Владимир Леонов - Мой ломтик счастья. Издание второе, дополненное

«И пусть я – всего лишь четвероногое существо, но… Твое счастье. Это ты так называл меня. А я запомнил. Я помню, как ты говорил, что я твоя первая радость и твое первое счастье, и что в твоей памяти я останусь навсегда. Я многое помню.

Я помню, как ты впервые меня увидел и какой восторг испытал. Я помню, как ты мыл меня, расчесывал, как ты учил меня верить и любить и как радовался, что я стал верным другом.

Я помню, как смотрел в твои глаза и видел там безграничную нежность и тепло. Я называл тебя «мой мальчик», а ты обнимал меня и радостно восклицал: «Ты мое шерстяное лохматое солнышко». Ты верил мне. И я знал это. Я помню, как ты учился говорить со мной, ты стал рассказывать мне о своей кручине, а я ласкался к тебе.

Я не мог выразить словами, как ты мне дорог, я же не знал язык человека. Я помню, как лежала моя мохнатая голова на твоих коленях, и ты гладил ее. Ты говорил, что мы никогда – никогда не расстанемся. Я верил тебе. Я знал, что так и будет.

Ты всегда был рядом. Ты приходил и говорил мне. Я слушал тебя. Мир становился радугой, цветным и ярким. Мы не были одиноки, а это главное – мы стали родными. Ты был мне дороже всех. И я для тебя был один в целом свете. Счастье – это когда у тебя есть с кем разделить свои мечты.

Мы говорили обо всём, что радовало нас и печалило, и пусть я не мог ответить тебе, но я правильно понимал тебя. Ты видел меня не собакой, а человеком. Да, точно, относился как к человеку, я наполнял твою жизнь терпением, любовью и преданностью. Это была, нет, и есть. Настоящая жизнь – с запахом мечты, глотками счастья. и с привкусом любви.

И пусть ты был маленький, но ты знал всё, что мне нужно, понимал своим мудрым сердцем, и я знал, что нужно тебе, чувствовал своим зорким сердцем. Ты говорил мне: «береги себя» и здесь же шептал на ушко: «а я буду беречь тебя»».

Когда тебе было плохо, я лежал рядом с тобой и своими ласками отогревал твое замерзшее сердце и ощущал, как оно тревожно бьется, я очень хотел, чтобы ты снова стал счастливым, стал улыбаться, давать мне самую вкусную еду и рассказывать сказки. И ты, и я это помним.

Недолгое время я была твоей собакой, но я научилась любить жизнь и людей. Ты научил меня любить, ты гордился этим и был счастлив.

Я знаю, ты дорожил мною, ценил, а я оберегал тебя, хранил. Я знаю, ты мне говорил, что самое ценное – это время, то, что мы не сможем вернуть. Никогда. И потому мы учились быть счастливыми. каждый день. Сейчас. Здесь. Это было так здорово!

Это было наше любимое дело – вместе идти дорогой твоего Детства, и мы знали, что самое дорогое у нас – время, где мы были вместе и были так дороги каждому.

Засыпая, я всегда думал, как хорошо, что у меня есть ты.

Вот это Жизнь! Мы целый день играли, и ты был в восторге. Ты всегда утром крепко обнимал меня, и я так ждал твоих ласок и обнимашек, прыгал от радости, и видел, я видел, как ты заливался наивным смехом. В твоих глазах было много нежности, много света. Ты говорил мне, что покажешь весь мир, всю Землю и мы будем самыми счастливыми на ней, я верил тебе, хотя знал, что мой век собачий очень короток.

Ты говорил мне, что я чудо для тебя, и я верил тебе, ведь твое детское сердце не могло обманывать. Я различал твои шаги, я ловил каждый твой вздох, каждое слово. А когда ты заливался беззаботным смехом, я чувствовал себя самой счастливой собакой в мире.

Твое сердце верило в чудеса, оно жило по своим детским законам. что счастье приходит к каждому, и не обязательно в хорошую погоду, но обязательно вдруг. только наберись терпенья.

Ведь только счастье и любовь хранят и двигают жизнь.

Каково было мое предназначение? Зачем я пришел в этот мир? К чему стремимся мы в этом мире? Только есть? Гулять? Играть? Или… Я понял, я узнал, ты убедил меня в этом. делать приятным, нет, нет, делать счастливым твое пребывание на земле. И взамен ничего не требовать. Вот как точно: я поменял свою свободу на право называться твоим другом, твоим счастьем.

Я знаю, ты всегда будешь помнить обо мне, а я всегда буду слышать твои шаги, чувствовать звуки твоего щедрого сердца и видеть твои добрые глаза. там, в мерцающей тишине заснувшего Неба. Пусть яркая звезда всегда освещает твой Путь и все твои Дороги.

Ты всегда будешь рад, что в этом мире знал меня. Я буду вспоминать тебя, чтобы ты не грустил. А когда тебе захочется улыбнуться, ты посмотришь на небо и скажешь себе: «Там живет мой Дымок, он дарил мне аромат счастья и освещал мою жизнь. Он учил меня верить и ждать, уметь прощать и думать только о хорошем».

В нашей деревне ко мне прочно приклеилось неизвестно откуда взявшееся прозвище Вовка-морковка, а некоторые ребята, чтобы еще сильнее подразнить, добавляли: «…и красный арбуз». Вот и получалась обидная для меня кличка – Вовка-морковка, красный арбуз. Не мальчик, а прямо фрукт какой-то, вернее, овощной гибрид. Было мне десять лет, в школе учился хорошо, и учительница всегда ставила меня в пример, вот только с друзьями у меня как-то не ладилось. Чуть что, сразу – Вовка-морковка.

Одному, конечно, невесело. Так выходило, что все свое свободное время я проводил в нашем дворе. То дрова рубил, то сметану в масло сбивал. Просил папу хотя бы собаку мне подарить, все не так скучно было бы, но он только искоса посматривал на меня, хитро улыбался и отмалчивался.

Был у нас свой домик с теплой печкой-лежанкой, рядом огород, а во дворе, огороженном забором из старых в трещинах досок, какой только живности не водилось! Я очень любил наблюдать за жизнью этого шумного хозяйства.

В лужах на солнышке грелись два розовощеких поросенка, изредка похрюкивая и переворачиваясь с боку на бок. В хлеву мирно жили корова Маша с толстыми боками и нежная телочка Соня. По-хозяйски неспешно расхаживали по двору, ковыляя на своих коротких ножках, важные гуси. А еще частенько устраивали бои драчливые индюки, распуская веером хвосты и задиристо наскакивая друг на друга. Этих воинственных забияк я боялся, как черт ладана, и, заслышав их возмущенный клекот, тут же старался отбежать на безопасное расстояние. Мало ли что!

Ну и, конечно, куры, которых было великое множество, вечно голодные, очень шустрые и разноцветные: серые с темными пятнышками и черные с белесыми нитками, коричнево-желтые, белые и даже ярко-красные – от этой пестроты у меня порой начинало рябить в глазах.

Как только я выходил во двор с ведерком зерна, на меня обрушивался целый разноголосый оркестр самых разнообразных звуков. Куры поднимали такой галдеж, что собаки в соседних дворах пугливо поджимали хвосты и исчезали на всякий случай (береженого бог бережет!) в своих покосившихся будках. Со всех уголков двора они стремглав неслись на мой зов, вытянув шеи и не разбирая дороги. А потому теснили друг друга, наступали на лапы рядом бежавших. Нередко слабых сбивали с ног и подминали под себя. Шум, топот, да еще пыль поднималась клубами, как дым из печки.