Евгений Скоблов - За горами, за долами… Выпуск третий

И даже палка, отполированная прикосновением дедушкиных рук, дедушкина палка из твердого-претвердого орехового дерева изменилась! Когда Айниса внимательно посмотрела на нее, то удивилась. На палке проступила густая сетка морщин. Совсем как у дедушки!

– Э-э, – сказал тогда дедушка, грустно улыбнувшись, – вещи, душа моя, всегда становятся похожи на хозяев.

– Дедушка, почему гора называется Красной?

– Сердце мое, давно это было… Ну хорошо, хорошо, расскажу. Народ говорит: в нашем кишлаке жил искуснейший кулогар-горшечник. Ни сна ни отдыха, ни ночи ни дня не знал. Возил с горы камни, растирал из них краски, глазурь, на камышовом пуху замешивал глину, месил ее до кровавых ран на ногах, вертел на гончарном кругу хумы, кумганы, кувшины-овтоба, блюда-ляганы, поливал глазурью, красками, выставлял на обжиг. И такая красота выходила из его рук, что даже из дальних мест…

– Дедушка, ведь вы тоже красивую посуду обжигаете?

– Обжигаю, конечно, обжигаю. А знаешь, почему наш кишлак раньше знаменитым был? Кто, скажи, не слышал про посуду из Кызыл-таша? Не было такого человека! От Ферганы до Самарканда пили, ели, мылись из нашей посуды. А теперь, – дедушка горестно вздохнул. – Теперь никому она не нужна. В кишлаке считают, что глупо глину месить, краски из камней растирать, горшки лепить, когда в любом магазине от посуды полки ломятся. Поэтому и забыли про Кызыл-таш. А какие здесь мастера были! У каждого свой рисунок, свой секрет.

– И у вас есть секрет?

– Есть.

– А меня ему научите?

– Э-э, сердце мое, все тебе открою, всему научу. Но только тогда все это пригодится, если в душе красота живет.

– А как узнать, есть она или нет?

Дедушка улыбнулся.

– Народ говорит, если человек целый день ест плов да валяется на кошме, тогда уж точно нет… Ну что, душа моя, пошли, что ли. Э-хе-хе. Помоги аллах, бедному горшечнику.

Дедушка закинул тяжелую сумку на плечо, медленно пошел вперед. Его палка прощупывала тропинку, он осторожно обходил острые камешки.

Вот и дом. И бабушка выглядывает из-за ворот…

Пока бабушка ставит на айван блюдо, где горкой наложена душистая самса с золотистой прожаренной хрупкой корочкой, заваривает зеленый чай, дедушка бережно вынимает из сумки принесенные с Кызыл-таша камни. Однажды учитель Остан привез дедушке в подарок краски из Ташкента, но, расписав ими большой ляган, дедушка долго вертел его и так и эдак, а потом, ни слова не говоря, разбил, и все пошло по-прежнему. По-прежнему приносил дедушка разные камни с Красной горы и тяжелым мельничным камнем растирал на краски.

Айниса берет с блюда самсу, разламывает пополам, чтобы воздух вошел внутрь и остудил горячую ароматную начинку.

Потом оглядывается на дедушку.

Он медленными глотками отхлебывает чай из пиалы, хитро прищуривается.

– Хочешь знать, что было дальше с тем искуснейшим кулогаром-горшечником?

И продолжает:

– Из дальних мест шли учиться его искусству, но он отказывал всем.

– А разве так можно, дедушка?

– Нельзя, душа моя, конечно, нельзя. Ведь если мастер-устоз не оставит после себя учеников, то скоро и жизнь на земле прекратится.

– Почему?

– Потому что никто больше не сможет правильно подрезать лозу, испекать в тандыре лепешки, строить дома, где летом прохладно, а зимой тепло. Не дай аллах, чтобы настали такие времена! А тот кулогар не хотел никому открыть свой секрет.

Каждый день поднимался он в гору, искал камни, натирал из них краски: небесную лазурь, чернь, зелень. Только одной краски не было у горшечника. Красной. Самой главной, что веселит душу и придает силы… Э-э, сердце мое, взгляни, взгляни на этот ляган. Видишь, какой узор пустил по нему твой дед. Краски сочные, свежие. С такого лягана пища вдесятеро вкуснее, а повесь на стену в пасмурный день, он и светить будет. По этому цвету и узнавали нашу посуду. Ценили, как самую дорогую вещь. Э-хе-хе… Пришли как-то черные времена. Напрасно люди смотрели в небо – не дал аллах дождей. Пал скот, от страшного зноя сгорели поля. Нечего стало покупать заезжим купцам, и они стороной объезжали кишлак. Тогда решили люди покинуть землю предков, искать счастья в других местах. Но кулогар сказал: «Я знаю, как спасти кишлак. Пусть каждый пришлет сыновей, и я научу их всему, что знаю». Днем и ночью показывал кулогар, как правильно месить глину, вертеть посуду на гончарном кругу, обжигать в печи. Торопился горшечник, будто чувствовал: вот-вот оборвется нить его жизни. И опять сказал людям: «Нужно найти красные камни. Без них нет души в нашей посуде».

Рано утром люди кишлака начали подниматься в гору. Но не было красных камней. Не рожала гора такие камни. Долго сидел кулогар, закрыв лицо руками, а потом один пошел к вершине. Вдруг увидели люди, что падает вниз горшечник. Долго его тело билось о камни и оставляло на них капельки крови. С тех пор назвали гору Кызыл-таш. И кишлак стал так называться.

Дедушка остановился, замолчал.

– Дедушка, дедушка, – быстро произнесла Айниса. – А красные камни нашли?

– Нашли, сердце мое, нашли. Стала гора рожать такие камни. Другие кулогары растирали из них красную краску. И появилась у нашей посуды душа. Снова начали заезжать в кишлак купцы и увозить в дальние страны Кызылташскую посуду. Э-хе-хе… Опять поясницу схватило. Оббо! Конечно! Над Красной горой тучи стоят…

Дождь так и не пролился над кишлаком. Темные тучи с фиолетовыми прожилками, посверкивая молниями, ушли куда-то в сторону от двуглавой Красной горы, пропали за горизонтом. И опять потянуло теплом и запахом арчовой хвои.

Айниса посмотрела на спящего деда, поправила на нем сползший чапан, вышла во двор. Кругом стояла тишина, только за низким забором у соседей часто кашляла овца.

Айниса зашла в дедушкину мастерскую, в темноте нащупала выключатель, и у горловины обжиговой печи зажглась лампочка. Потом взяла в руки кусок глины. Постояла, сжимая ее ладонями. И согреваясь, глина оживала, постепенно теряла серый цвет, в ней проступали желтые, синие, оранжевые оттенки.

Решившись, Айниса положила ее на гончарный круг, тронула шершавый камень.

И почувствовав человеческое прикосновение, круг дрогнул и завертелся.

Пришла весна, и над двуглавой Красной горой почти каждый день собирались тучи. Ветер гнал их вниз, в долину. Посверкивая молниями, они лениво проплывали над кишлаком, отдавая быстрые короткие дожди окружавшим его садам, виноградникам, столетним чинарам.

Потом небо снова становилось чистым, и жаркое уже солнце мгновенно высушивало лужи.

Айниса выносила из дома воздушного змея-варака и по шаткой лестнице лезла на крышу.

– Подожди, сердце мое, – просил дедушка.

Накинув на плечи теплый чапан, он, держась за потемневшие от времени перила, осторожно одолевал ступеньки.