком кляксы, ошибки, а иногда и последствия дурных дел. Он громко свистнул, и из туманной ложбины, находившейся неподалеку, что-то поползло. Еще немного, еще чуть-чуть – и рядом с хозяином материализовался облачный бегемот.

– Полетели, Пушистик? Возьмем с собой нашего гостя? – Чумазик ласково потрепал своего любимца по спине.

– Полетели, – свистящим шепотом ответил облачный бегемот.

Пока продолжался полет, Леша расспрашивал Чумазика о его друзьях. И вот что он узнал: Слухоловик – музыкант и художник, он снимает со своей головы кисточку и рисует замечательные картины, которыми восхищаются даже жители Золотого Верха. Глазомерик, благодаря своим необычным глазам, замечает даже самую маленькую запятую, убежавшую из текста, а главное, может без линейки измерить любое расстояние. Ну а Курчавик – самый младший, потому и работа у него совсем простая – запятые и точки расставлять.

– А все вместе мы – таблица умножения! – гордо закончил Чумазик.

– А причем здесь умножение? – изумился Леша.

– Ой, оговорился, не таблица умножения, а общество уважения к прекрасному! Обучаем костей-мостей искусствам и руководим здешней самодеятельностью.

Тем временем внизу показался замок из верного черного кирпича. Существовал еще и неверный черный кирпич, он поставлялся из Черного Низа наверх, в королевство Антимирии, где его применяли для строительства кривых домишек, до которых некоторые модники были большими охотниками. Повелитель Черного Низа Меризолус проживал в замке в полном одиночестве. За долгое время правления слуги у него разбежались, замок порос паутиной и мхом, а обслуживал он себя сам, с помощью магии. Он привык к обветшалому виду замка, и даже считал, что это необходимо для большей таинственности. Гости у него бывали редко, поскольку другие волшебники, особенно из Золотого Верха, недолюбливали его за вздорный характер, а простые жители параллельного мира побаивались. Назвать его злым было трудно, он даже пытался покровительствовать искусствам и для просвещения подданных пригласил в свое волшебничество Растопырика с друзьями. Но временами на него находило. Говорили, что он, не особенно задумываясь о последствиях, мог разрушить целый город. Так ли это было на самом деле, никто толком не знал, но вот обидеть грубым словом старого друга, вытолкать взашей не понравившегося гостя или совершить еще какой-либо необдуманный поступок он действительно мог, и случалось это, к сожалению, довольно часто. После таких заскоков у него надолго портилось настроение, и он целыми днями бессмысленно носился по замку, грозился зарезать самого себя и кидался в крыс подковами, припасенными для дарения гостям на счастье.