Елена Чудинова - Лилея

— Айрот на половинку — да, только сие половинка дела. Другая половинка тебе тож знакома.

— С чего ты взяла? — Нелли прошиб вдруг легкий озноб.

— Проклятый род, хранитель проклятых знаний во имя благого. Али я не права, батюшка?

— Иеремия — сын Нифонта, ты угадала, — сухо ответил отец Модест.

Пред внутренним взором Нелли тут же предстала сумрачная фигура Алтайского изгоя. Нифонт — не преломлявший хлеба с прочими обитателями Крепости, не имевший голоса в общем совете, неприкасаемый. Потомок злощасного Мелентия, случаем оборвавшего жизнь Царевича Георгия. Носитель жуткой, но добровольной наследственной епитемьи, порожденной суровыми обстоятельствами выживания Ордена.

— Ну, теперь ясное дело, чего одеревенели окаянные, — хмыкнула Параша.

— Мне же ясно не вполне, хотя некоторые предположения и у меня возникли, — живо отозвался господин де Роскоф. — Магнетическое воздействие на темные области мозга человеческого? Я немало читал о них, однако же своими глазами наблюдаю впервой. Зрачки недвижимы, пульс замедлен… Спит наяву, однако ж слышит распоряжения, кои выполняет беспрекословно.

— Не все, — пояснил отец Модест. — Доброму старику просто известно слово-ключ, побуждающее к повиновению. Я пожалел, как он в одиночку ломает старые свои кости, тщась извести в замке все следы врага. Пусть враги сами ему и помогают.

— Слово ключ, ну разумеется! Я должен был догадаться! Но надолго ли можно наложить подобный волевой ступор?

— На скорую руку — нет, ненадолго. Да я и не намеревался быть под сим осиротелым кровом дольше, чем требовалось, чтобы написать еще одну скорбную страницу в сию книгу, — отец Модест указал на разложенные листы.

— Ну да, перебить их можно и уходя, — согласно кивнула Катя.

— Ты, верно, забыла, что Белое Воинство стремиться избегать человекоубийства везде, где только возможно, Катерина, — свел брови отец Модест.

— Так они ж очухаются и снова пойдут людей резать!!

— Нет, ничуть не бывало. Экая ж у тебя память короткая. Очухаться они очухаются, а вот злодействовать доле не смогут.

— Ах, отче, зачем же не случилось Вам оказаться здесь ранее! — Елена стиснула ладони. Вдруг припомнились ей мальчики, что погибли в охоте за ласточкиными гнездами.

— Ты вить уже большая, маленькая Нелли, — грустно усмехнулся отец Модест. — Только воображение дитяти делает взрослого всемогущим. Магнетизмом возможно парализовать ненадолго волю маленького гарнизона, но едва ль возможно было помочь, когда здесь под стенами стояли войска. Хоть молодой Иеремия и родился даровит на темную науку настолько, что давно равного ему не рождалось, уж поколения три, я чаю, однако ж его силы отнюдь не сверхъестественны.

Только тут все собравшиеся враз как-то заметили, что разговаривают стоя — посередь стульев и кресел.

— Ну да, хозяева-то уж не пригласят присаживаться, — сказал невесело отец Модест. — Выступи за хозяйку на правах единственной дамы, маленькая Нелли.

— Тем больше, что Керуэзы и Тремели нам в далеком родстве, — добавил господин де Роскоф.

— Присядемте, милые друзья, — сказала Нелли обязательно. Слова выговорились с трудом, однако ж прозвучали легко.

— Несказанно терзает меня вот какой вопрос, — заговорил господин де Роскоф, благоразумно остановивший свой выбор на плетеном деревенском кресле. — Какой задачею Вы озадачились, отче, когда предприняли сие путешествие? Ежели, конечно, сие не одна из многих ваших тайн.

— Отнюдь, — в лице отца Модеста обозначилось тревожное колебание. — Но, коли не покажусь я невежею, хотел бы прежде узнать, отчего здесь оказались наши три грации.

А верно, откуда ж ему знать! Нелли поведала об обстоятельствах гибели Филиппа и похищения Романа, о путешествии, побеге из узилища, о встрече со свекром и прочем. Рассказ получился короток и странным образом суховат.

— Ах, Нелли, Нелли! — отец Модест вздохнул, затем улыбнулся чему-то. — Воистину необычна твоя судьба. Станем молиться о воссоединении твоем с братом, сердце подсказывает мне, что оное сбудется. Теперь воротимся к моим целям, о коих желает знать господин де Роскоф. Рассказывала ль ты свекру своему, средь прочих повествований о Белой Крепости, про Черную Вифлиофику?

— Впервой слышу, — изумилась Елена.

— Уж будто, — усумнился отец Модест. — Впрочем пустое. Строго говоря, сударь, вифлиофика, главное достояние наше, не делится на Черную и какую-нибудь нормальную. Она занимает единое строенье, отделенное от иных зданий пустой землею, на случай пожара в Крепости. Однако ж в ней есть особое собрание книг и рукописей, посвященных изучению явлений, возникающих, когда Зло мировое вырывается из узды. Сказать кстати, за минувшие десять лет приумножилась Черная Вифлиофика и Вашими, сударь, книгами о Жакерии, Финикийской колонизации и Реформации.

— Польщен, — вид у свекра был скорей изумленный, нежели польщенный.

— Теперь вспомнила! Княжна Арина обмолвилась раз, что есть в вифлиофике книги особо гадкие, от коих потом ни спать, ни есть не будешь! — воскликнула Нелли и тут же смешалась. — То есть я, батюшка, не о том, что они нарочно гадкие, но…

— Не винись, не провинилась. Дорогонько б я дал, чтоб познакомиться с иными моими соседями по книжной полке, — вздохнул господин де Роскоф. — Там, я чаю, рукописей куда боле, чем книг.

— Разумеется. Некоторые книги выписываем мы из цивилизованного мира, но куда больше множим оное собрание собственными исследованиями наших братьев.

— Одно из коих — передо мною?

— С целью совершить этот труд я и прибыл сюда но задержался куда боле, чем думал. Когда б ни был я сед, впору поседеть наново.

— А уж писали Вы о том, что хотят они строить теперь в Париже здания точь-в-точь вроде тех, кои видала я в древней Финикии? — воскликнула Нелли.

— Ах, Нелли, когда бы сходство с древней Финикией этим и ограничилось! В жертву силам Адовым здесь вновь убивают детей! Детоубийств узаконенных не бывало в христианском мире никогда прежде.

— Разве что случаи жертвоприношений при закладке мостов, — живо возразил господин де Роскоф. Возникло ощущение, что оба они с отцом Модестом перенеслись в стены какой-нито Академии Наук. — Но согласен, сей неотпавший хвост язычества мелькал куда как редко. Король Людовик Одиннадцатый приговорил двух невинных малюток к тюремному заточению и пыткам, а уж скольких детей казнили Тюдоры, когда власть захватывали! Или Вы о иных детоубийствах?

— Да, о них. Не станем обелять нашей христианской цивилизации, дети живущие гибли и до того, как санкюлоты изобрели гильотину, увы нам. Я разумею узаконенное убийство детей нерожденных, — отец Модест с некоторым смущением кинул взгляд на Парашу.