Николай Печерский - Красный вагон

Два разных и в то же время похожих друг на друга Димки смотрели на собравшихся и, казалось, говорили:

«Л-лорды, что он со мной делает? Вы слышите, л-лорды!»

Сережа сжалился над Димкой. Он остриг вторую половину головы, сбрил остатки усов, еще раз внимательно осмотрел Димку со всех сторон и хлопнул его по спине:

— Ну, теперь готово, иди...

Димка с радостью сбросил с себя простыню, отряхнулся и тут же поторопился уйти подальше от любопытных глаз.

Расстался Димка со своей красотой не случайно.

Вчера Димка получил телеграмму из далекого пограничного города.

Ничего страшного в телеграмме не было. Димкин отец сообщал, что приедет на праздник открытия дороги.

И все же Димка перетрусил. Он ходил по лесному поселку, заглядывал всем в глаза и говорил:

— Л-лорды, вы меня не продавайте. Я вас прошу, л-лорды.

А между тем Лука вовсе и не отправлял письмо Димкиному отцу.

Глеб собственными ушами слышал, как Лука говорил Сереже Ежикову:

«Давайте подождем. Может, Димка исправится. Жаль мне его, дурака».

Да, пожалуй, десятиклассники поступили правильно. Что ни говори, но это уже был не прежний шалопай...

Праздник, которого с нетерпением ждали и Глеб и все остальные, был уже на носу. К этому дню готовились везде: и в лесном поселке, и возле Трех Монахов, и далеко-далеко, у берегов синей широкой Лены.

Но самый большой и шумный праздник затевался там, где построили первую таежную станцию. Туда не попадешь. Туда только самых лучших рабочих пригласили.

У Вариного отца уже лежала в столе пачечка ярких красных билетиков. Справа — силуэт Ленина, а посредине ровными, строгими буквами написано:

ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ!

УПРАВЛЕНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА ПРИГЛАШАЕТ ВАС НА ТОРЖЕСТВЕННОЕ ОТКРЫТИЕ СЕВЕРНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ.

Такого билетика ему, конечно, не дадут.

Разве Глеб — дорогой товарищ?

Когда Георгию Лукичу что-нибудь надо, так Глеб у него и дорогой, и золотой, и какой хочешь.

А теперь нет, теперь Глеб не дорогой...

Удрученный неясностью, которую готовило ему будущее, Глеб по целым дням не выходил из вагона, листал старые, давно прочитанные книжки.

«Пускай Лука сам едет, — думал он. — Раз он дорогой, пускай едет...»

Особенно тяжело было Глебу в последний, предпраздничный день.

Глеб завалился спать засветло.

Лежал и с тоской вспоминал все обиды, которые причинили ему Лука и прочие люди.

Обид набиралась целая куча — и больших, и маленьких, и совсем крохотных, о которых Глеб давно забыл, а теперь вдруг вспомнил. Ярко, отчетливо, будто бы было это только вчера.

Память услужливо увела его в лесной поселок и усадила в старую отцовскую избу. Тут Лука впервые назвал его капиталистом и узурпатором, тут ни за что ни про что дернул за ухо, тут...

Одна за другой плыли перед глазами серые, безотрадные картины.

Вспомнилось Глебу, как боднул его ехидный козел Алушкина Филька, как забил в стенку ржавый гвоздь Колька Пухов, как незаслуженно обидела его в больнице Варя. Нет, не везет ему в жизни, совсем не везет...

Пришли откуда-то Лука и Сережа Ежиков.

Лука отвернул краешек одеяла, участливо спросил:

— Глеба, ты что?

— Ничего... Я спать хочу.

Лука прошелся по вагону, пошелестел на столе бумажками и снова спросил:

— Глеба, ты сердишься на меня?

Глеб зарылся носом в подушку, не ответил.

Как будто бы Лука не видит, как будто бы он слепой!

Долго Глеб мучился, страдал втихомолку и наконец, забытый всеми на свете, уснул.

А красный вагон знал свое дело.

Подождал немножко, скрипнул тормозами и тронулся в далекий, бесконечный путь.

Так-так-так, так-так-так, — застучали колеса.— Так-так-так, так-так-так.

Сегодня вагон шел по какой-то новой, незнакомой дороге.

Впереди — ни станций, ни полустанков, ни крохотных будок путевых обходчиков с зелеными огородами и островерхими стожками сена вокруг.

Глеб слышал сквозь сон однообразный негромкий разговор колес:

«Довольно спать, довольно спать, довольно спать».

Он подчинился этому тихому, требовательному голосу.

«Я уже не сплю, я уже не сплю, я уже не сплю», — ответил Глеб.

Но странное дело, колеса не утихали. Покачиваясь из стороны в сторону, вагон продолжал свой путь.

Что же это такое? Может быть, это ему только кажется, что он не спит?

Нет, во сне так не бывает.

Глеб отчетливо слышал и стук колес, и протяжный гудок паровоза, и чей-то тихий, сдержанный разговор в вагоне.

Глеб отслонил одеяло и теперь уже окончательно понял, что он не спит.

Это была не сказка и не сон. Красный вагон мчался вперед по новой таежной дороге.

Напротив Глеба сидели на кровати Лука, Сережа Ежиков и Зина-Зинуля.

Они смотрели на Глеба, как заговорщики, и улыбались.

— Ур-ра! — крикнул Глеб. — Ур-ра!

— Быстрее одевайся, — сказал ему Лука. — Скоро приедем.

Вагон и в самом деле замедлил ход. Встречный ветер уже едва-едва колыхал коротенькую маленькую занавеску на квадратном окне.

Через несколько минут паровоз остановился, и все вышли из вагона.

Вдалеке, возле большой незнакомой станции, Глеб увидел деревянные трибуны и толпы людей вокруг.

Над тайгой неслись звуки оркестра и веселый разноголосый гул голосов.

Паровоз, который привез их сюда, дал гудок и потащил красный вагон назад, к березовой, зеленевшей в стороне рощице.

Они быстро пошли навстречу людям, оркестру и полыхавшим на ветру праздничным красным флагам.

Глеба и Луку пропустили вперед, на самую главную трибуну.

На трибуне Глеб, к своему удивлению, увидел Варю.

Варя стояла рядом с Георгием Лукичом и смотрела туда же, куда и все, — на высокую, украшенную флажками и еловыми ветками арку. Поперек арки, надуваясь пузырем, висел красный кумачовый лозунг:

Варя тоже заметила Глеба и замахала ему рукой:

— Ты, Глеб, чего там стоишь? Ты там не стой. Ты иди сюда!

Глеб легонько высвободил руку из ладони Луки и пошел к Варе.

На трибуне было много знакомых Глебу людей.

Вон директор их лесной школы, вон завуч Таисия Андреевна, а вон секретарь райкома комсомола, который вручал десятиклассникам Красное знамя.

Глеб подошел к Варе. Справа от нее стояли какой-то генерал и отец Димки Кучерова с орденами и медалями на кителе.

Глеб пожалел, что на празднике не было самого Димки. Но, видно, ничего не поделаешь... Придет время, и Димка тоже попадет на какой-нибудь другой, такой же хороший и радостный праздник, будет стоять рядом с отцом, как солдат и настоящий боевой друг.

Глеб принялся изучать других своих соседей, но в это время Варя толкнула его в бок и сказала:

— Глеб, ты чего не смотришь? Ты смотри!

За березовой рощей показался пышный, как облачко, паровозный дымок.