Нора Аргунова - Не бойся, это я ! (рассказы)

Если полное ведро приводило Жульку в восторг, то речка окончательно лишала его разума. Пока Лобан, для начала полакав, сосредоточенно погружался, Жулька успевал обрушиться в речку, вскопать под собой илистое дно, взбаламутить воду и выхватить обросшую водорослями и улитками увесистую корягу. В корягу вцеплялась и Рина, начинались борьба, прыжки и кувырканье. И вот коряга забыта, Рина топит Жульку, а Жулька вырывается и падает на спину Рине. Оба грязные, с облипшей шерстью, с довольными мордами барахтаются, кряхтят...

У Лобана намокли только лапы, брюхо и шея снизу. Он давно вылез на берег, стоит, глядя куда-то вдаль, и тихонько, про себя, поскуливает.

У него всегда тоска. В клетке тоска, и в лесу тоска. Для чего Лобану могучее тело и неутомимые ноги, если не надо охотиться и кусок мяса получаешь готовым? Для чего верный глаз и понятливое ухо, если лес только для развлечений? Постоянно в напряжении его нервы - для чего? Ведь никогда, никто, ничто не угрожает тебе и твоей стае. Где она, волчья настоящая жизнь?

А Жульке хорошо. Накупавшись, он карабкается на крутой бережок, охотно сползает на животе обратно, опять лезет и обрывается вместе с комьями глины, чтобы ещё раз с наслаждением ухнуть в речку.

То и дело он вспоминает о Четвёртом волке. Жульке надо знать, где тот находится, и он считает, что лучше всего Четвёртому быть постоянно рядом и на виду.

Жулька не настолько глуп, чтобы не заметить, что Четвёртый ходит на двух ногах и не покрыт шерстью. Да и ещё многое понимает Жулька: Четвёртый вроде бы и не волк. Но и не человек, потому что все люди Жульке чужие, а этот - свой.

Волки умеют считать, и Жулька давно сосчитал, что не трое составляют его семью, а четверо. В конце концов, нечего ломать голову над странностями Четвёртого. Он в семье добытчик, он старший и настолько свой, что кто же он тогда, если не волк?

Сейчас Жулька пробегает мимо Четвёртого, и вслед ему несётся одобрительное: "Жулик! Ай, Жулик!"

Жулька сразу поворачивает обратно. Четвёртый всегда разговаривает покровительственно, но с разными интонациями, и Жулька отлично улавливает это. Для каждого Четвёртый имеет свой голос. С оттенком почтительности и насторожённости - для волчицы, с уважением и сочувствием - для Лобана и с восхищением - для Жульки.

Четвёртый почёсывает и гладит Жульку. Жулька очень доволен, но он при этом не закатывает глаза, как Рина, и не обмирает, как Лобан. Он косится зорко, ловко выхватывает у Четвёртого из кармана рукавицу и уносится с нею, ликуя.

* * *

Ужин кончается. Мясо съедено до последней плёнки. Жулька лижет сахарную косточку, а сам следит за Лобаном. Лобан припал к земле. Он прилаживается к гладкому, круглому мослу, с которого соскальзывают зубы.

Жулька встаёт. Лениво бредёт он мимо Лобана. Замедляет шаг. Лобан занят костью. Жулька придвигается боком. И вдруг мягко кладёт лапу на голову Лобана.

Лапа соскальзывает по большой волчьей морде. Жулька поправляет лапу, и она опускается то на лоб, то прямо на нос. Лобану. Лобан увлечён, он силится поймать зубами скользкую кость. Когда лапа попадает ему на глаза, он только жмурится.

Жулька и его лапа - два отдельных существа. Сам Жулька отвернулся и будто дремлет. Веки его полузакрыты, уши по-лисьи приглажены, Жулька не видит, не слышит, его тут вроде бы и нет. На миг вспыхивает полный острого напряжения взгляд его жёлтых глаз - и опять всё скрыто. А Жулькина лапа продолжает своё дело.

Внезапно с земли, откуда-то из-под Лобанова горла, Жулька выкидывает ещё одну косточку. Движение молниеносно. Волчья лапа скрючена по-кошачьи. Кость взлетает и падает в стороне. Жулька плавно отодвигается от Лобана, отходит. Весёлый прыжок - и Жулька накрывает собой новую кость. И тут же оглядывается.

- Ай, Жулик! - слышит он.

Четвёртый восхищён, и это естественно. Жулька и сам относится к себе неплохо.

ЩЕНЯТА

У нас несчастье! Нашу Дельфу сбила машина!

Дельфа бежала, говорят, изо всех сил, а машина догнала и ударила сзади. Не понимаю, шофёр что, не видел собаку? Белую собаку, днём? Не мог же он нарочно - охотничью собаку, такую красавицу, сеттера! Да и вообще таких людей на свете нет, чтобы догоняли и сбивали собак!

Сгоряча Дельфа вбежала в сад и легла, а подняться больше не может. И позу не меняет: как свернулась, так и лежит.

Мама привела ветеринара. Я спряталась, чтобы не смотреть. Ветеринар определил, что у Дельфы перелом тазовой кости. Пусть лежит, трогать её нельзя.

Я сижу возле неё на корточках, и меня ужас берёт при виде её красных глаз. Только глазами она и двигает. Блюдце с молоком так и стоит, Дельфа не ест, не пьёт. Уж я-то знаю, какие у неё сейчас боли, я себе ломала руку. Как у неё мозжит внутри и всё разрывается от боли. А она молчит. Вот как надо терпеть...

- Папа, а если дождь?

Папа смотрит на небо. Он охотник, он знает приметы.

- Не будет дождя, - отвечает он.

- А если будет?

Теперь он смотрит мне в глаза, и я проглатываю слёзы. Когда я плачу, он перестаёт меня уважать.

- Пойдёт дождь - раскинем над Дельфой палатку. Но ей лучше на солнце, скорее выздоровеет.

- А у неё срастётся?

- Конечно, срастётся. Ещё пойду с ней на охоту, увидишь. И тебя возьму.

Я не отрываюсь от Дельфы. Когда я поправляю волосы или вытаскиваю изо рта травинку, она косится на мою руку своими воспалёнными глазами, и двигаются её жёлтые брови. Она боится, что я до неё дотронусь.

- Пойдём, ты только беспокоишь её. Мама звала обедать, ты слышала?

- Сейчас.

- Вставай, пойдём.

- Сейчас. Ты иди, я сейчас.

Папа уходит. Нос у Дельфы высох и стал серым. Наверное, у неё температура. А вот тут вот, сбоку, под такой гладкой, блестящей на солнце шерстью - какая тут сейчас невыносимая боль!

Приходит мама. Она садится рядом на траву. Посидела, помолчала и говорит:

- Всё-таки ей хочется быть одной. Когда очень плохо, хочется быть одному, верно?

Я говорю:

- Когда я болею, то мне - нет. Мне лучше, если со мной посидят.

- А взрослым лучше, когда покой. Дельфа ведь взрослая.

Мама встаёт.

- Ты можешь ей помочь? - спрашивает она.

Я поднимаю голову:

- Как помочь?

И замечаю, какое у мамы бледное, расстроенное лицо.

- Тебе кажется, ты ей сейчас помогаешь? - спрашивает мама.

Я молчу.

- Тогда зачем же ты тут сидишь?

Мы идём к террасе. Мы идём между кустами чёрной смородины. Мама впереди, я за ней, я оглядываюсь - и вижу Рекса! Рекс протаскивает через щель в заборе своё толстое брюхо!

- Мама! Рекс!

Она успевает схватить меня за руку.

Этот трёхмесячный дурень Рекс всегда с ходу бросается на Дельфу. Этому дураку только бы повозиться.

- Пусти! - кричу я.

Мама не сводит глаз со щенка.

- Тише, - шепчет она, - он поймёт...

- Он сейчас кинется! - говорю я и заливаюсь слезами, дёргаю руку, потом гляжу, изумлённая...