Валерий Роньшин - Снегурочка на летающей чашечке

Но время шло-шло-шло… Лифт потихоньку старел-старел-старел… И теперь ему больше нравилось спускаться, чем подниматься. А ещё больше ему нравилось просто стоять на месте. И он частенько останавливался между этажами, чтобы передохнуть.

И люди – жильцы этого дома – начали ворчать на лифт. И раньше-то, когда молодой лифт бойко гонял туда-сюда, ему сло́ва доброго никто не говорил. Ну работаешь – и работай. А сейчас, когда лифт постарел и стал работать медленнее, только и слышалось раздражённое ворчание: «Дурацкий лифт… чёртов лифт… металлолом, а не лифт».

Мало того, что люди его обзывали, они ещё злобно пинали дверь лифта, когда она не сразу открывалась, и, столь же злобно, били кулаками по кнопкам, когда лифт не сразу трогался с места. В общем, вели себя не по-людски, хотя с виду и были людьми.

И только одна маленькая девочка относилась к лифту по-человечески; когда лифт поднимал её или опускал, она, выходя из кабины, всегда благодарила его за работу: «Спасибо, лифтик». А входя в кабину лифта, девочка всегда с ним вежливо здоровалась: «Здравствуй, лифтик».

Кстати сказать, другие жильцы дома не только с лифтом не здоровались, но и друг с другом. Войдёт в кабину лифта какой-нибудь жилец и тут же молча повернётся спиной к другому жильцу, который в этот момент в кабине лифта находится.

И только один житель этого дома – за исключением девочки, конечно, – вёл себя в лифте по-человечески: вежливо здоровался со всеми и не поворачивался ко всем спиной. Это был я.

И вот еду я как-то в лифте, то ли вверх, то ли вниз – неважно. И входит в лифт девочка.

– Здравствуйте, – говорит она мне.

– Здравствуй, девочка, – отвечаю я.

– Ой, – вдруг ойкает она.

– Что с тобой? – спрашиваю я.

– Это же новый лифт, – говорит она. – А где же старый лифтик? Он что… умер?

И глаза её начинают наполняться слезами.

– Лифты не умирают, девочка, – успокоил я её.

– Но лифтик же был такой старый.

– Ну и что. Когда лифты стареют, они улетают на планету лифтов. Им там ставят вечные двигатели, и они начинают весело гонять по стоэтажным домам – вверх-вниз… вверх-вниз…

– Правда?! – просияла девочка.

– Конечно, правда, – заверил я её.

И девочка мне поверила. Да и как ей было мне не поверить, если у меня такой правдивый голос и такие честные глаза.

«Как хорошо, – радостно подумала девочка, – что у лифтика теперь вечный двигатель и он будет вечно жить на планете лифтов». И она тут же решила про себя: «Когда вырасту, обязательно стану космонавтом и полечу на планету лифтов, в гости к своему лифтику».

И вот девочка выросла. Но космонавтом не стала. Потому что люди уже не летали в космос, им было не до космоса; у них и на Земле было забот, как говорится, полон рот.

Но девочка всё равно полетела на планету лифтов. Угадайте, мои маленькие читательницы, как именно она полетела?.. Ну конечно же мысленно. Потому что скорость мысли в тысячи раз больше скорости света и в тысячи тысяч раз больше скорости звука. Поэтому девочка со скоростью мысли в два счёта – раз! два! – долетела до планеты лифтов.

Нет слов, как лифт обрадовался прилёту девочки, а уж как девочка обрадовалась встрече со своим лифтиком – тем более слов нет. И они принялись весело гонять по стоэтажному дому: вверх-вниз… вверх-вниз… И говорить… говорить… говорить… Потому что словá к тому времени у них уже появились.

В одном болоте жила маленькая пиявочка. Звали её Лерочка. А по соседству с Лерочкой жил лягушонок по фамилии Квакин. И вот этот самый Квакин влюбился в эту самую Лерочку. И захотел на ней жениться. Взял он в лапку букетик болотных кувшинок и – прыг-скок, прыг-скок – отправился делать Лерочке предложение.

Квакин застал Лерочку в постели. Она нежилась под тёплым одеяльцем.

– Любимая, – воскликнул лягушонок, – выходи за меня замуж!

– Квакин, – поморщилась Лерочка, – ну подумай сам, как я могу выйти за противного, зелёного, с вечно выпученными глазами лягушонка?

– Это я только с виду такой, – ответил Квакин, – а душа у меня беленькая, пушистенькая, с крылышками.

Но пиявка Лерочка всё равно сказала:

– НЕТ!

Лягушонок Квакин вернулся домой ни с чем.

– И что ты в ней нашёл?! – удивлялась мать Квакина. – Обыкновенная пиявка, да к тому же ещё ленивая. Тебе надо взять в жёны скромную, работящую лягушку; я бы хоть головастиков понянчила.

– Мама, ты ничего не понимаешь, – отвечал Квакин. – Лерочка не такая, как все. Она особенная. И я люблю её больше жизни.

Однажды в болоте появился новый обитатель. Окурок.

– Меня зовут мистер Кент, – важно представился он. – Я из Америки.

– Ах, Америка – томно вздохнула Лерочка. – Оазисы… верблюды…

– Любимая, – мягко поправил её лягушонок Квакин, – верблюды и оазисы – в Африке.

Но Лерочка его не слушала, с обожанием глядя на американский окурок. Вскоре она вышла замуж за мистера Кента. И стала требовать, чтобы все называли её – Леруá Кент!

Впрочем, прожили они вместе недолго. Мистер Кент быстро размок в болоте, и пиявка Лерочка осталась вдовой.

Квакин вновь нарвал самых красивых кувшинок и, придя к Лерочке, предложил ей свою лапку и сердце.

Но Лерочка опять сказала:

– НЕТ!

А через некоторое время по болоту поползи слухи, что Леруá Кент, то есть пиявку Лерочку, выловили юные натуралисты; отнесли в городскую школу и поместили там в стеклянную банку со спиртом.

Лягушонок Квакин тотчас же – прыг-скок, прыг-скок – отправился в город.

В городе он отыскал школу, а в школе отыскал кабинет зоологии.

И, представьте себе, увидел там свою ненаглядную Лерочку. Она действительно сидела в банке со спиртом.

– Какое счастье! – запрыгал от радости лягушонок Квакин. – Я снова рядом со своей любимой!

– Никак Квакин явился? – приоткрыв один глаз, сказала Лерочка. – Ох, и достал же ты меня, братец.

– Богиня моего сердца! – воскликнул лягушонок. – Будь моей женой!

– Квакин, – ответила Лерочка хриплым голосом, потому что уже основательно проспиртовалась в банке, – мне здесь предложение настоящий скелет делал из кабинета анатомии. И то я за него замуж не пошла: слишком костляв. А за тебя, заморыша склизкого, тем более не пойду.

Лягушонок Квакин ни капельки не обиделся на Лерочку за эти слова. Наоборот, глядел на неё с трепетной любовью и обожанием.

– Любимая, – начал он проникновенно, – это я только с виду такой, а внутри…

– Ой, слыхали мы эти сказки, – перебила его Лерочка. – То, что ты внутри беленький, пушистенький, да ещё с крылышками. Нет, дорогуша, я теперь учёная. Каждый день учителя зоологии Пафнутьева слушаю. Никакой души не существует. Ни беленькой, ни чёрненькой. А есть внутренности: ну там кишки всякие, печёнки, селезёнки…