Галина Головина - Белая таежка

Теперь ему надо было прежде всего предупредить нас об опасности, чтобы мы хотя бы насторожились, поглядывали по сторонам. Он схватил свое ружье и выстрелил вверх из обоих стволов раз за разом.

26

В окошко бьет заходящее солнце, и все теперь в "хижине Джека Лондона" выглядит радостнее, привлекательнее. Это обычное зимовье охотников: избушка просторная и для тепла низкая. Тут и живут, и зверей разделывают, снимая с них шкурки, тут заряжают патроны, ладят снасти для охоты и лова рыбы. Пол потемнел от жира и пятен крови, с зимы не выветрился устоявшийся запах сохших на распялках звериных шкур, вдоль стены у печки тянутся широкие нары, к окошку приткнулся стол из строганных топором жердочек, плотно подогнанных одна к другой, - длинный, как прилавок на базаре, трубу каменной печи заменяют два оцинкованных ведра, поставленные одно на другое. Мы расселись на лавках. Одна из них у нар стоит, две - у стола и возле печки. Первая радость, что все для нас обошлось благополучно, уже схлынула. Обсуждаем наше положение.

- Надеюсь, что ни у кого из нас больше не вызывает сомнения, что золото здесь есть? - важно начал Колокольчик, едва успев опростать миску борща.

- Есть квас, да не про нас! - усмехнулся Ванюшка.

Я понял слова командора как намек на возвращение домой. Это меня вполне устраивало. Зачем искать на свою спину приключений? По всему видать, что эти типы шутки шутить с нами не намерены, если они, не задумываясь, тайгу подожгли. Вон сколько зеленых кедров погубили, мерзавцы!.. А живности всякой сколько пострадало из-за них... Ужас! Мы тоже могли сгореть...

Кольча понял состояние командора. Да и я молчаливо поддерживал Ванюшку.

- Пасуете, да? По дому соскучились, да?..

- Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет! - как всегда со значением изрек Ванюшка. - Ты же сам говорил, что они теперь у нас под колпаком? Доложим милиции, она этих субчиков живо разыщет, и они укажут, где золото.

Я поспешил поддакнуть командору.

Кольча задохнулся от обиды и злости, у него даже слезы на глаза навернулись. Он тужился что-то сказать и не мог.

- Ничего себе заявочки! - наконец выдавил из себя с великой натугой. - "Милиции доложим"! А что мы от этого будем иметь, позвольте вас спросить?

- Благодарность от начальника милиции! - желчно вставила Галка.

- Командор, я максималист: все или ничего, вот мое кредо! воскликнул Колокольчик в благородном негодовании, но прозвучало это у него нисколько не напыщенно, потому что шло из глубины души.

Как обычно в таких случаях, Ванюшка выжидательно помалкивал, давая нам выговориться, но мы все понимали, что только от его решения будет зависеть теперь все.

Галка презрительно поглядела на меня, потом перевела взгляд на Ванюшку.

- Эх вы, рыцари! Мужчины!.. - Она зло фыркнула и еще раз повела взглядом от одного из нас к другому. - То, что Миша слаб в коленках, я давно знала. А вот от тебя я этого никак не ожидала, ко-ман-дор!..

Ванюшку взбесили ее слова, но у него хватило выдержки не взорваться. Он только привстал с лавки и скрипнул зубами от злости.

- А если с тобой что-нибудь случится, что твоей матери с отцом скажу? С кого в Басманке спросят?!

- С папы Карло! - Галка закусила губу и вылетела из переночуйки. - У меня своя голова на плечах! - послышалось из-за двери.

Ванюшка буркнул что-то себе под нос и полез на нары, давая понять, что разговор окончен. Кольча вышел вслед за Галкой. Я тоже полез на нары. Через несколько минут в окно донеслось:

- Если они откажутся, ты пойдешь со мной? - спросила Галка. - Не струсишь? Только честно, Кольча?

- Спрашиваешь! - обиженно фыркнул Кольча. - За кого ты меня принимаешь?

Парочка! Один другого стоит.

- Надо быть круглым идиотом, чтобы пасовать сейчас! - негодовала Галка.

Голоса их удалялись. Они спускались к речке. Кольча принялся что-то пылко доказывать Галке, но слов разобрать уже было невозможно. Да я и не очень старался прислушиваться: так намучился за день, что тотчас и заснул до самого утра, даже не натянув на себя одеяло.

Проснулся я поздно. Солнце было уже высоко. Утро выдалось тихое и радостное. Тайга, умытая вчерашним ливнем, нежилась под жарким солнцем. На все голоса птицы гомонили. На плесе у наших лодок их было столько, что казалось, и они тоже встали тут лагерем.

Я понял сразу: Галка, Ванюшка и Кольча уже на ногах. Каждый из них мирно занимался своим делом. Галка хлопотала у костра, завтрак готовила, командор шил из байкового одеялка себе куртку, Колокольчик чистил рыбу на пеньке. У ног его стояло ведерко, в котором плескались окунишки и хариусы. Кто-то встал на зорьке и успел уже поудить. Мне даже обидно сделалось: не могли разбудить!

Рыбы было много, я хотел сказать, что тут хватит не только на уху, но и на жареху еще останется, да промолчал, не стал соваться не в свое дело. Галка живо обрежет. Скажет: налови сперва, потом распоряжайся. С нее станется!

- В духе времени, Ванек! Сейчас самая мода куртки из одеял шить, тараторил Колокольчик. - Клетка шиковская, что еще надо? Я больше чем уверен, что "пыжон" дяди Ивана щеголяет в такой вот курточке...

- Да помолчи ты, ботало! - не выдержал, досадливо морщась, Ванюшка. Только тебя одного и слыхать.

Я понял, что конфликт сам собой, очевидно, разрешился, утром всегда вечерние страхи и сомнения отступают, и пошел умываться. Вспомнились слова Колокольчика, сказанные однажды в подобной затруднительной ситуации: "Время самый мощный и самый надежный холодильник: все страсти остудит".

На носу дюральки лежали две Кольчины тетради. Он, видать, и дневник свой успел уже пописать.

Заглянуть, что ли? Интересно все же, что он там накатал.

Настроение у меня было тоже неплохое, и решение командора продолжать экспедицию нисколько меня не огорчило. Вот что значит отдохнуть как следует. Правильно говорится: утро вечера мудренее.

"...Жизнью своей Миша целиком и полностью мне обязан. Не люблю хвалиться, но если бы не я, то теперь наши красивые молодые трупы росомахи уже глодали..." - прочел я в Кольчином путевом дневнике и чуть не расхохотался во все горло. Вот дает, Колокольчик!

"На нем лица не было, когда удирали мы от "хижины Джека Лондона", вероятно, самые ужасные мысли теснились в его голове. Я тоже сильно испугался, когда понял, что перед нами не лучшие люди современности, но ни один мускул не дрогнул на моем лице, только волосы встали дыбом, я почувствовал, как поднимается козырек моей туристской кепки..."

Ну не трепач ли? А про пожар он написал что-нибудь или еще не успел? Я перелистываю несколько страничек. "...С веселым сердцем иду навстречу тяжелым испытаниям..." Дает, Колокольчик! Зачем же врать самому себе? Это ведь дневник! А еще говорит: все равно изживу свой порок, перестану привирать. "С веселым сердцем"! Когда запылал сухостой в лощине, твое веселое сердце в пятки ускакало! А вот тут про меня что-то. "...Я все больше и больше убеждаюсь, к великому своему огорчению, что Миша наш ярко выраженный меланхолик, слабовольный человек. Это недостаток воспитания. Мужчину должен воспитывать только мужчина, а у него отец все время по командировкам мотается, он таксатор, запасы леса в тайге учитывает и намечает деляны для вырубки..." Совсем уж охамел. Ладно, я тебе это припомню!.. "Для Гали очень важна эта экспедиция. Тут не только законное желание удовлетворить свое право на мужество, тут значительно большее, быть может, решение своей судьбы. На областном смотре школьной художественной самодеятельности в Иркутске Галей заинтересовался московский кинорежиссер, который собирается нынешней зимой начать у нас съемки художественного фильма о приключениях старшеклассников одной из таежных школ в геологическом походе. Галя приглашена на пробы. Ее хотят взять на роль героини фильма, очень храброй девчонки, которая одна плавает на плотике по бурной порожистой реке, спускается в глубокий шурф по канату и совершает еще какие-то отчаянные поступки, даже спасает ребят от верной гибели. Для этого исполнительнице главной роли надо самой суметь не испугаться. В общем, нужна большая физическая и моральная тренировка, и не взять Галю в нашу экспедицию было бы просто бесчеловечно..."