Василий Юровских - Синие пташки-пикушки (рассказы)

Вот Юровку не слыхать, не видать - миновали поскотину и леса по обе стороны дороги. Кончились они - впереди деревня Брюхово, озеро справа шумит волнами о песчаный берег. По деревне пошли, и лишь одна собачонка тявкнула, ни души на улице. А от выселки Травянки лесная дорога и мне знакома: сколько раз ездили из Барабы в гости к бабушке, пока не переехали в Юровку. Кто-то вон сшумел в кустах слева, и я к брату шарахнулся, а он и не вздрогнул:

- Заяц, Васька, сиганул. Жалко, что ночь и рогатки не изладили. А то бы на дорожку мяса раздобыли.

К утру вышли на угор и отдохнули у ветряной мельницы на виду у Барабы. Доели чину и стали решать, к кому из ребят зайдем? К Алехе Волежанину нельзя, проболтается. У Вальки Важенина какой хлеб! Отец лесничим работал, а не в колхозе. Кольша выбрал Миньку Суровцева, и мы стали спускаться с угора в улицу села. Минька был один дома, мать рано ушла на ферму. Кольша о чем-то пошептался с ним, будто кто-то мог подслушать. Потом Минька накормил нас яичницей с теплыми калачами, выставил по кринке молока. Покуда мы ели, он принес новое ведро и положил на дно лепешек, на них калачи, а поверх толстую ковригу. Дал и соли, и коробок спичек.

Минька попрощался и побежал в школу, а мы опять знакомой дорогой двинулись на Уксянку - районное село. Посидели на перилах моста через речушку Богатая. Мост за два года перед войной вместе с мужиками строил наш тятя, и мы часто прибегали сюда поесть у костра "полевского супу". "Цел мост!" - так и скажем тяте, когда встретим его на войне.

Перед селом Любимово Кольша повернул вправо на увалы. Он считал, что селом идти опасно, примут за бродяг и отведут в милицию. Она тут близко. Меж Любимово и Уксянкой никакого разрыва нет, как есть одно село. На увалах за логом наткнулись на целое поле неубранного мака. Дух захватило у нас, ни разу не видели столько спелого мака! И никто его не охранял.

Мы до отвала наелись мака, набили карманы и выбрались на межу. Солнце пригревало, как летом, и тепло разморило нас. Кольша и начал зевать:

- Эх, поспать бы, Васька!

- Эвон зароды сена, пошли туда! - кивнул я брату.

Когда проснулись, высунулись из норы в зароде, на улице было темно. Неужто снова ночь? Оставаться у зародов не стали; снова увалом побрели искать дорогу из Уксянки на выселку Десятилетку. Ниже нас по берегам речки Барневки горели огни, лаяли собаки и доносились голоса людей. Людей мы боялись пуще всего. Они могут помешать нам уйти на фронт, могут вернуть нас в Юровку, где сейчас-то обязательно считают ворами Кольшу и меня, а Витьку увезли в тюрьму отбывать принудиловку.

Что уже совсем поздно, догадались по Кичигам* на небе, - тятя с мамой всегда по ним узнавали время. Мы попали в тополя и среди площадки нашли какое-то возвышение из досок. Ведро с хлебом поставили внизу, а сами по ступенькам забрались наверх. Спали недолго, нас затрясло от холода, и мы пошли в село искать теплое место. Увидали низенький огонек в пристройке у длинного дома, и брат начал искать скобку у двери. Она неожиданно открылась, и мы увидали у красной от жары железной печи старика с костылем.

_______________

* К и ч и г и - созвездие Орион.

- Дедушка, можно погреться? - пролепетали мы из-за порога.

- А чего не можно! Заходите, да дверь-то прикройте. Откуля, добры молодцы?

- К тяте идем.

- А где он будет?

- В Десятилетке... - пробормотал Кольша и пристроился на полу у печки рядом со мной.

Старик еще что-то спросил, но ни я, ни Кольша ему не ответили.

- Подымайтесь, ребята! - растряс он нас на рассвете. - Сторож я, раймаг охраняю, и посторонних не велено пускать. Покуда никто не увидал, топайте к отцу. Светло уж!

На улице сон ободрало и захотелось поесть. А где же ведро с хлебом? Кольша припомнил тополя, и мы мимо здоровенной церкви побежали к ним. На травянистой площадке валялось опрокинутое ведро, а калачи и ковригу ели коровы. Брат ухватил тополиный сучок и с ревом кинулся на корову с ковригой. Она бросила ее, и Кольша успел огреть черную обжору лишь по задней холке. Может, мы бы еще отбили у коров объедки Минькиных калачей, но появились откуда-то бабы и закричали на нас, помянули слово "воры" и "бродяжки", и мы бросились бежать из тополин на бугор к старой ферме. Бог с ним, с хлебом, ведром и спичками, хоть бы ноги унести.

По-за кладбищу у запруды мы обогнули ненавистную Уксянку и не решились спуститься с увалов в соседнюю деревню Брюхановка. Сейчас-то мы точно знали - людей надо избегать, пока не придем на фронт. За Брюхановкой Кольша помнил дорогу на выселку Десятилетка и вывел меня на нее через необмолоченную пшеницу.

Обжеванную ковригу съели раньше и заглушали голод зерном из колосков. Кольша утешал меня, что скоро покажется озеро Зеленое, за ним - Сосновое, а там и выселка близко. Там у дяди Андрея - троюродного тятиного брата, наедимся, отдохнем и дальше двинем.

Занялись колосками и не услыхали, как прямо на нас выехали на вороном жеребце мужчина и женщина. Она что-то вполголоса сказала ему, и он засмеялся. Бежать нам было некуда, да и поздно, что-то будет с нами...

- Куда мальчики путь держат? - улыбаясь, спросила она.

- К тяте, - буркнул Кольша и исподлобья уставился на нее.

- Понятно, - согласилась она, поискала правой рукой в ходке и протянула нам булку. - Ну, ну, не робейте, ребятки! До тяти вам еще далеко, вы же голодные, по глазам видно!

- И по колоскам! - подхватил мужчина. - Берите, хлопцы!

- Спасибо! - всхлипнули мы разом.

Кольша прижал булку к лопотине, а ходок весело прокатил дорогой на Уксянку.

Боялись мы с ним людей, три села обошли увалами, а вот незнакомые же люди накормили нас. И вовсе не пытались изловить, не считали за воров и бродяг.

В Десятилетку вошли тоже затемно, а пока было светло, побывали по соседству у Зарослого озера, где часто рыбачил и охотился наш тятя. А как его обойти, вдруг тятя спросит про Зарослое, а мы и слова не скажем о нем.

- К дяде Андрею не пойдем, Васька. Все одно его нет, на войне он, а тетка Настасья, поди, знает, чо случилось с нами в Юровке, - сказал брат. - Никак нам нельзя появляться у нее, не бывать тогда у тяти.

Кольша вовсе не собирался отказываться от похода. И спать мы с ним устроились не у тетки Настасьи в тепле, а у них в стожке сена на огороде. К утру и в сене пробрало нас и пришлось вылазить из стожка. Все вокруг сбелело от инея, отава на огородной меже с хрустом ломалась, когда мы выбирались к большой дороге из огорода.

- Неправильно, Васька, мы на фронт дорогу выбрали. Сегодня на Юровку двинем, под Морозовой обогнем ее и на Пески. У дяди Василья погостим и на станцию в Далматово. На паровозе поедем. А то пока пешком идем война-то и кончится, с тятей разойдемся, - ободрял меня брат.

А сам он тоже дрожал, как и я, никакой бег нас не согревал. Вот если бы не коровы, были бы спички, и долго ли костер распалить, лесу у нас полно, одного тальника не истопить всей Юровке...