Дарья Доцук - Поход к двум водопадам

В прихожей на столике зазвонил телефон, оборвав мои мысли. Бабушка поспешно схватила трубку:

– Алло! Алло!

Она всегда говорила «алло» два раза, как будто первое «алло» неминуемо улетало в какую-то телефонную пучину и ему никогда не достигнуть уха собеседника.

– А-а, привет! Хорошо. Верочка? Дома, да. Музицирует… – Бабушке так нравилось это слово, что она старалась произносить его как можно чаще. – Понятно… Ну ладно… Как Петенька? Вот молодец!

Что он сделал на этот раз? Перевернулся на живот? Или зуб отрастил? Впрочем, меня это не очень-то волновало.

Бабушка положила трубку и сказала нарочито весело:

– Так, где-то у меня были прянички!

Ясно, значит, мама звонила предупредить, что на выходные я опять останусь здесь.

В таких случаях бабушка быстро придумывала для меня «утешительный приз»: например, вместо горохового супа заказывала к ужину пиццу, нашу с дедушкой любимую, с грибами и ветчиной. Или доставала конфеты с пряниками.

Бабушка боялась, что меня травмирует отсутствие общения с родителями. Так и говорила нашей участковой врачихе (несмотря на бабушкину неустанную борьбу со сквозняками, я все-таки иногда простужалась): «У Верочки иммунитет слабенький. Мама с папой у нас занятые, редко мы с ними видимся. Я все переживаю, как бы это ее не травмировало».

«Но ведь бабушка сама меня у них забрала», – думала я. С другой стороны, они и не возражали, вот Петю родили. Может, еще и собаку заведут.

Участковая выписывала на кухне справку и советовала попить витамины. Витамины, наверное, и правда помогали, потому что я почти не обижалась на родителей. В этом я была похожа на дедушку: позвонят – хорошо, а нет – мне и одной нормально. Только бы они приходили в школу почаще, а не то там могли подумать, что я родителям вообще не нужна. На всех собраниях сидела бабушка, а мама с папой появлялись раз в год, в мае. Ольга Михайловна, наша классная, разговаривала с ними нехотя и свысока, каким-то обвинительным тоном. Но ведь они все-таки пришли – неужели нельзя повежливее? Мама робела, сутулилась, и мне хотелось увести ее подальше от О. М., например в буфет, и напоить чаем с булочкой.

В четверг на урок литературы к одиннадцатому классу я немного опоздала. О. М. задержала нас на биологии – показывала фильм о подростковой беременности. Лучше бы дала в качестве домашнего задания, для самостоятельного просмотра. В нашем классе такое было совершенно невозможно смотреть: мальчишки ржали, Троша комментировал гонку сперматозоидов, девочки морщились и брезгливо отворачивались. О. М. без конца шикала на мальчишек и говорила особо впечатлительным девочкам, что в естественных биологических процессах нет ничего противного. Но все без толку.

Порой мне казалось, что я единственный взрослый человек в этом детском саду. Особенно после того, как О. М. решила «для ясности» назвать сперматозоиды «живчиками».

А потом Русакова спросила: правда ли, что нельзя забеременеть во время месячных? О. М. сказала, что неправда, и велела Русаковой остаться после урока. Троша поинтересовался, можно ли ему тоже остаться, но О. М. ответила, что эта беседа только для девочек.

– Как же они без живчиков? – притворно испугался Троша.

Я с трудом выдержала до звонка. Ну почему я не в одиннадцатом?

Наконец О. М. нас выпустила, и я рванула к Ирине Борисовне.

Одиннадцатый на секунду отвлекся и сразу же вернулся к распечаткам стихов.

Сережа Фененко подмигнул мне обоими глазами. Изо всех, кого я знала, он один так забавно здоровался, и это простое приветствие проникало куда-то внутрь, как ветер в бухту, и поднимало волны.

Я прокралась за последнюю парту, стараясь не мешать. Заботливые старшеклассники тут же передали мне распечатку – привыкли, что я хожу к ним на уроки. С ними можно было не опасаться смешков, гримас и оскорблений, а спокойно слушать и обсуждать действительно интересные вещи.

У доски Лена Владимирова громко и с выражением читала:

Все замерли, слушая, как кабинет переполняется звонким Лениным голосом. Листок вздрагивал в ее руке, но слова не дрожали ничуть.

С Леной мы вместе ходили в школьный драмкружок и сейчас репетировали «Кентервильское привидение». Лена играла миссис Отис, я – Вирджинию, а Сереже Фененко достались две роли – лорда Кентервиля, нынешнего владельца замка, и, конечно, Кентервильского привидения.

Когда Лена закончила, у доски ее сменила Ира Полынина и стала бормотать биографию Марины Цветаевой. До меня доносились отдельные фразы, которые Ира по случайности произносила чуть громче: «воспитывалась отцом», «училась в Париже», «первый сборник»… Росла горстка безжизненных фактов, похожая на сушеную зелень, глядя на которую можно лишь догадываться, как выглядит настоящая. Ира читала таким скучным голосом, но класс, вместо того чтобы заняться своими делами, погрузился в цепкую тишину. А я смотрела на взъерошенный затылок Сережи Фененко.

«Я выйду замуж за того, кто угадает, какой мой любимый камень!» – решила когда-то Марина Ц. на отдыхе в Коктебеле. И вскоре молодой поэт Сергей Эфрон подарил ей сердоликовую бусину. Вернувшись в Москву, они тут же обвенчались.

«Сегодня репетиция!» – радостно подумала я, и наша с Сережей история тут же выстроилась у меня в голове. Встречались в школе, играли в одном спектакле, потом он поступил на актерское, уехал в большой город, она (то есть я) присоединилась позже. Вместе вернулись в родной городок, обосновались в уютном маленьком театре, она писала пьесы, он играл главные роли…

Ира закончила и с облегчением пошла на место, вытирая о юбку взмокшие от волнения ладони.

Ирина Борисовна предложила перейти к обсуждению стихов и попросила меня прочитать «Идешь, на меня похожий…», мое любимое.

Все обернулись. Я нерешительно поднялась. Лена поддержала меня улыбкой, Сережа снова подмигнул обоими глазами: мол, не бойся, все получится! Это меня всегда подбадривало, я даже забывала, что вообще-то боюсь публики. Тут главное – начать, произнести первую строчку – и страхи сами куда-то улетучиваются. Я представила, что, кроме Сережи, в классе никого не было, и начала. Сразу появилось это приятное ощущение, как будто ты немножко не в себе – уходишь в слова, в ритм, в какую-то призрачную реальность, куда попадают все актеры, писатели и музыканты.

Но слова кончились, дымка рассеялась, и я вернулась на урок. В классе уже вовсю обсуждали стихотворение.

Громче всех была Вера Смолиговец.

– Почему ее всегда так интересовала тема смерти? Тут она просто примеряет ее на себя, как какую-то одежду в магазине!