Александр Кононов - На Двине-Даугаве (Повесть о верном сердце - 2)

Однако он подошел поближе к вербе и проговорил вполголоса, про себя, упрямо глядя не на Таланову, а на противоположный берег реки:

- Тетя Оля уже выздоровела.

- Очень рада! - изумленно воскликнула Нина. - А как поживает Петр Иванович?

Оглянувшись по сторонам, Гриша тоже сел на ствол вербы, а пачку листовок положил между собой и Талановой.

Нина спокойно взяла пачку и потом уже все время держала ее под мышкой, не выпуская.

В ее руках пачка выглядела очень невинно: связка тетрадей или книг, по-ученически старательно завернутых в бумагу.

- Вот уж никак не мог ожидать! - проговорил наконец Гриша.

- И я.

- Удивительно!

- Это обо мне? Ну, тут-то как раз удивительного мало. Дядя мой со стороны матери - военный фельдшер. Он большевик. Вот и все.

"Он большевик". Так вот она какая, Нина Таланова!

- Пройдемся? - спросила Нина. - До железнодорожного моста?

- Конечно! До железнодорожного моста.

Они не спеша пошли по берегу.

- Ты учишься? - спросил Гриша и удивился, как просто у него получилось это "ты".

- Я окончила прогимназию. А ты разве не знал об этом?

- Не знал, - виновато ответил Гриша.

- А я вот знаю про тебя все! Знаю, что тебя исключили из реального училища. И знаю, за что. И что уроки даешь, тоже знаю!

- Ты теперь в гимназию поступишь?

- Ну, вряд ли...

- Почему?

- Другие дела найдутся. Скорей всего, я уеду в Петербург.

- Одна - в Питер?

- Да. Одна - в Питер.

- Что ж ты там будешь делать?

- У моего отца там двоюродный брат - на Путиловском заводе. Мы, Талановы, роднёй богаты! - засмеялась Нина.

- Что ж ты, на заводе хочешь работать?

- Не знаю. Куда устроят, там и буду работать.

- Отец - в Риге, а ты - в Питере?

- Ну и что ж! - Таланова знакомым Грише движением заносчиво подняла голову. - Отец, может, тоже переедет. Его зовут на Путиловский завод - там есть место токаря.

- Тогда другое дело! - Гриша засмеялся. - Так бы и сказала. А то: "Ну и что ж, одна поеду!"

- Я и одна нигде не пропаду.

Гриша опять засмеялся.

Незаметно они дошли до моста. Надо было прощаться.

Они крепко, по-товарищески, пожали друг другу руки...

Гриша пошел к городу один, не оборачиваясь.

Дядя От всегда говорил вместо "рад" - "радый". А может быть, он сказал "очень рада"? Гриша ослышался?

...Поднявшись на дамбу, Григорий Шумов остановился, осторожно поглядел по сторонам. Никого подозрительного поблизости не было. И все же...

И все же лучше будет вернуться домой кружным путем.

Он пошел проулком, где был в последний раз осенью, сразу после исключения из училища.

Время от времени он останавливался у калиток, читая на эмалевых табличках фамилии домовладельцев.

Узнать о слежке за собой, да еще в таком малолюдном месте, нетрудно: нужно только, приостановившись, пропустить не внушающую доверия фигуру вперед, а потом пойти самому дальше и через некоторое время оглянуться. Если фигура эта теперь маячит где-то сзади - ну, значит, прицепился шпик. Тогда уж надо придумать, как от него избавиться.

Останавливаясь, разглядывая в еще прозрачных сумерках надписи на табличках, Гриша дошел до знакомых островерхих тополей, что стояли часовыми у одной из калиток. Здесь в памятный сентябрьский вечер лились такие светлые, ликующие звуки рояля...

На ограде острыми готическими буквами было написано по-немецки и по-русски: "Доктор О. О. Ф. Рипке".

Так вот под какой личиной скрывается иногда логово врага! Может быть, и белое платье, смутно мелькнувшее тогда в темной листве, была она, фрейлейн Рипке, палач латышских крестьян!

Гриша оглянулся... Нет, позади никого не было.

Можно было возвращаться домой.

51

В конце апреля был арестован Оттомар Редаль.

На другой день после ареста пришел пожилой, с унылым сизым лицом городовой и велел Грише идти в полицейский участок.

В участке, в просторном грязноватом помещении с пыльным потолком, со стенами, на которых темнели какие-то скверные пятна, сидел за письменным столом толстый пристав.

Он на секунду оторвался от бумаг, которые просматривал, буркнул отрывисто:

- Подожди!

И снова склонился над столом.

Прошло минут десять.

Гриша стоял у двери неподвижно. У него уже начали затекать ноги, он огляделся было, на чем бы сесть, но вовремя сообразил: садиться ему здесь, конечно, не полагалось.

Воздух в участке был затхлый, тяжелый - должно быть, проветривать это помещение не полагалось; да это и видно было по запыленным окнам, которые вряд ли когда-нибудь открывались...

Вдруг в комнату вошел человек в голубом мундире, в лаковых сапогах, на которых чуть слышно, мелодично звенели шпоры: жандармский ротмистр.

Пристав поспешно вскочил из-за стола, взял свои бумаги и ушел.

Ротмистр сел на его место и сказал Грише вкрадчиво:

- Ну-с, молодой человек, расскажите-ка все, что вам известно о Редале.

- А что мне известно о нем? Ничего особенного.

- Расскажите о неособенном.

Жандарм вынул из рейтуз серебряный портсигар, щелкнул крышкой с золотыми монограммами на ней, вынул папиросу, не спеша закурил.

В комнате запахло приторно сладко. Табак был, видно, надушен.

- Итак?

- Мне известно, - проговорил Гриша, - что Оттомар Редаль работал слесарем на заводе сельскохозяйственных орудий. Он латыш. Поэтому мы с ним мало говорили. Я по-латышски плохо говорю, а он по-русски тоже не очень-то хорошо.

- Так-так-так.

Ротмистр затянулся поглубже, выпустил дым колечком и внимательно проследил за его полетом к потолку.

Рыжеватые его усы тоже были завиты колечком; голубые - почти одного цвета с мундиром - глаза глядели как будто рассеянно.

- Нам все известно, молодой человек!

Он внезапно вскочил, подбежал, звеня шпорами, к Грише - так близко, что стали видны тоненькие кровавые жилки на белках его выпученных глаз.

- Мы все знаем! По какой причине исключен из реального училища?

- Взял без позволения серную кислоту в физико-химическом кабинете.

- Для каких целей?

- Хотел вытравить кислотой инициалы у себя на коньках.

- Ах, невинность какая! Ну прямо ягненочек! Не лгать! Отвечай быстро: какие газеты читал Редаль?

- Не знаю.

- То есть как это "не знаю"? Жил в одной комнате и не знаешь?

- Не интересовался.

- "Не интересовался"... Допустим. Но видел! Газету "Звезда" видел?

- Нет.

- Редаль получал "Звезду" до самых последних дней.

- Не знаю. Я не видал этой газеты.

- Вот мы и проврались, молодой человек. "Звезда" выходила на законнейшем основании, с разрешения правительственной цензуры. Так что и скрывать нечего!

- Я и не скрываю. Я просто не интересуюсь, кто какие газеты читает.

- О чем говорил с тобой Редаль? - закричал ротмистр.

- О чем... я даже затрудняюсь ответить.

- А ты говори правду! Одну правду, тогда и затруднений не будет. Затрудняется человек тогда, когда он хочет придумать, как бы половчее соврать. Так, что ли?