Эрнст Гофман - Мастер Мартин-бочар и его подмастерья

- Ах, Роза, - сказал Фридрих, - ведь я только ради вас изменил своему милому искусству.

Едва были произнесены эти слова, как Фридриху от страха и стыда уже хотелось сквозь землю провалиться! Ведь самое необдуманное признание сорвалось с его уст. Роза, как будто обо всем догадываясь, отвернулась. Напрасно искал он слов. Тут господин Паумгартнер с силой ударил ножом по столу и объявил, что господин Фольрад, почтенный мастер пения, споет песню. Господин Фольрад тотчас же встал, откашлялся и запел на златозвучный лад Ганса Фогельгезанга такую чудную песню, что у всех от радости сердце запрыгало в груди и даже Фридрих забыл о своей злой тревоге. Пропев еще несколько прекрасных песен на другие чудесные лады, как-то: сладкогласный лад, трубный лад, цветущий райский лад, свежий померанцевый лад и другие, господин Фольрад сказал, что если среди сидящих за столом есть кто-нибудь, владеющий чудным мастерством пения, то пусть и он запоет теперь песню. Тут Рейнхольд поднялся с места и сказал, что если ему будет позволено сопровождать свою песню игрой на лютне, по итальянскому обычаю, то и он споет песню и при этом сохранит немецкий лад.

Так как никто не возражал, он принес свой инструмент и, взяв несколько благозвучных аккордов, служивших прелюдией, запел такую песню:

Где дивный водоем,

Что пряным бьет вином?

В подвале, там,

И вам

Дано его струи

Увидеть золотые,

О дивный водоем,

Что светлым бьет вином,

Кто смастерил

И сбил

Его искусно так,

С таким усердьем рьяным?

Кто светлый водоем

Сработал, вам знаком:

Кругом

Он бондарем зовется,

Разгорячен вином,

Любовию влеком,

Искусник молодой

С душой

За дело он берется.

Песня всем чрезвычайно понравилась, но более всех - мастеру Мартину, у которого от радости и восхищения заблестели глаза. Не обращая внимания на Фольрада, рассуждавшего - и, пожалуй, даже слишком велеречиво - о глухом напеве Ганса Мюллера, который подмастерье достаточно верно уловил, мастер Мартин встал со своего места и воскликнул, подняв свой граненый бокал:

- Сюда, славный мой бочар и певец, сюда, ты должен осушить этот бокал вместе со мной, твоим хозяином Мартином!

Рейнхольд повиновался приказанию. Вернувшись на свое место, он шепнул на ухо погруженному в задумчивость Фридриху:

- Теперь и ты должен спеть, спой-ка ту песню, что пел вчера вечером!

- Ты с ума сошел! - ответил Фридрих, крайне раздосадованный.

Тогда Рейнхольд, обращаясь ко всем, громко сказал:

- Почтенные господа и мастера, мой любезный брат Фридрих, что сидит здесь, знает песни еще более прекрасные, и голос у него гораздо более приятный, чем у меня, но в горле у него что-то першит с дороги, а потому он в другой раз попотчует вас песнями на самые превосходные лады!

И вот все стали осыпать похвалами Фридриха, как будто он уже и спел. Некоторые мастера в конце концов даже находили, что голос у него действительно более приятный, чем у Рейнхольда, а господин Фольрад, осушивший еще целый стакан, был убежден в том, что прекрасные немецкие напевы удаются Фридриху лучше, нежели Рейнхольду, в пении которого слишком много итальянского. Мастер Мартин откинул голову, хлопнул себя по круглому брюху так громко, словно ударил в ладоши, и закричал:

- Теперь это мои подмастерья! Мои, говорю я, мастера Тобиаса Мартина в Нюрнберге, подмастерья!

И все мастера кивали головами и, допивая последние капли из высоких стаканов, говорили: "Да, да, ваши, мастер Мартин, славные, усердные подмастерья!" Наконец все разошлись по домам. Рейнхольду и Фридриху мастер Мартин отвел в своем доме по светлой чистой комнате.

О ТОМ, КАК В ДОМЕ

МАСТЕРА МАРТИНА

ОБЪЯВИЛСЯ ТРЕТИЙ ПОДМАСТЕРЬЕ

И К ЧЕМУ ЭТО ПРИВЕЛО

Когда оба подмастерья - Рейнхольд и Фридрих - несколько недель проработали в мастерской мастера Мартина, последний заметил, что, если дело требует измерений линейкой и циркулем, вычислений и глазомера, с Рейнхольдом трудно тягаться, но едва дело доходит до фуганка, долота или колотушки, все идет иначе: Рейнхольд очень скоро устает и работа не спорится, как бы он ни старался. Фридрих же, напротив, весело стругает, стучит молотком и не устает так быстро. Но что отличало их обоих - так это благонравие, в котором, главным образом благодаря Рейнхольду, немало было беспечной веселости и добродушной жизнерадостности. К тому же и в самом разгаре работы, особенно когда тут же находилась прелестная Роза, они не щадили глоток и своими красивыми голосами, которые очень хорошо подходили друг к другу, пели великолепные песни. А если при этом Фридрих, искоса бросавший взгляды на Розу, переходил на грустный напев, Рейнхольд сразу же запевал шутливую песню, которую сам сочинил и которая начиналась словами: "Бочка - не цитра, а цитра - не бочка", так что старый господин Мартин нередко опускал колотушку, которой уже готов был нанести удар, и хватался за живот, колыхавшийся от веселого смеха. Вообще оба подмастерья, особенно же Рейнхольд, снискали полное расположение Мартина. Можно было также заметить, что и Роза пользуется разными предлогами для того, чтобы чаще и дольше, чем это случалось до сих пор, побывать в мастерской.

Однажды мастер Мартин в задумчивости пришел в свою мастерскую у городских ворот, где работали летом. Как раз в это время Рейнхольд и Фридрих собирали маленькую бочку. Мастер Мартин остановился перед ними, скрестив руки на груди, и молвил:

- Право же, и сказать вам не могу, как я вами доволен, дорогие мои подмастерья. Но сейчас у меня большая забота. С Рейна пишут, что для виноделов нынешний год будет благодатнее, чем все былые года. Один премудрый человек сказал, что комета, появившаяся на небе, своими дивными лучами будет оплодотворять землю, а земля отдаст весь жар, скопившийся в ее глубинах, где кипят благородные металлы, и вдохнет его в лозы, томимые жаждой, и в пышном изобилии будут одна за другой созревать виноградные кисти, вливая в вино тот пламень, которым они напоены. Только лет через триста настанет вновь такое благоприятное сочетание созвездий. Так вот и работы у нас будет хоть отбавляй. А тут еще достопочтенный епископ Бамбергский пишет мне, что заказывает большую бочку. С этим мы сами не справимся, и надо мне будет подыскать еще одного усердного работника. Но я не хотел бы брать с улицы первого встречного, а время-то не терпит. Если вы знаете где-нибудь хорошего работника, который был бы вам по душе, то скажите мне, я уж залучу его, хотя бы это мне и стоило больших денег.

Едва только мастер Мартин успел вымолвить эти слова, как вдруг появился у входа высокий, плечистый молодой человек и громко крикнул:

- Эй, вы! Здесь, что ли, мастерская мастера Мартина?