Галина Головина - Белая таежка

Верзила дымил. Но во рту у него была не сигарета и не папироса, а самокрутка толщиной в патрон двадцатого калибра. Не выпуская ее изо рта, он потянулся опять к канистре, решительно вскинул ее рывком. Услышав бульканье жидкости, бородатый опустил ноги и приподнялся слегка, опираясь на локти.

- Последняя, Профессор! - осклабился верзила. - Не повредит. Я свою мерку знаю.

23

Мы с Кольчей высоко вскарабкались на скалы и лежим на карнизе, который я приметил еще снизу. Карниз этот как бы уползает под козырек: над ним нависла огромная серая глыба, разрисованная ржавыми потеками и лишайником. Когда мы карабкались сюда, у меня все время было такое ощущение, что даже камни и те от пожара уже раскалились, как банная каменка. Плесни водой - зашипят.

Лощина утонула в смрадном горячем дыму.

- Мишаня, а ты - на уровне! - отдышавшись, пробормотал Кольча.

- Брось ты! - небрежно кинул я и подумал: "Будешь на уровне! Если жить охота..."

Все же мне приятно было услышать похвалу от Кольчи. Она как-то поднимала меня в собственном мнении о себе. Уж если честно признаться, то я и сам не ожидал от себя такой быстрой реакции и сообразительности, которая появилась у меня на пожаре. (Хотя и промашку дал - надо было сразу на гору бежать.) Радостно мне было сознавать, что я хотя и перетрусил порядком, но головы все же не потерял. Значит, я не какой-нибудь ахалам-балам, а все же здраво мыслящий человек, не лишенный некоторой храбрости.

Пожар уже подкатился к тому месту, где мы летяжек видели. Красные гривы огня, извиваясь, захлестнули всю лощину от горы до горы. Там, где стоят зеленые кедры, они замедляют свой бег, а по сухостою несутся во всю прыть. Живые деревья, накрытые огненным валом, взрывались гулко и с треском швыряли в небо клубы дыма и смрада. Кедры горят ярче и жарче всех деревьев. Острой болью резануло нас с Кольчей по сердцу, когда умирал раскидистый исполин на опушке, оказавшийся ближе всех к нам. Сучья его огонь слизнул в один миг и фонтаном рванулся высоко вверх.

Трах!

Будто пушечный выстрел прогремел. Толстый ствол кедра раскололся пополам от комля до макушки и грохнулся в разные стороны. Тучи искр взметнулись в небо.

Кольча вскрикнул так, будто на колючку боярки наступил босиком.

- Ох, гадство! Сто лет надо ждать, пока такое дерево поднимется!..

Он уже нисколько не сомневается, что тайгу подожгли Антошка и дружок его. Зачем? Ванюшку заметили ну и решили шугануть, пустили красного петушка.

- Да ты нос не вешай! - утешает меня Кольча. - Командор не пропадет!

Пожар на убыль пошел. Огненный вал изогнулся, сломался весь, подчищая в лощине все живое, что еще не успело убежать, улететь, уползти и ускакать. Звери и птицы скопом кинулись за речку. Общая беда точно сдружила их всех, позабыли про тысячелетнюю вражду. Сверху нам хорошо видно, что делается на берегу. Никому бы я не поверил, если бы собственными глазами не увидел, как бегут рядом бок о бок исконные враги колонок, два соболя и стайка белок. Бегут и ни малейшего внимания друг на дружку не обращают. Будто ни они, ни предки их никогда не пускали кровь друг другу, не закусывали друг другом, не рвали шубки... А волк, прижав уши и вытянув хвост поленом, догнал чуть живого от страха зайчишку с подпалиной на боку и даже головы в его сторону не повернул. Одна обжора росомаха решила половить рыбку в мутной воде, поживиться, пользуясь случаем. Эта вместо того, чтобы за речку плыть, забралась на сучкастую сосну, одиноко стоявшую в молодом ольшанике у берега.

- Хорошенькое дело! - возмутился Кольча, скрипнув зубами от бессильной злости.

На Кутиме шла суматошная переправа.

Вот с высокого берега сиганул в воду сохатый, взбрыкнув сильными длинными ногами в белых чулках, и на широкую спину его тотчас забрался смекалистый колонок и поплыл себе как на моторном плоту, сжавшись в комок. Ну хитряга!

Пестрят в воде верткие белки. Эти плывут большой оравой, подняв повыше, чтобы не замочить, пушистые хвостики, плывут смело, энергично, быстрыми сильными рывками, словно в соревнованиях участвуют на командное первенство. Хвостики покачиваются как паруса.

Один зайчишка затесался к ним в компанию. Нет, не один, их там много! Зайчишки плывут тяжело и неуклюже, их здорово сносит течением.

Долго почему-то не мог насмелиться залезть в воду соболь, заполошно метался взад-вперед по берегу, у самой воды. Потом вдруг решился, прыгнул: была не была! - и подпарился к какой-то мелкоте, я уж не смог разобрать к кому. Кажется, к бурундучкам.

- Амикан! - ахнул Кольча, припав к фотоаппарату. - Далековато! Телевичок бы мне...

Хозяин тайги на бережок пожаловал. А матерый зверь! Передние лапы колесом. Повел мордой в одну сторону, потом в другую. Вроде, мол, порядок на переправе. И бултыхнулся в воду, даже не поглядев, что под ним коряга плывет.

- Телевичок бы-ы! - ноет Кольча. - Потрясающие снимочки можно нащелкать...

Неповоротливый как медведь, говорят. Нет, он очень даже проворный! Вон как лихо поплыл, загородив дорогу маме-утке, переправлявшей большой выводок свой. Утята обычно, когда их шугнешь, не плывут, а бегут по воде, быстро-быстро махая потешными крылышками. Но в такой каше живой они не шустрят, спокойно плывут. Может, из сил выбились, когда пешком с какого-то болота сюда добирались?..

Трава под сосной, на которой сидит росомаха, уже начинает дымиться, но разбойница не выказывает себя. Я на этих росомах вдоволь нагляделся, когда отец приносил их, попавших в плашки. Шерсть на спине у росомахи с бурым таким отливом, на шее обязательно белая лысинка. Когтями зацепит смерть!

- Телевичок бы-ы! - канючит горько Кольча.

- Мне бы твои заботы! Ты лучше про Ванюшку вспомни!

- С Ванюшкой ничего не случится, поверь моей интуиции!

Между тем огненный невод все туже стягивался у речки. На нас горячая сажа посыпалась, пепел; я ойкнул, схватившись за шею, и пополз под нависшую скалу, потянул за куртку Кольчу.

- Погоди, Миха! - отчаянно взмолился он, брыкаясь. - Росомаха!

К речке подбежала лосиха с долговязым лосенком. Ухохочешься над этими лосятами: ноги у них будто чужие, ходули, а не ноги. Длинные уши, как у зайцев, торчком. Взметнув своими непослушными ходулями, лосенок чего-то испугался, что ли, на берегу и кинулся прямо к сосне, на которой затаилась в своей засаде росомаха. Но она и ухом не повела, должно быть, опасаясь копыт его матери. Лосиха в два прыжка настигла свое шаловливое дитя, разыгравшееся не вовремя, и так поддала ему под зад, что лосенок покатился к речке...

Ванюшка из головы не выходит у меня. Он ведь будто чуял свою беду, когда предлагал все рассказать про самородочек в школе и пойти искать золото большой группой с кем-нибудь из учителей. Плевать бы тогда хотели на всяких выжиг вроде Антошки...