Лев Кассиль - Ход белой королевы

В кабинет ворвался Донат Ремизкин:

- Здравствуйте, товарищ Хворобей. Вчера уже поздно было, а у меня такой материал есть, прямо ахнете!

- Ох! - устало передохнул редактор.

- Вот именно, что не ох, а ах,- не унимался Ремизкин.- У меня уже есть строк двести. Называется "Люди спасены" и подзаголовок - "Отвага и скромность". Слышали? Во время вчерашнего бурана человек спас...

- Да кого спас? - спросил редактор.

Но Ремизкин, видимо готовя заранее им задуманный эффект, подлетел к двери и широко распахнул ее. В дверях показалась Наташа Скуратова. Она была немного бледнее обычного, и глаза ее были пригашены затаенной усталостью. Видно, немало пережила она вчера. Но все же я опять невольно залюбовался ею.

- Вот ее спас! - воскликнул Ремизкин.- И ее воспитанника Сережу Орлова из первой группы.

Наташа в некотором смятении оглядела всех нас:

- Товарищи, погодите, я ведь как раз пришла сказать...

Но редактор энергичным жестом остановил ее:

- Тихо. Прошу.- Он показал ей на свободный стул.- Так. Сели. По порядку. Вас спасали?

Наташа кивнула головой.

- Так. Значит, с этим ясно. Теперь: кто спас?

Тут опять вмешался Ремизкин:

- Разрешите? Я уже все обеспечил. Он здесь, чтобы без задержки было, прямо в номер... Адриан Онисимович, войдите, вас просят! - крикнул он в другую дверь, и оттуда появился Дрыжик.

Парикмахер был явно не в своей тарелке. Он вошел в нерешительности, прижимая к себе треух и как бы растирая им грудь.

- Вот он! - торжественно возгласил Ремизкин.- Товарищ Дрыжик. Я с утра все уточнил, расследовал, а вчера лично был на месте совершения... тьфу, извиняюсь, то есть на месте происшествия. Товарищ сам не помнит от переживаний, что как раз он сам-то и спас. А улики... то есть данные, все налицо.

Хворобей, надев очки, строго смотрел на Дрыжика:

- Товарищ, только короче. Номер стоит, газету задерживаем. Но отрицайте, спасали?

Дрыжик, только было присевший, снова вскочил, растирая грудь шапкой, которую он комкал в руке:

- Видите ли, я... конечно, спасал... то есть у меня было такое определенное намерение, и, значит, когда я увидел... смотрю это...

Наташа не выдержала:

- Товарищ редактор, и вы, Адриан Онисимович... Это все так, только я хочу одно сказать...

- Только быстрее! - Редактор с размаху и с треском положил толстый карандаш на стол.- Короче. У нас набор задерживается. Срочный материал с обогатительной фабрики, и вот товарищ из Москвы прибыл, специальный корреспондент.

Ремизкин посмотрел на меня с восторженным уважением. Наташа тоже удостоила меня любопытствующим взором. Хворобей продолжал:

- Короче. Сокращайтесь. Неужели не можете разобраться до сих пор? Вы спасали?

- Затрудняюсь уточнить,- бубнил растерянный, но честный Дрыжик.- Был отчасти без полного ясного сознания. Иду, значит, замечаю - шалашик.

- Ну, ясно же все. Скромность! - пояснил Ремизкин на ухо редактору.

Редактор опять хлопнул карандашом по бумаге:

- Психологически понятно. Материал в полосу! Быстро фото, клише в номер. Четыре квадрата.

- Товарищ редактор,- уже решительно начала Наташа,- я бы все-таки хотела сперва уточнить. Конечно, спасибо вам за внимание...

Но Хворобей уже не слушал ее:

- Некогда, дорогая, некогда. Все ясно. Номер стоит. Благодарить будете потом его! - Он ткнул пальцем в Дрыжика.

И дальше все произошло почти мгновенно. Ошарашенного Дрыжика посадили посреди комнаты в редакторское кресло, отодвинутое от стола. Ремизкин установил аппарат на треногу. Наташе, оторопевшей в такой спешке, он сунул в руку большую электролампу для подсвечивания. Сам Ремизкин почему-то, секунду подумав, влез на стул, собираясь снимать героя именно в таком ракурсе. Штатив аппарата он установил на столе. Войдя в привычный раж, он командовал:

- Нет, стоп... Дайте лампу! Товарищ Хворобей, попрошу подержать. Вы, Наташа, сюда! Я вас вместе - спасителя и спасенную. Предупреждаю, будет выдержка. Внимание! Наташа, прошу вас, молчите. После все скажете. Начали! Раз... два...

Дрыжик скромно, но в горделивой позе человека, которому слава не так уж нужна, застыл, поедая очами аппарат.

- Товарищи! - не сдавалась Наташа, но Хворобей и Ремизкин замахали на нее руками.- Однако, в конце концов, спасали-то меня! Я не спорю, Адриан Онисимо-вич действительно был там под соломой...

- На...- сквозь зубы, стараясь не шевелить губами, поднял голос Дрыжик, продолжая сидеть неподвижно и подчиняясь фотовыдержке.- На... На соломе.

- Ну вот, все испортили! Придется сначала,- разогорчился Ремизкин.

- Ну хорошо,- продолжала Наташа,- был обнаружен, скажем, в соломе. Пускай так. А вот потом я обнаружила у себя на шее этот шарф. Это не мой, и здесь, глядите, какая-то метка вышитая. Часть уже стерлась, нитки повыдергались, а разобрать кое-что можно.

Я невольно вздрогнул, когда Наташа развернула этот весьма мне знакомый шарф. Все склонились над ним. На толстом шерстяном крутой, плотной вязки кашне можно было прочесть буквы, оставшиеся от когда-то вышитой метки:

- Разве это ваш шарф, Адриан Онисимовнч? - в упор спросила парикмахера Наташа.

Ремизкин секунду-другую вглядывался в метку, потом вдруг хватил себя ладонью в лоб так, что даже сам отшатнулся, взъерошил волосы и обвел нас всех взором, который, вероятно, был у Менделеева, когда тот составил Периодическую таблицу элементов, или у принца в сказке о Сандрильоне, когда потерянная туфелька пришлась как раз впору Золушке.

- Стоп, граждане! Понял, ей-богу, честное даю слово, все ясно! Как фамилия этого нового инженера, который тоже спасать ходил, а раньше прикидывался, что на лыжах ни бум-бум? Чудинов? А звать как? Степан? Теперь что получается? Видите, тут точка стерлась, еле видна... И что же мы имеем? С. Чудинов. Только конец метки вытерся. Вот это да! Бегу в "Уралпроект". От меня не утаишься!

Уже не глядя на Дрыжика, он резко повернулся и задел аппарат, который с грохотом упал на осветительную лампу, остававшуюся еще в руке у Хворобея. Лампа с оглушительным треском лопнула, свет погас.

- Все вдребезги,- резюмировал Дрыжик.

В конструкторском бюро все уже были на своих местах, когда появился Чудинов. Его встретили неожиданно бурными аплодисментами. Маша Богданова, волнуясь, вышла вперед, на середину комнаты. Из-за плеча ее восторженно смотрели молоденькая чертежница и волосатый чертежник, которые так недавно сердились на Чудинова.

- Уважаемый Степан Михайлович! Нам все известно...

Чудинов уже знал, что так будет... Он слегка опустил голову и исподлобья посмотрел на Машу:

- Что вам известно?

- Все, все,- заторопилась Маша.- И то, что вы были знаменитый чемпион,это уже отрицать теперь не станете. Вон дядя Федя даже журнал достал за тысяча девятьсот тридцать девятый год.