Николай Дубов - Небо с овчинку

Мысли Антона вернулись к тому, о чем говорил Сергей Игнатьевич. В конце концов он прав: они действительно наследники. Ну, сейчас они еще мальчишки, но пройдет каких-нибудь семь — десять лет, и они станут совсем, окончательно взрослыми. А те, что сейчас взрослые, или помрут, или по-переходят на пенсию и ничего уже не смогут делать. А все будут делать нынешние ребята. И за все отвечать. И за этот лес, и за реку, и за все поля, и заводы, и шахты, за все, что делается, и за все, что должно делаться, а не делается, потому что кто-то не умеет или не хочет… И тогда уже ни за кого нельзя будет спрятаться, не на кого надеяться, чего-то или кого-то ждать…

Эти семь — десять, может, даже пятнадцать лет промчались, как стриж, который крохотной живой молнией мелькнул перед глазами, и Антон увидел себя большим, взрослым. Он уже кончил учиться и работает. Кем — не важно, выяснится потом… Уже не ему, а он сам дает советы (только никого не заставляет говорить по-своему!), действует самостоятельно, работает так, чтобы всего было больше и всё было лучше. А если нужно, переделывает то, что было плохо сделано до него, до них…

И законный наследник, владетельный хозяин пошел по своей земле, видя ее вроде бы и точно такой же, как за минуту перед тем, и вместе с тем как бы совсем другой. Вот так же будут с визгом носиться за невидимой мошкарой стрижи, а шмели, грозно гудя, пикировать на цветы, так же будет дрожащими струями переливаться зной между небом и землей, только небо сделается еще чище и голубее… Ведь тогда уже не будет в воздухе дыма и пыли ни от заводов, ни от земли, потому что земля станет совсем другая. Не будет никаких пустынь, а там, где они были, появятся озера, сады, леса. Дыма не станет совсем. Дым появляется, когда что-нибудь сжигают, а тогда уже жечь ничего не нужно. Атомные электростанции и солнце дадут столько энергии — завались. И наверняка они найдут, изобретут какую-нибудь новую энергию, которая посильней атомной… До чего же будет интересно и хорошо жить! И умирать никто не захочет… А люди вообще перестанут умирать. Потому что войны будут запрещены. И никакого оружия не будет. Даже ребятам запретят играть в войну, чтобы не приучались. И болезней никаких тоже не станет. Просто ученые найдут такое средство, чтобы всех вредных микробов уничтожить, и все. И не будет никакой заразы на всей земле. Никого и ничего не нужно бояться…

Бой подошел и ткнулся носом в Антонову руку.

— Ты что?

Бой вильнул хвостом.

— Есть хочешь? — Бой завилял сильнее. — На, ешь. Что мы с тобой потом есть будем?

Антон отдал Бою творог, тот слизнул его и уставился, ожидая, не дадут ли еще такого вкусного. Вкусного больше не дали, и он принялся за хлеб.

Все встало на свое место. Придуманное им будущее отодвинулось в десяти- или пятнадцатилетнюю недосягаемость, Антон снова стал тем, кем был, — мальчиком, который должен бояться, что какой-то Митька Казенный застрелит Боя, и прятаться. А что может сделать он, Антон?

А может, еще где-нибудь есть и такие Антоны (что он, какой-нибудь особенный? Самый обыкновенный!), и такие Хомки, которые собой заслоняют своих Жучек и Белок?… Ребят же много. Почему в самом деле они должны только терпеть, бояться и прятаться? Может, прав Сергей Игнатьевич, что, когда все возьмутся, ничего с ними не сделают и не запугают…

Чем больше Антон думал, тем сильнее крепло в нем убеждение, что надо не ждать и надеяться, а делать. Он только никак не мог придумать, что именно должны они, ребята, делать, чтобы с этим бороться. «Ничего, вместе придумаем», — решил он.

Он свистнул Бою и пошел по тропинке к гречишному полю. Он шел и смотрел на кусты, деревья, скалы, застоявшуюся между ними глубокую черную воду, сверкающие на быстрине струи. Все это было его, их. Не в будущем, а сейчас. И не в будущем, а сегодня, сейчас нужно все это беречь и хранить от пустоглазых маклаков, хапуг, пакостников и хулиганов, которые не думают ни о чем, кроме себя. И главное — не бояться!

В тени старой дуплистой вербы стояла светло-серая «Волга». Рядом на подстилках расположились хозяева: мужчина в плавках и молодая женщина. Вокруг разложенной на газетах еды ковыляла совсем маленькая девочка. Держа палец во рту, она разглядывала лежащее перед ней и ковыляла дальше. Она была только в трусиках, но зато с огромным белым бантом. Подвязанный к пучку волос на макушке, он на каждом шагу вздрагивал и колыхался, как опахало. Мужчина и женщина наблюдали за девочкой и смеялись.

Антон приостановился, потом решительно направился к сидящим. Он шел не слишком быстро, но и не медля, а так, как ходят занятые делом люди. Он придумал. Бой, прихрамывая, вышагивал рядом.

Женщина увидела их, глаза ее округлились, она схватила девочку, бросилась в машину и захлопнула дверцу.

— Что такое? — недоуменно оглянулся мужчина, увидел подходивших и поднялся.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Антон. Он решил, что все нужно делать вежливо.

— Здоров, — ответил мужчина. — Ты что своим страшилищем людей пугаешь?

— Его не нужно бояться. Он зря не тронет.

Антон достал из кармана куртки огрызок карандаша, завалявшийся там еще с зимы блокнот, старательно записал серию и номер машины.

— Это зачем? — спросил мужчина и насмешливо улыбнулся. — Может, и права предъявить?

— Права не нужно. Понадобится, вас и так разыщут. Я вас предупреждаю: после себя бумаг, хлама не оставлять, бутылки не бить. Костры жечь нельзя, рубить и ломать деревья тоже.

— Да? — все так же насмешливо сказал мужчина. — А как быть, дорогой юноша, если ничего этого мы не собирались делать?

— Не знаю, — сказал Антон, — другие делают. Вон сколько накидано.

— Хм, верно. Мы сами с трудом чистое место нашли. Значит, ты всех нарушителей берешь на цугундер?

— Я не один, нас много.

— А потом?

— Сообщаем в лесничество. Оно само штрафует, а если удерут, находит через автоинспекцию. Не спрячутся!

— Ну? — уже серьезно сказал мужчина. — Это молодцы! Это правильно… А то вот мы ездим много, в разных местах бывали, действительно черт знает что делают! Правильно у вас придумали. Надо бы так и в других местах. Пора со свинством кончать…

Девочке стало скучно сидеть в машине, ее тянуло к необыкновенно большой и черной собаке. Высунув голову над полуопущенным стеклом, она сказала:

— Гав! Гав!… Папа, я хочу к тебе!

— Правильно, Машка, — засмеялся отец. — Напугай эту страшную собаку… Не тронет? — тихонько спросил он Антона.

— Маленьких? Ни за что!

Мужчина направился к машине.

— Игорь, ты сошел с ума! — сказала мать девочки.

— Ничего, пускай привыкает, а то вырастет такой же трусихой, как ты. Пошли, Машка! Только, чур, не дрейфить и не реветь.

Голопузая Машка и не думала ни дрейфить, ни тем более реветь. Как только отец поставил ее на землю, она заковыляла прямо к Бою и ухватилась за его гриву. Бой вильнул хвостом, повернул к девочке свою широко раскрытую, хакающую пасть.