Михаил Каришнев-Лубоцкий - Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы - 2)

Пассажир, наконец, изволил заметить присутствие голодного кота и лениво спросил Ивана Ивановича:

- Что, микроба, лопать хочется? А сосиску-то заслужить надо.

И Гвоздиков вдруг у ужасу и стыду своему встал на задние лапки, протянул левую переднюю и на чистом кошачьем языке с легкой примесью светлогорского диалекта произнес: "Мррнау!.." - и подумал при этом: "Боже, как низко я пал!"

Удивленный пассажир ахнул и растерянно протянул одну сосиску Ивану Ивановичу. Крепко вцепившись в добычу коготками, Гвоздиков побрел прочь, забыв от расстройства встать на четыре лапы. "Как я мог так унизиться? думал он, шествуя сквозь толпу удивленно глазевших на него пассажиров и не замечая их. - Выпрашивать еду у какого-то ничтожества, забавляя его шутовскими выходками... Да лучше умереть с голода!.. Лучше разделить грязный мосол или ржавую селедку с каким-нибудь бродячим псом, чем есть сосиску, добытую унизительным способом!.. Прочь ее!! Прочь эту несчастную сосиску!!!" И Гвоздиков в гневе швырнул сосиску прямо в окошко дежурному по вокзалу.

- Милиция!.. Милиция!.. - тут же взметнулась за окошком женщина в железнодорожной форме. - Скорее сюда! Здесь хулиганят!

От этого крика Иван Иванович пришел немного в себя и осмотрелся по сторонам. Плотным кольцом вокруг стояли люди и с огромным любопытством глядели на него.

- Из цирка сбежал, - повторяли одни версию, выдвинутую еще раньше самим Иваном Ивановичем. - Ишь, на задних лапах как ходит, ну, чисто Гоголь!

"Причем тут Гоголь?!" - невольно мелькнуло в голове у Гвоздикова.

Другие пассажиры не соглашались с мнением первых:

- Станет вам цирковой сосисками бросаться! Они ради сосисок и ходят на задних лапах. А этот... этот психический!

"Ну вот, - подумал Гвоздиков, - вот и договорились... Кажется, пора удирать... А то будет мне Москва..."

И он ловко шмыгнул между ног заспоривших до хрипоты зевак к выходу на перрон.

- Держи! Держи его!.. - закричали в толпе.

Но было поздно: уже через полминуты Иван Иванович сидел на крыше одного из привокзальных зданий и, чуть поеживаясь на ветру, поругивал мысленно Станиславского и его систему, из-за которых ему выпало столько неприятностей.

Глава четвертая,

в которой Ивану Ивановичу немного нездоровится

Хотя Гвоздиков просидел на крыше не более двадцати - двадцати пяти минут, его здорово продуло. Нос стал сухим и горячим, к неприятному чувству голода прибавилось ощущение легкого озноба - особенно противно подрагивал в лихорадке хвост - и Иван Иванович понял, что он, кажется, простудился.

"Сейчас бы домой: вскипятить молока, выпить валерьянки, закусить все это кусочком жареного леща..."

Но нужно было спешить на поезд, до отправления которого оставались две-три минуты. Выбиваясь из последних сил, Гвоздиков спустился с крыши там, где было наиболее безлюдно, и бросился напрямик к второй платформе. Около вагона N 9 пассажиров не было, все уже сели на свои места, и Иван Иванович хотел шмыгнуть в него, но бдительная проводница Катя Кипяткова стояла в тамбуре и была начеку.

- А ну, брысь, безбилетник несчастный! - замахнулась она веником на Ивана Ивановича, и того будто ветром сдуло из тамбура на платформу.

Бежать к другому вагону? Но и в других тамбурах стояли грозные проводники: кто с веником, а кто с разноцветными флажками в руках.

- Вниманию пассажиров! - донеслось со стороны вокзала. - Скорый поезд N 10 "Светлогорск - Москва" отправляется со второй платформы! Граждане, будьте осторожны!

Иван Иванович ахнул и сделал новую попытку прорваться в облюбованный им вагон. И снова Катя Кипяткова и ее жесткий и грязный веник встретили его непониманием и явным недружелюбием.

- Кому сказала "брысь"! - крикнула проводница вслед улетающему на платформу коту. - Без хозяина, справки и намордника - не пущу!

Вагоны качнулись, дернулись и плавно, набирая скорость, покатили по рельсам.

- Не имеете права требовать намордник! - взвыл Иван Иванович. - Я не собака!

Он кинулся за убегающим вагоном и, поравнявшись с тамбуром, взвыл еще громче:

- Пусти-т-те!.. Пусти-т-те меня, уважаемая!..

И, взвившись с платформы стрелою вверх, мягко приземлился рядом с остолбеневшей Кипятковой.

- Пожа... пожа... пожалуйста... - промолвила она, лишившись вмиг красноречия, а ее веник тут же любезно отворил перед Гвоздиковым дверь из тамбура в коридор вагона.

- Спасибо... - буркнул Иван Иванович и гордо шагнул мимо усмиренного им драчуна и вышибалы.

- Купе все заняты... - извиняющимся голосом доложила Кипяткова странному пассажиру. - Разве что, в служебное...

Она отворила дверь в служебное купе и таким же виноватым голосом спросила у своей сменщицы:

- Любаш, тут кошечку приютить надо... Не уступишь ей нижнюю полку? А, Любаш?

Любаша приподняла голову с подушки и вежливо, но как-то очень многозначительно поинтересовалась:

- А больше вам с кошечкой ничего не уступить? Например, шоколаду или мармеладу?..

- Спасибо, мне ничего не нужно... - ответил за Катю Кипяткову Гвоздиков, который уже падал с лап от усталости, голода и простуды. - Я тут прилягу... в уголке...

И он рухнул под складной дорожный столик.

- Господи... Никак разговаривает!.. - ахнула сменщица Кипятковой и, нагнувшись над пылающим жаром Гвоздиковым, пожелала кому-то: - Да расточатся врази его...

Она хотела высказать еще какое-то пожелание, но Катя перебила ее:

- Поднимай Мурку! Вишь, она расхворалась!

- Я не Мурка... - поправил заботливо подхвативших его на руки проводниц Иван Иванович. - Я Гвоздиков... Простите, что доставил вам беспокойство... Я не желал... Костя уехал в Москву, и я... Проклятый жар... продуло на крыше... Зачем я выпрашивал сосиску... все из-за нее... Передайте Мурзику и Пантелеичу: косточки я запрятал под шифер у второй трубы!.. Тише, мыши, кот на крыше!... Вперед, друзья, только вперед!.. - и Иван Иванович понес что-то несусветное.

- Любаш! Тащи аспирин, чай, варенье малиновое тащи!.. Сгинет ведь говорунчик наш! - И Катя Кипяткова, забыв о том, что ей нужно идти проверять билеты, кинулась накрывать непрошенного гостя шерстяным одеялом.

Любаша достала из дорожной аптечки аспирин, налила в стакан горячей воды из титана и густо заправила ее малиновым вареньем.

- Скушай таблеточку, кисонька... - дружно стали упрашивать напарницы заболевшего чудо-кота. - Чайку отведай... Тебе молочка бы.. Да нету, кисонька.

Иван Иванович открыл глаза и мутноватым взором поглядел на сердобольных женщин:

- Благодарю... Вы очень любезны...

Острым розовым язычком слизнул с Любашиной ладони таблетку аспирина и, проверив усами не очень ли горяч чай, прильнул ртом к краешку стакана.

- Гляди-ка: и пьет не по-кошачьи... - зашептала Катя на ухо своей подружке. - Кошки языком наяривают, а этот...