Елена Гребенькова - Сказка о ворчливой речке

Корректор Валентина Корионова

Дизайнер обложки Ольга Третьякова

© Елена Геннадьевна Гребенькова, 2018

© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4493-9349-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обложку для книги нарисовала моя пятилетняя дочка Сонечка. Она очень старалась, категорически отвергая мамину помощь. Спасибо тебе, Солнышко!

Вдали от больших и маленьких городов бежала-журчала вредная-превредная речка. Только одна крошечная деревенька встречалась на её пути. Двадцать ветхих избёнок кучкой взгромоздились на высоком правом берегу, а на левом, в низине, раскинулся щербатый сосновый бор. Местные жители прозвали речку Незнамкой, потому что даже старожилы деревни не знали, откуда она течёт и куда впадает. Каждый, кто слышал это имя впервые, улыбался: всем оно приходилось по душе. Кроме самой речки…

– Лучше вовсе не иметь названия, чем такое! – часто жаловалась она своим приятельницам уткам. – Другое дело – Амазонка, Янцзы, Миссисипи, Волга! Эти реки всем известны, их имена есть на любой карте мира. А люди их уважают и даже боятся.

– Зато тебя вся деревня любит! – осмелился возразить на её причитания старый селезень. – Тётя Клава и баба Маша каждое утро идут к тебе на поклон.

– Глупый пучок перьев! – разозлилась речка. – Да разве они мне кланяются?! Это они, согнувшись пополам, черпают вёдрами воду для своих огородов. Иногда заходов десять сделают, и всё им мало! Бессовестно поливают мной картофельные грядки!

– А деревенские мужики! – вступила в спор тонкая, как трость, цапля. – Их от тебя силой не оттащишь: целыми днями сидят на берегу с удочками.

– Велика честь! – ещё больше возмутилась речка. – Знали бы вы, как мне надоели их небылицы. Всё лето пескарей с мизинец таскают, а байки травят про десятикилограммовых щук и амуров. Одна незадача – такой огромной рыбины во мне отродясь не водилось.

– А как же дети? – всплеснула крылышками уточка-мама. – Вот кто тебя действительно любит!

– Зато я не люблю детей, – перебила её Незнамка. – Какая от них польза? Только шум один. В салки в воде играют, плескаются, с тарзанки прыгают. И всё это с визгом, хохотом, плачем. У малышни вовсе нет ни стыда, ни совести: купаются без плавок, да ещё писают прямо в воду! Думают, никто не замечает. Как бы не так!

При этих словах Незнамка засмущалась и покраснела. Это вечернее солнышко спустилось хлебнуть перед сном водички и окрасило речку в огненные цвета…

С первыми утренними лучами Незнамка снова принялась за старое: журчать да ворчать. Речушкой она была совсем узенькой и мелкой. Когда детвора бросала через неё камешки и сосновые шишки, они почти всегда приземлялись на другом берегу. А взрослые легко переходили Незнамку вброд: на мелководье она лишь щекотала их за бока.

– Вот бы стать такой широкой, чтобы с одного моего берега не было видно другого, – забубнила Незнамка. – Чтобы ни у кого во всей деревне не хватило смелости меня переплыть!

В этот раз фантазии речки пришлось выслушивать большой серой жабе, словно склеенной неумелой рукой из наждачной бумаги. Она возлежала в тени камышей и прищуренными глазами следила за своим многочисленным выводком. Маленькие головастики, похожие на жирные запятые, собрались у самого берега, где вода была тёплой и стоячей. Под присмотром мамы они беззаботно буравили зелёную пелёнку из ряски.

– Вот бы стать такой глубокой, чтобы моего дна не было видно. Чтобы весь сосновый бор, расти он в моём русле, скрылся бы под водой! – мечтательно прожурчала Незнамка.

– Но тогда ты будешь холодной, бурной и совсем непригодной для моих малышей, которым так нужны тепло и покой, чтобы превратиться в лягушек, – вежливо рассудила мама-жаба.

– А я не желаю разводить мерзких жаб и пиявок! – вскипятилась Незнамка. – Большой синий кит, дельфины, акулы и гигантские скаты – вот с кем я мечтаю дружить. Они красивые, сильные и большие. Не то что вы – мелюзга! Вас и люди-то презирают.

Любой другой на месте жабы обиделся бы и в отместку наговорил Незнамке всяких гадостей. Но пресноводная мамаша сохранила абсолютное спокойствие. Научишься быть терпеливой и мудрой, если у тебя две тысячи детей! На несколько секунд она скрылась под водой, а вынырнув, вся заискрилась мокрой шкуркой, как драгоценный камешек, и сухо произнесла:

– Глупо мечтать о том, что невозможно…

– Нет ничего невозможного! – эхом донеслось с левого берега. Слова прозвучали так неожиданно, что речка и жаба на миг оцепенели, будто воришки, пойманные с поличным. Первой расхрабрилась Незнамка.

– Кто это так нагло влез в наш разговор? – заметно нервничая, спросила она. В ответ раздался громкий скрип и треск, словно тысячи мачт согнулись под напором девятибалльного шторма. Это в небывалое волнение пришёл сосновый бор, что много лет безмолвно стоял на песчаном берегу. Рыжие стволы сосен раскачивались из стороны в сторону, а их колючие кроны о чём-то бурно шептались.

Вдруг на ровную гладь речки легла длинная тень. Молодая сосна, гибкая и упругая, склонилась прямо над водой и заговорщически подмигнула Незнамке. Мудрая жаба сразу поняла, что ей лучше залечь на дно. За мамой большой чёрной тучкой дружно последовали головастики.

– С тобой хочет говорить наша прародительница, – вымолвила хвойная красавица и, таинственно выдержав паузу, продолжила. – Знай, что этим она окажет тебе большую честь. Это самая старая и почитаемая сосна в нашем бору. Все мы её дети, внуки или правнуки.

От волнения у Незнамки даже закружилась голова. Восьмилетний Ярик, шедший в тот момент вдоль берега, всей деревне потом растрезвонил, что видел посреди речки огромный водоворот…

Пересилив накрывшую её дурноту, Незнамка устремилась к песчаной низине, откуда по-прежнему доносился звучный скрип. Но неожиданно лес замер. В абсолютной тишине Незнамка слышала только привычное журчание в своём животе.

– Мы долго совещались, стоит ли помогать тебе, – заговорил с речкой уже знакомый голос, – ведь ты груба, высокомерна и горделива. – Эти колкие слова вонзились в Незнамку, как миллионы сосновых иголок. Ей было до смерти любопытно взглянуть на собеседницу, но ту своими стволами и кронами заботливо скрывали от посторонних глаз многочисленные родственники.