Александр Речкин - Клепсидра

Моему взору открывалась безбрежная гладь южного моря. Было тихо. Как вдруг, что-то с плеском рухнуло в воду! Я огляделся и увидел, что совсем рядом с острыми зубьями камней, торчащими из воды, на волнах мерно качаются ошмётки какой-то коричневой одежды или просто куски ткани. И снова, словно чужая воля завладела моим телом, я, как во сне, наклонился над водой и попытался ухватить кусок ткани, колышущийся на гребне волны, когда вдруг среди коричневых тряпок что-то блеснуло. Мои ноги поехали, поскользнувшись на камнях, и я, не успев даже пикнуть, свалился в воду. Рухнул прямо в центр коричневой материи и с испугу начал барахтаться в воде, хватаясь руками за попадающиеся слева и справа камни. Руки скользили по влажной поверхности булыжников, – острые грани резали пальцы.

Я пару раз хлебнул солёной воды, и мне, наконец, удалось зацепиться за выступ более-менее сухого камня и приостановить своё болтание. Я осмотрелся, коричневая материя куда-то делась, зато в руке у меня был зажат какой-то предмет из стекла и металла. В какой момент я успел его схватить? Это так и осталось для меня загадкой. Видимо, это он и блестел, отражая последние лучики солнца. Стало совсем темно, я поднял предмет на уровень глаз и попытался рассмотреть его. Находка была похожа по форме на песочные часы. Вот только вместо песка внутри часов вращалась бурая жидкость. Их колба была облечена в металлическую рамку. Я, недолго думая, зажал зубами одну из частей рамки и попытался вскарабкаться на камень, за который держался. С третей попытки мне это удалось, хотя и не без потерь. Два ногтя на правой руке так и остались купаться где-то в море, а пальцы заливала кровь.

Я поморщился, к горлу подкатила тошнота. Как только я уселся верхом на камень, первый же порыв ветра прошиб мою мокрую одежду насквозь. По телу побежали мурашки.

«Надо скорее выбираться отсюда», – я, пошатываясь, встал на камне, который был совсем близко к древней башне и набережной. Я в очередной раз огляделся: было уже совсем темно, и скакать по торчащим тут и там камням было делом не безопасным, но холод толкал меня на это безрассудное занятие. Я, с зажатой в зубах находкой, каким-то чудом, в почти полной темноте, за два прыжка достиг набережной и свалился на колено прямо у самого края парапета, зацепившись за него руками. Подтянулся и переправил своё многострадальное тело на разбитые плитки набережной. Я разжал зубы, и предмет упал мне на грудь.

Я сделал пару глубоких вдохов, подхватил свою находку и бросился по тропинке в сторону дома. Пересёк проспект Победы, чуть не попав под машину, и, пролетев мимо гуляющих туристов, забежал по ступеням крыльца в дом.

***

Уже находясь дома, я, не снимая ботинок, прошлёпал по лестнице на второй этаж, где находилась моя комната, и в этот момент меня окликнул отец, сидящий внизу в зале у телевизора:

– Сынок, ты чего так поздно?

Я, со скоростью пули, скинул ботинки, носки, шорты и футболку на пол, натянул домашнюю одежду и, оставив свою находку на кровати, спустился вниз к отцу. Всё это не заняло даже полминуты.

– Привет, пап.

Отец оторвался от телевизора, по которому показывали новости и серьёзно посмотрел на меня. Он то ли не заметил моих мокрых волос, то ли не обратил на них внимания. Батя внимательно заглянул мне в глаза и мельком посмотрел на руки. Мой отец, Пётр Иванович, всегда считал своим долгом осматривать меня на наличие следов от иголок – больше всего на свете он боялся, что его единственный сын может стать наркоманом. Синяки от ударов о камни ещё не успели появиться на моих руках, а пальцы, на которых отсутствовали ногти, я спрятал, закрыв другой рукой. Царапины на моих костяшках не привлекли внимание отца, – он просто решил, что его сын дал кому-то из сотоварищей сдачи и даже был этому рад. «Мальчишки должны драться», – считал Пётр Иванович.

Он оглядел меня, улыбнулся и спросил:

– Кушать будешь? Мать ушла к соседке, но всё на плите, – иди, поешь.

Я выдохнул, оказалось, что я не дышал всё это время, пока отец осматривал моё бренное тело. Батя опять уселся у телеящика. А я мельком глянул на картинку в экране и увидел, что новости почти подошли к концу и, как всегда, журналисты решили оставить напоследок новость из раздела «невероятно, но факт». Мужчина в дорогом костюме расхаживал посреди пустыни в штате Канзас, и рассказывал о недавней находке археологов – ключе зажигания от автомобиля марки крайслер, который залегал в отложениях возрастом порядка 59-70 тысяч лет до нашей эры. Журналист строил самые бредовые гипотезы о том, что кто-то десятки тысяч лет назад колесил на четырёхколёсном монстре по просторам штата.

– Ну и бред, – протянул я.

Отец словно очнулся, оторвал взгляд от телевизора и ухмыльнулся мне с видом «ты молодой ещё, ничего не понимаешь».

– Может и бред, – начал он, – Ты видел огромные якоря, которые покоятся у нашего краеведческого музея?

Я кивнул, потому что сразу вспомнил огромные чёрные крючья, длиною в несколько десятков метров, которые валялись на улице у здания музея рядом с дольменом и памятной табличкой археолога, фамилию, которого я не помнил, но он что-то открыл в нашем городке в своё время.

– Эти якоря нашли внутри горы, когда пробивали сквозной тоннель для автомобильной дороги. Я тогда ещё пацаном был, когда их в город привезли. И никто, даже яйцеголовые не могли объяснить, как эти якоря оказались в недрах горы.

Я молча слушал батю и кивал.

– А я знаю, – сказал отец и прищурился, словно открывал мне великую тайну, кажется, он даже говорить стал на полтона тише, – это якоря от ковчега, на котором Ной плавал. Понял?! Так что всё это не сказки, а правда, – Пётр Иванович задумался на секунду и потом продолжил своим уже обычным голосом, – Иди, ешь, остынет.

***

Я быстро сжевал всё, что мне оставили на кухне и после обильной трапезы понял, что безумно хочу спать. Поднялся в свою комнату и рухнул в не расправленную постель, чуть не придавив свою находку.

Звон будильника вырвал меня из тёплых объятий сна. Всё тело сковала безумная тяжесть, словно все мои члены были залиты свинцом. Я еле-еле открыл глаза, нащупал непослушной рукой скакавшие на тумбе часы и трясущимися пальцами отключил их. Потом откинулся на подушку, немного полежал и, как только почувствовал, что опять засыпаю, резко дёрнулся и сел. Голова немного закружилась, но вскоре комната перестала вращаться, и всё пришло в норму. На полу валялась грязная, но уже высохшая одежда.

Я обошёл её и направился в ванную, где быстро умыл лицо и внимательно взглянул на себя в зеркало. На меня уставилось худенькое, овальное, ничем не примечательное лицо. Курносый нос, тонкие губы, зелёные глаза и взъерошенные тёмные волосы. Я залез под раковину, где располагался ящик, в котором находилась домашняя аптечка, быстро продезинфицировал места на пальцах рук, где вчера ещё находились ногти, и перевязал их марлей. Ещё минут десять пытался причесаться, укладывая волосы то на один, то на другой бок, то делая пробор, то зачесывая назад, пока стук в дверь не прекратил мои старания. Это был отец, который тоже намеревался устроить себе водные процедуры. Оставив волосы в покое, я открыл дверь и прошмыгнул мимо отца в кухню, где долго возился, поедая мамину яичницу и стараясь, чтобы ей на глаза не попались мои перевязанные пальцы.