Евгений Коковин - Сто солдат и мальчишка

ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВИЧ КОКОВИН

СТО СОЛДАТ И МАЛЬЧИШКА

Для разговора с фашистами рядовой Фёдор Иванович Осипов в своём запасе имел два немецких слова, безотказный автомат и три гранаты. Чужеземной речи Фёдор Иванович терпеть не мог, но два известные ему слова при встречах с немцами всё же употреблял, потому что действовали они тоже почти безотказно. Собственно, эти слова, заставлявшие врага поднять руки, были как бы придатком к автомату.

Город уже был захвачен, и теперь бойцы вытаскивали на белый свет последних гитлеровцев, схоронившихся в самых укромных местечках.

Держа наготове оружие, Осипов спустился по выщербленным ступеням в подвал. Там стоял полумрак, пахло сыростью и плесенью. Осипов провёл лучом карманного фонарика по углам и крикнул:

- Хенде хох!

Он заметил, как в углу за бочкой что-то зашевелилось.

- Хенде хох! - повторил боец и уже по-русски весело добавил: - вылезай, вылезай, кто сдаётся, того не уничтожаю.

Человек, скрывавшийся за бочкой, покорно поднялся. К величайшему удивлению Фёдора Ивановича он оказался чуть повыше бочки, хотя и стоял во весь рост. Конечно же, это был не фашист, а всего-навсего мальчишка.

- Дядя, не надо, не стреляй!

Выставив руку вперёд, словно защищаясь, мальчишка громко всхлипнул.

- Вот так оказия, - удивился Осипов. - Да ты откуда взялся? Не реви...

Только сейчас распознав родную речь, мальчуган вытер рукавом глаза, а заодно и под носом, и спросил:

- Ты наш, что ли? Русский?..

- А то какой же, ясно дело, русский... Кто тут ещё есть?

- Никого.

- А немцы?

- Не-е...

- Так ты чего тут делал?

- Прятался. За мной один немец побежал.

- А мать у тебя где?

Мальчуган опять всхлипнул, потом навзрыд заплакал.

- Ну, ладно, не реви. Пойдём наверх. Как звать-то тебя?

- Андрейка...

Они поднялись наверх, и теперь Осипов мог хорошо разглядеть мальчишку. Ему было лет пять, не больше. Женская вязаная кофта заменяла ему пальто. На кофте оказалось столько заплат, дыр и грязи, что определить её цвет было невозможно.

Андрейка шёл медленно, пришаркивая правой ногой Он боялся оставить на дороге свой единственный ботинок, не уступающий в размерах сапогам правофлангового гвардейца Осипова. Должно быть Гекильберри Финн перед Андрейкой выглядел бы франтом. Но Фёдор Иванович не читал повестей Марка Твена.

В городе было совсем тихо, как после промчавшегося урагана.

Они шли не торопясь, как старые приятели, толкуя о жизни. Бойцы встречали их весёлыми возгласами.

- Ого, Осипов, где ты такого "языка" достал?

- Сынка встретил, Фёдор Иванович?

Осипов тоже шутил, шуткой подбадривая Андрейку, а у самого где-то глубоко в груди притаилась щемящая тоска по семье. Серёже недавно пять исполнилось. А Катюшка уже в школу ходит. Фёдор Иванович силился представить своего Серёжу и никак не мог.

Андрейка ничем не напоминал сына. Худенький, остроносый, чернявый, он должно быть был южанином. Хотя Осипов не мог представить сына, но он знал, что у Серёжки льняные волосы, круглые щёки и нос - маленькая забавная луковка.

Фёдор Иванович взглянул на Андрейку и неожиданно для себя пожалел о том, что он совсем не похож на сына. Солдат вдруг спохватился и стал рыться в карманах, но ничего не нашёл. Он вспомнил, что ещё ночью перед штурмом догрыз последний сухарь. То были часы напряжённого ожидания и волнения, и в такие часы у Осипова почему-то всегда появлялся аппетит.

Угостить Андрейку оказалось нечем. Впрочем, скоро должны были подойти кухни. Покормить, а потом с первой машиной можно отправить в тыл.

У Андрейки были грустные глаза, и солдату непременно захотелось его развеселить. Осипов ещё порылся в карманах, вытащил неизвестно почему оказавшиеся там две автоматных гильзы и протянул мальчугану.

Андрейка, не останавливаясь, осмотрел гильзы и возвратил их Осипову.

- Пустые, - равнодушно сказал он. - Такие не выстрелят...

Потом подумал и повторил очевидно где-то слышанные слова:

- Совершенно безопасно.

- Ух ты, - удивился Осипов. - Бывалый. Тебе всё известно.

На отдых рота повзводно расположилась в нескольких одноэтажных домах, на окраине города. Сюда подвезли кухню. После некоторого затишья улица оживилась. Побрякивали котелки, всюду слышались смех и разговор усталых солдат.

- Так-так, - сказал старшина роты, выслушав Осипова и оглядывая Андрейку. - Значит, молодое пополнение в роту. Ну, что же, покорми. Да вот беда - машины сегодня не пойдут. На три дня рота вместе с полком остаётся в городе. Может быть на шоссе какую перехватим, с ней и отправим.

Фёдор Иванович принёс два котелка с супом, занял у ефрейтора Коноплёва ложку и сказал:

- Давай, Андрейка, перекусим... А там видно будет.

Оказалось, что Андрейка уже два дня ничего не ел.

Две недели назад в той деревне, где жил с матерью Андрейка, гитлеровцы собрали всех молодых женщин и погнали на запад. Это были страшные две недели. Андрейка тащился за матерью, держась за её руку. Потом женщины работали строили укрепления на подступах к городу уже на чужой земле. А вчера женщин опять погнали дальше на запад.

Гитлеровский офицер на этот раз не разрешил матери взять мальчика. Она кричала и плакала. Её увели насильно. Андрейка бросился к матери, но конвоир отогнал его. Он ещё раз попытался подойти, тогда конвоир погнался за ним. В испуге мальчик забрался в подвал. Он провёл там ночь, заснул, а утром его разбудила стрельба.

...Андрейка ел с жадностью. Как давно не ел он такого супа! Но вспомнив о матери, он отложил ложку, и крупные слезы закапали прямо в котелок.

- Ничего, малыш, - пробовал его успокоить ефрейтор Коноплёв, - вот фашистов переколотим и найдём твою маму.

Но Андрейка не унимался.

Вокруг собирались бойцы и сержанты.

- Мы завтра же разыщем твою маму, - сказал сержант Голубков. - Не надо плакать...

- Правда, найдёте? - недоверчиво спросил Андрейка.

- Говорю найдём, значит, найдём. Доедай, потом я тебя песенке одной научу. Про Волгу-Волгу не знаешь? Ну вот. А дядя Петрович сказку расскажет про немецкого генерала и русского партизана. Тоже не слыхал? А вон тот дядя, Рыбников его фамилия, автомат тебе смастерит.

Слезы у мальчугана высохли, и глаза глядели уже совсем весело.

- Ну, вот, - продолжал Голубков, - житьё тебе у нас будет в роте. Сто солдат - сто забав. Конфет только нету. Зато сахар есть, вот держи. - И сержант сунул в андрейкину руку огромный кусок сахару.

Спустя полчаса Андрейка, заботливо укрытый солдатскими шинелями, спал на широкой кровати. А бойцы, занимаясь каждый своим делом, вспоминали семьи и беседовали о горькой судьбе маленького Андрейки.

- Где-то мой Павлуха! - говорил Рыбников, вырезая ножом из доски игрушку. - Деревню спалили, а о них ни слуху, ни духу. Может быть перебили или в Германию увезли... Эх, да я за своего Павлуху у врага душу выну!