Лидия Румянцева - На земле под небесами. Рассказы для родителей и их детей

Представляю, какой красивой была мама, если отец выбрал в жёны её, хотя война оставила немало невест. А он был холост и на несколько лет моложе.

Но он, кажется, изменял ей. Это было тайной, которая однажды открылась, когда мама приводила в порядок пиджак отца. В кармане лежала записка, которой он приглашал какую-то даму в ресторан. Почему эта бумажка осталась в пиджаке?

Мы с сестрой пришли из школы, а мама плачет на кухне. Вечером родители выясняли отношения. Мама, как всегда, была сдержанна и не шумела. Отец что-то объяснял, доказывал. Но мы, дети, не могли понять тогда всей глубины этого события.

Они, конечно, помирились.

Жена для папы была чиста и свята. Их вариант семейной жизни был приблизительно таков: мужчина погуливает, но не забывает о семье, обеспечивая её, а женщина занимается детьми и хозяйством.

Отец – энергичный, общительный. Неудивительно, что он имел успех у женщин.

Теперь я понимаю, что это грех, но осуждать не могу, потому что очень люблю своего папку.

Мою младшую сестру отец назвал именем мамы – Евгения. Ждал, конечно, сына. Дома было две Жени: мама Женя и сестра Жешка.

Наш дед, отец папы, был преподавателем физкультуры в военной организации. Он и привил отцу любовь к спорту. В молодости папа играл в футбол, занимался гимнастикой. Но повредил ногу и после этого спортивные соревнования смотрел только по телевизору или ходил с приятелем на стадион «Динамо» болеть за любимую футбольную команду. Обожал цирковых гимнастов.

Однажды папа взял с собой на стадион Жешку. Она сидела у него на коленях. Вдруг забили гол. Отец забылся, вскочил, захлопал, приветствуя любимую команду. А дочка кубарем с его колен полетела на нижние ряды.

– Меня потом оттуда дяди вытаскивали. Папа не велел маме говорить, – рассказывала сестра.

Мы его не выдали. Это было нашим секретом.

Когда отец приносил работу домой, вечером садился за стол в комнате, включал настольную лампу. Писал что-то, считал на счётах. Потом давал нам с сестрой переписывать начисто какие-то листы.

– Перепишите красиво, аккуратно и без ошибок. А я вам за каждую бумагу по рублю дам.

В то время на эти деньги можно было купить не одну пачку мороженого.

Как мы с Жешкой старались! Писали аккуратно, внимательно сличали цифры. Можно будет покупать мороженое и сладости. Но за свои деньги такие дорогие конфеты, как «Шоколадный крем», мы не брали.

Я любила, когда вечерами отец работал дома.

Подходила к нему и выключала настольную лампу. Папка в темноте откладывал ручку, откидывался на спинку стула и ждал. Терпеливо ждал, когда я перестану баловаться и зажгу свет.

– Включи. Мне работать надо, – наконец жалобно говорил он.

Знал, что сейчас сначала я зажгу свет, потом подкрадусь к нему и расцелую. Сильно-сильно обниму за шею и не разожму рук, пока он не попросит пощады.

Отец никогда не наказывал нас. Если мы и отведали ремешка, так только от мамы.

Когда папа заболел и врачи поставили ему страшный диагноз, жизнь в семье напряглась. Как будто воздух, которым мы дышали, стал густым и тяжёлым. Общались друг с другом тихо, на низких нотах. Никакого радио, телевизора. Только наша приглушённая речь и тишина… Мама сильно осунулась, ещё больше замкнулась, часто задумывалась, мало говорила. Не плакала. Она была на редкость смиренным человеком.

Не плакала и когда отцу уже кололи обезболивающие. Только глубоко вздыхала и тихо стонала. Понимала, что скоро произойдёт. Держалась изо всех сил. Очень заботилась о папе. Отцу диагноз не говорили, и он надеялся выздороветь. Приходилось к тому же не подавать вида.

В последние минуты жизни отца мама была рядом, но об этом я не могу…

Когда мама вернулась из больницы, где всё произошло, тут же в квартиру пришла соседка. Мама даже не успела снять пальто. Наверное, она увидела маму в окно и по её виду поняла, что случилось. Долго стояла в прихожей, что-то всё причитала и причитала, всхлипывала и утирала слёзы. Эта женщина плакала, мама нет. Как окаменелая, стояла боком к ней, опустив руки, смотрела в одну точку и молчала. Мне казалось, она даже не слышит соседку. Только, когда та ушла, наконец-то сказала: «Зачем мне соболезнование? Я думала, скорее бы она ушла». Всё-таки в минуты скорби лучше быть только с близкими людьми.

Перед смертью папа просил прощения у мамы.

Отец покаялся, хотя бы перед ней. Может быть, и перед Богом. Не знаю. Но хочется верить, что увижусь с ним на Небесах. Встречу своего любимого папку в вечности, куда, надеюсь, возьмёт нас Господь.

«Люба лечит руками. Учит лечить других», – прочла я объявление у Дома культуры.

О! То что надо! И я хочу лечить людей, помогать им выздоравливать.

Ещё раньше заметила: если навещу больного, он поправляется. Перевяжу ранку кому-то, и она быстро заживает. Образование у меня, правда, не медицинское. Но Люба научит, как лечить. Бог велит помогать людям. И я смогу это делать.

И отправилась я в Дом культуры, где проходили лекции Любы.

* * *

Я посетила уже четыре ознакомительных занятия. Люба рассказывала на них, что был в её жизни школьный товарищ, погибший в аварии. По ночам он являлся ей, кажется, во сне, и говорил, куда нужно поехать, чтобы там исцелить больного, делая руками так-то и так. Даже объяснял, как найти этого человека. И Люба ехала туда, находила заболевшего и делала над ним нужные манипуляции руками. У неё получалось лечить. Сказала, что каждый может этому научиться, чтобы помогать другим. Но об этом она расскажет уже на платных курсах.

Я записала всё, что говорила Люба на своих лекциях. Получилась целая тетрадь. Писать быстро и кратко я умею, но записи понятны только мне. Осталось привести их в надлежащий вид, чтобы можно было дать почитать другим, – и на платные курсы. Хочу помогать людям выздоравливать. Курсы, правда, дороговаты, но ради этого можно и потратиться.

Заканчивается последняя ознакомительная лекция Любы.

Целительница стоит на большой сцене Дома культуры. Её приветствуют, ей аплодируют. Я тоже в восторге от того, что узнала.

Вдруг с задних рядов зала на сцену буквально выбежали три человека с книгами в руках. Один из них, подойдя к микрофону, стал горячо о чём-то говорить по-английски.

Что произошло, я поняла, только когда перевели сказанное.

Оказывается, всё, чему нас учила Люба, не от Бога. Господь не разрешает делать то, о чём мы здесь, развесив уши, слушали. Проповедники объяснили всё уверенно и чётко, опираясь на Писание, на Слово Божие. Истина – только в Библии.

Люба пыталась остановить проповедников, но с их стороны был такой напор, такая жажда рассказать об Иисусе, что она уступила им.

«Вот это да! Я же верю в Бога, но не знала, что Он не разрешает так делать», – подумала я.