Евгений Коковин - Белое крыло

Юрий долго кружил самыми дальними улицами, пока не вспомнил, что все-таки не был дома, что мама будет беспокоиться, что она больна, что его на судоверфи ждет у "Дианы" бригада.

Он вспомнил обо всем этом и огляделся. И увидел, что бредет по той улице, где живет Людмила. Какой-то странный, неведомый инстинкт привел его сюда. А мажет быть, вызвать Людмилу и поговорить с ней?.. Знает ли она что-нибудь?.. Но он тут же отказался от этой мысли. Как он теперь к ней должен относиться?.. Идти на разрыв? Может ли он ее любить? Имеет ли право, помня об отце?..

Юрий поторопился пройти улицу, боясь встретить Людмилу. Он свернул на набережную и поспешил домой.

На реке все еще был лед, и по льду даже бежали лыжники. Но вот пройдет месяц, и река вскроется, оживет, огласится гудками и сиренами, перестуком моторок. Из дальних рейсов придут большие морские пароходы и теплоходы. А там и яхтенное время подойдет. Нужно торопиться с "Дианой".

Река отвлекла Юрия от мучительных мыслей. Но когда он открыл дверь подъезда своего дома, гнетущее состояние вновь овладело им.

Ольга Андреевна лежала на кровати и встретила сына улыбкой. Бабушка, по обыкновению, заторопилась накрывать на стол. Разговаривали как-то вообще, обменивались незначительными вопросами и ответами. Юрий побоялся отказаться от обеда, хотя есть он совсем не хотел. Сейчас ему было не до еды. Но отказаться - значит, расстроить, испугать маму, ввести, как иглу, подозрение в ее больное сердце. И он через силу ел.

Поблагодарив за обед, Юрий встал из-за стола и подумал, что же сейчас ему делать. Отец, отец Людмилы, Людмила, мама - опять эти горькие мысли. Почему это не сон? Заснуть бы надолго, забыться или, может быть, выпить, чтобы отогнать от себя, рассеять кошмарную явь. Вот ведь дядя Илюша опять сегодня... Юрий остановил себя на этом воспоминании. А не по этой же ли причине обратился к бутылке сегодня, а может быть, еще и вчера Илья Андреевич?.. После разговора с сестрой, после того, как узнал фамилию Людмилы - фамилию, ненавистную для него, для сестры и ее погибшего мужа. А для него, для Юрия Вишнякова, сына погубленного моряка, как теперь звучит эта фамилия?.. Он страшился ответа на этот вопрос да пока и не находил его. Но его влекло к ней, он жаждал встречи с ней. Зачем? Чтобы объяснить все и порвать навсегда или успокоить ее, заверить, что между ними все остается по-прежнему?..

"Нужно пойти к дяде Мише, к капитану Кукину, - внезапно подумал Юрий. - Он славный и душевный человек. Поговорить с ним хотя бы и не об этом. А, может быть, и об этом?"

Кукин жил в том же доме, в соседнем подъезде, и Юрий не надел ни пальто, ни шапки. Хозяин был дома и радушно встретил своего любимца-яхтсмена, которому давно предсказывал большие успехи. А может быть, он относился к Юрию с некоторым пристрастием? Он хорошо знал отца Юрия, плавал с ним и уважал как опытного, справедливого капитана.

Свою комнату Михаил Михайлович называл каютой. Но и на каюту она не была похожа. Когда Юрий входил, стены комнаты словно расступались. Здесь жил старый спортсмен и моряк, "морж" и веселый человек. Форточка, окно, двери балкона редко закрывались. Не только капитан Кукин, но и его жена Ирина Ивановна не боялась холода и не признавала сквозняков.

На стенах, которые, впрочем, Юрием не замечались, висели корабельный спасательный круг с указанием порта приписки судна, большой морской бинокль, барометр, двустволка и два охотничьих ножа, на круглой панели - чучело могучего глухаря, легкие рыболовные снасти, ракетница, эспадроны, сетчатые маски для фехтования и множество всяческого спортивного инвентаря. В углу на подставке куда-то устремлялась под всеми парусами модель двухмачтовой красавицы-шхуны. У двери лежали внушительные гантели и штанга.

Да, казалось, что здесь нет стен, а на вольном просторе шумит свежий ветер, щелкают паруса, шкоты, флаги. Вот подкатывает волна - зелено-белый пенистый девятый вал. Сейчас застонет чайка, вобрав в длинное крыло отблески утреннего солнца. А иногда представляется зеркальная озерная тишина, и слышны восторженные восклицания рыболовов: на крючке поблескивает крутобокий, словно литой из серебра, полукилограммовый подъязок. Или, может быть, вы в гавани яхт-клуба или на стадионе? Звон рынды, взлет разноцветных ракет, судейские свистки, выкрики: "Вне игры!", "Гол!", "Городок!". И это не жилище современного Дон Кихота или Тартарена, а комната старого советского моряка романтика и спортсмена.

- Садись, Юрий! - пригласил дядя Миша. - Как здоровье Ольги Андреевны?.. Как "Диана"?..

Располагающая обстановка "каюты" и обычный добрый тон дяди Миши приглушили беспокойные думы Юрия.

После короткого разговора о "Диане" и о предстоящей регате Юрий неожиданно даже для себя вдруг спросил:

- Дядя Миша, вы знали отца Людмилы?

Капитан Кукин внимательно, испытующе взглянул на Юрия.

- Со штурманом Багрянцевым мы плавали на одном судне.

- И с моим отцом?

- Да, Владимир Федорович был у нас капитаном. А ты что-нибудь знаешь?

- Знаю, - чуть слышно сказал Юрий. - Но, дядя Миша, мы подружились с Людмилой. Тогда я ничего не знал... А сейчас не знаю, что делать...

- Что делать? Как это что делать? Что у тебя, дел нету? А работа, а институт, а "Диана"?.. Дел у тебя, парень, выше головы. Успевай только управляться!

Юрий чувствовал, что дядя Миша хитрит, шутит, отвлекает его от тоскливых мыслей, делая вид, что не понимает его.

- Или ты о Людмиле? - спросил дядя Миша, видя, что Юрий молчит и мрачнеет. - Так тут ничего делать и не нужно. Все как было, так и должно оставаться! Правильно говорят: сердцу не прикажешь! Любишь, так и люби! А Людмила хорошая девчурка, прямо тебе скажу, я-то ее знаю, почти год она у меня на станции. Сколько Людмиле лет? Восемнадцать. Значит, когда произошло несчастье с твоим отцом, с Владимиром Федоровичем, ее еще и на свете не было. Она родилась только через четыре года. И почему она должна отвечать за подлости своего отца, который к тому же и с ней поступил подло?!

- С ней? Как с ней... подло?..

- А ты что, не знаешь, что он бросил семью еще в Новороссийске? - обычно мягкий и добрый голос дяди Миши вдруг потвердел, стал гневным. - И ты еще начинаешь дурить. Эх ты!

Никогда еще, кажется, Юрий не видел капитана Кукина таким злым.

- Она вам говорила об этом? - вдруг почувствовав никогда не знакомый ему озноб, спросил Юрий.

- Говорила.

- А мне нет... никогда...

В прихожей глуховато продребезжал звонок. Щебетнул замок, и послышался голос Ирины Ивановны: "Милости просим, Илья Андреевич! Дома, дома. Раздевайтесь, проходите!"

Вошел Илья Андреевич. Он был бледен и казался чрезмерно усталым. Веки покраснели и подпухли, а глаза смотрели печально и виновато. Он поздоровался с дядей Мишей, опустился на стул и спросил у Юрия: