Галина Галахова - Кеворка-небожитель

Первый, кто стоял у него на пути, от кого он хотел поскорей избавиться, был Гвадарий.

— Вот что, мальчик Витя, так и быть, я выпущу тебя отсюда живым вместе с твоей живой собакой, но только если ты готов исполнить одну мою просьбу. — Третья рука Нака открыла ящик стола и достала оттуда… — Вот тебе, Витя, пузырек и светящийся шарик. Вместе со своей Чапой ступай-ка ты сейчас за этим шариком в Кваркеронский лес, шарик этот будет твоим проводником, он знает, куда катиться, я его запрограммировал. В пути вас никто не тронет, даю тебе слово Нака. Там в лесу ты найдешь одну рощу, в центре рощи — поляну, а на поляне дерево. Огромное такое толстое дерево с ветками до самого неба. Его трудно с кем-то… то есть с чем-нибудь спутать. Это дерево надо хорошенько полить, то есть выплеснуть все содержимое пузыречка под самые его корешки, а то оно, бедняжка, сохнет, чтобы его спасти, я приготовил для него целебное лекарство. Польешь его, полечишь — и будешь навсегда свободен, даю тебе слово Нака Пакуа: иди, куда хочешь, делай, что знаешь. Ну как — договорились?

Ничего он Вите не приказывал, ничем его не стращал, а говорил с ним просто и буднично, как о самом обычном деле.

Вите даже не пришла в голову мысль отказаться. Он только захотел проститься с Ноленсом, однако Нак запретил ему это делать:

— Ноленс очень занят, ему не до тебя. Ну так, если согласен произвести поливку, смотри, не потеряй по дороге пузырек — в нем ценнейший продукт с Аджарты, настойка из тамошних грибов!

— Не боись — не потеряем, — пролаяла хрипло Чапа. — Я сама его подстрахую, твой продукт, — от меня он уж никуда не убежит.

— Сходу сделаетесь тогда героями Альдебарана, — усмехнулся Нак, — но смотрите у меня, чтобы без обмана. Я буду следовать за вами по пятам своим мысленным взором.

Нак дернул себя за бороду, за один из самых засекреченных волосков — и Лабиринт распахнул перед Витей и Чапой свои скрипучие ворота: они вышли из Лабиринта.

«Кажется, я ожил!» — думал Витя, легко шагая рядом с Чапой. Пузырек трясся у него в кармане.

Испуганные скворчи то и дело перебегали им дорогу, но Чапа не обращала на них внимания, она забегала на несколько шагов вперед перед Витей, потом бежала обратно, снова и снова переживая радость встречи. Витя улыбался ей, хотя лицо у него было задумчивым, а глаза смотрели в разные стороны, как и раньше.

Навстречу им неслась сложная чужая жизнь, полная тайн и чудес, но они — спаянные в земное двуединство — несли в себе старые свои миры, населенные простыми земными делами и томлением духа. Дух в них томился — он хотел домой.

Лететь на драконе было весело и ни капли не страшно. Гришкины дети во время полета все время вертелись, опасно перегибались вниз, распевали во все горло свои грибные веселые песни. Их ничуть не смущало то обстоятельство, что их безутешный отец остался где-то внизу. Они радовались, что вырвались из-под его опеки.

Аленька сидел рядом с Наташей. Они держались за руки и рассказывали друг другу о своих приключениях, стараясь перекричать грибенков.

Кеворка потерянно смотрел вниз на проносившиеся поля штивы, горы, озера и леса. Только здесь, на высоте, он ощутил тесную связь со своим краем. Эта связь была такая крепкая, что он чувствовал ее горлом, и ему было трудно дышать.

Деткис управлял драконом.

— Эй, Кев, куда лететь? — обратился он к Кеворке. — Чим-чин-чимбурай долго не протянет…

В тот момент они пролетали как раз над озером Больших Гудзонов и Маленьких также, где на берегу стояла поникшая Кима, но они ее не заметили, потому что Чим-чин-чимбурай выпустил сноп огня, и пламя бешенно заплясало у всех в глазах.

— Деткис, где ты… — послышалось вдруг Деткису.

Волны разгулявшегося после битвы гудзонов и аридов озера вспенились и поднялись ему навстречу.

Деткис вздрогнул.

— Кто-то меня позвал, но — кто? — воскликнул он. — Я слышал голос…

Тут началась дикая тряска.

Деткис смотрел в кулак во все стороны.

— Кто, кто меня позвал?

— За нами гонится Дзынь, — крикнул Кеворка, — быстрее, Чим, выжимай последнюю скорость! Скоро начнутся леса… Кваркерония…… там легко можем спрятаться, знаю одно место…

Дракон сделал резкий разворот, взмыл вверх и неожиданно для себя не удержал равновесия и перевернулся, так как был уже слишком стар для таких фигур высшего пилотажа.

Гришкины дети все как один попадали вниз, но не растерялись, а сцепившись в полете ножками и, раскачивая на головках туда-сюда разноцветные шляпки, стали медленно планировать, радуясь новой неожиданной свободе. Они были истинно Гришкиными детьми, потому что, с чем бы они в своей жизни ни сталкивались, все вызывало у них буйный восторг и ликование — чем дальше, тем веселее им было.

Они приальдебаранились на поляне в Кваркеронском лесу у подножия углубленного в себя Гвадария Фигософа, который в ту минуту приходил к новой сногсшибательной для него мысли, что весь свой затянувшийся век жил, рос совершенно неправильно, не в ту сторону рос и развивался, потому что исповедовал не тот принцип — любить надо! Любить все, что вокруг тебя и под твоей сенью живет и творится, и тогда… — Гвадарий распростер свои лапы, свои ветки, ему хотелось все и вся собрать у себя, спрятать и защитить от мыслимых и немыслимых опасностей, чтобы восторжествовала подлинная жизнь, которая, оказывается, есть любовь без конца и без края…

Стоило грибам коснуться лесного альдебарана, как они тут же пустили туда корни, и в скором времени вся поляна, куда они только что попадали, была усеяна новыми разумными грибенками, которые продолжили с новым энтузиазмом это свое серьезное и очень важное для себя дело — процесс грибного воспроизводства.

Когда Гришкины дети кувырнулись вниз, Чим-чин-чимбурай не на шутку опечалился: за время полета он привык к их шаловливым мордашкам и хитрым шляпкам. Их грибные песни наполнили его драконовскую душу странной нежностью. Чимбурая охватило радостное желание прыгать, и он то взмывал над облаками, то касался лапами Кваркеронских кряжей, купаясь в альдебаранском небе, как простой летающий скворч. А потом к нему пришло раскаяние, что он мало уделил грибенкам внимания во время полета, и чтоэто из-за него они опрокинулись неизвестно куда. Он ужасно расстроился.

— Чим, ты что совсем уже без понятия? Дзынь сидит у тебя на хвосте, — прокричал ему Деткис. — Встряхни его, сбрось!

Черное облако окутало хвост дракона — это коричневый Дзынь так разъярился, что почернел. Чин-чим чимбурай включил теперь все свои семь голов, и даже больную, седьмую, тоже, и наполнил пространство огнем. Таинственный Дзынь зашумел, как морской прибой, зафыркал и стал еще Таинственнее.