Андрей Васильев - Школьный детектив, или Подарок ко дню Учителя

Сразу, как только за ней захлопнулась дверь, поднялся шум:

– Козлов, ну ты даешь!

– А ты ответишь, что это я? Чуть что – Козлов…

– Баба– яга теперь нас съест! Зачем вы это сделали?

– Да кто «вы»? А кто, правда, это сделал?

– А я не понял – сочинение отменяется, или как?

– Не отменяется, просто тема другая: «Зачем я испачкал мелом стул».

– Вот ты и испачкал, раз так шутишь!

– А может, это и не наш класс?

– Да сегодня тут не было больше никого!

– Козлов, а ты молодец! Так ей и надо, совсем замучила!

– Думаешь, мы не знаем, что это ты сделал?

Козлов собрался уже кулаками отвечать своим обвинителям, но в этот момент открылась дверь и в кабинет вошел высокий худощавый человек с аккуратно подстриженной бородкой. Это был Александр Петрович, директор школы. По его лицу было понятно, что он «в курсе». Мы, как всегда, встали на несколько секунд, чтобы поприветствовать его. Но вместо обычного «садитесь» мы услышали:

– Значит так, у нас с вами два варианта: либо тот, кто это сделал, сам признается в этом сейчас же, либо я подозреваю весь класс, сообщаю в полицию о произошедшем хулиганстве, и всем нам, в том числе вашим родителям, придется, мягко говоря, поволноваться. Но я вам совершенно ответственно обещаю: виновный будет установлен и наказан.

Ну, насчет полиции он, конечно, загнул: будет она такими пустяками заниматься! Как же, нашел маленьких… Однако настроен Александр Петрович был действительно очень серьезно, и было понятно, что просто так нам эта история с рук не сойдет. Подумать только! Какой-то дурак натворил, а получается, что плохой весь класс! Все молчали. Наконец, кто-то с задних рядов осмелился:

– Да это не мы…

– С чего вы взяли, что обязательно из нашего класса?

Александр Петрович не по-доброму улыбнулся и сказал:

– Я так вижу, смелости хватило только на подлость, а на признание, как говорится, кишка тонка. А между прочим, скоро День учителя, как вы знаете, и Екатерина Викторовна отмечает в этом году тридцать лет работы в школе, она еще родителей у некоторых из вас учила. Всякое ей довелось повидать, но так, как поступили с ней вы, такого в ее практике не было. И в моей, кстати, тоже. Я понимаю, в какое время вы растете, на каких фильмах сами себя воспитываете, но всему должен быть предел! Если вы в двенадцать лет способны на такие гнусности, то чего от вас ждать к пятнадцати годам? —

тут он спохватился, что мы до сих пор стоим, сказал «садитесь!», достал платок и вытер пот со лба. И добавил каким-то уже другим голосом:

– Уж лучше бы вы мне это подстроили, честное слово! Ведь она вам в бабушки годится!

Никто ничего уже не выкрикивал с места. До нас, как говорится, «стало доходить». Александр Петрович подошел к учительскому столу и машинально чуть не сел на тот самый стул.

– Осторожно! – успела предупредить его Настя.

Он отставил стул в сторону, посмотрел на него, дотронулся пальцем до сиденья, затем взял другой свободный стул, сел и сказал:

– Хорошо, попробуем пока без полиции. Вы говорите, что это мог быть кто-то и не из вашего класса. Давайте рассуждать вместе. Кто открыл кабинет?

– Я… – тихо сказала Лена Харитонова. Но мы вместе с Пашей зашли, он тоже дежурный. А скоро остальные ребята стали приходить.

– А потом?

– А потом мы проветривали и снимали стулья.

– Вам помогал кто-нибудь?

– Да. Настя и… – она почему-то запнулась, – и Козлов.

– Настя и Алеша, – повторил за ней директор, исправляя «Козлова» на «Алешу». – То есть где-то минут десять в классе никого, кроме вас четверых, не было?

Вопрос был уже адресован Козлову. Тот молча пожал плечами и опустил голову.

– Александр Петрович, да это любой мог сделать, – встрял в разговор Паша Рыбкин. – Что мы, следили за всеми, что ли? Мы же делом были заняты…

– Хорошо. А кто снимал учительский стул?

Тут все замолчали, потом Настя, запинаясь и путаясь, что на нее совсем не похоже, сказала:

– Никто не снимал, он уже был снят, стоял так. Правда, я сама видела…

– Теперь скажите мне: когда вы узнали, что вместо математики будет литература?

В ответ раздалось сразу несколько голосов:

– Так в расписании уже было исправлено! Артемова сказала! Как пришли, так и узнали!

– Да, да, все правильно. Теперь смотрите, что получается. Это кабинет одиннадцатого «Б» класса. Последний урок в нем был в пятницу, затем у них проводился классный час, я сам к ним заходил, садился на этот самый стул. В субботу и воскресенье уроков в классе не было. Стулья переворачивают ученики, полы моет уборщица. Ни одиннадцатый класс – у них в голове сейчас только ЕГЭ, да и выросли они для таких выходок, – ни тетю Машу я, извините, подозревать не буду. Кстати, я знаю, как одиннадцатый «Б» любит Геннадия Николаевича, их классного руководителя. Смотрим дальше. Все вы знали, что сейчас придет Екатерина Викторовна, и все вы успели побывать в классе. Но только сделать это, конечно, было удобнее тем, кто был здесь дольше всех. Правильно я говорю, Алексей?

Тут Александр Петрович в первый раз пристально посмотрел на Козлова. Леша вдруг вспыхнул и «пошел в атаку»:

– Чуть что – я, да? Да у меня даже мела нет, вот, глядите!

Он встал, демонстративно принялся выворачивать карманы и вытряхивать содержимое сумки. – И руки чистые, сами посмотрите!

Видно было, что директору неприятна была эта процедура, однако он действительно внимательно посмотрел на руки Леши. Неожиданно встал со своего места и подошел Паша Рыбкин:

– И у меня посмотрите!

– А почему только у пацанов проверяют? Так не честно! – подал голос Дима Разгуляев.

– Я никого не заставляю! Но если человек хочет, чтобы его не подозревали, ничего плохого в этом не вижу. Кстати, здесь использован синий мел, как раз в цвет стулу, совсем не заметно. А для доски у нас используется белый, так что это надо было с собой принести специально.

– Вот, посмотрите и у нас, пожалуйста! – сказала Настя и подошла с протянутыми ладонями к Александру Петровичу.

«У нас» – это, очевидно, она говорила за себя и за Лену Харитонову. Но та почему-то подходить не спешила, хотя сидела на первой парте. Все, как сговорились, уставились на нее. Конечно, это ужасно, когда все на тебя глазеют, а спрятаться некуда. А так как Лена – человек тихий и стеснительный, то для нее это оказалось слишком тяжелым испытанием: она расплакалась и, наоборот, спрятала руки под парту.

– Лена, успокойся! Я же сказал, что никого не заставляю! – стал ее утешать директор.

– Да ты не вставай, просто руки покажи, и все! – стали ей советовать доброжелатели. – А то на тебя думать будут!

– Я не могу!

– Что не можешь? – удивился Александр Петрович.

–

Руки вам показать!

– Почему?

– Они у меня в мелу испачканные!