Александр Кононов - Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)

Все это он говорил ровным голоском, то соединяя вместе, то неторопливо разводя в стороны пальчики своих маленьких, изящных рук.

Бедный Кучков уже перестал спасать свой размокший воротничок.

Чтобы не смотреть на его несчастное лицо, Гриша отвел глаза в сторону и неожиданно встретился взглядом с худенькой девушкой, в которой он сразу узнал внучку больной актрисы.

Как она сюда попала? Впрочем, что ж удивительного!

Состав аудитории - может быть, потому что день был воскресный оказался самым разнообразным: много было женщин - среди черных сюртуков, фраков и мундиров выделялись шелковые платья и меховые горжетки.

Рядом с тоненькой девушкой возвышалась массивная дама, щеки которой видимо, полнокровные до предела - от обилия пудры казались лиловыми. Девушка, внимательно поглядев на Гришу, сказала что-то на ухо массивной даме; и он поспешил отвернуться.

Между тем беспощадные, направленные на соискателя степени удары Платонова продолжались - меткие, как шпага дуэлянта.

Казалось, от диссертации ничего не осталось.

Однако и после Платонова новые оппоненты нашли достаточно оснований, чтобы дополнительно поговорить об изъянах в работе Кучкова.

Гриша уже опять не слушал их - ни свирепого на вид, заросшего до самых глаз буйной растительностью профессора, ни молодого ученого, похожего безликой внешностью, фраком и прилизанными баками на официанта.

Григорий Шумов искоса, полуобернувшись, поглядел на внучку актрисы: милое лицо девушки выражало теперь растерянную, мучительную жалость. Ему и самому стало жаль Кучкова: видно, провалился, бедняга, бесповоротно.

Он провалился, а пытка его все еще продолжалась - и не было этому конца!

Нет, конец все-таки пришел и был ознаменован... объятьями.

Первым обнял Кучкова Платонов.

Троекратно, по-русски, расцеловавшись с ним, старый профессор повернулся к аудитории и объявил, что ему остается только гордиться своим дорогим учеником, показавшим сегодня весь блеск своего таланта и всю глубину своей эрудиции.

Свирепый на вид оппонент прорычал, что у него нет слов для выражения благодарности за то интеллектуальное наслаждение, которое он только что испытал.

Молодой ученый с прилизанными баками застенчиво пролепетал что-то необычайно вежливое.

Гриша растерялся.

Неужели все это всерьез? Нет, видно, он еще совсем незнаком с университетскими нравами.

Через несколько минут было объявлено, что ученый совет единогласно присудил диссертанту ученую степень доктора наук.

К Кучкову вереницей устремились поздравляющие; одной из первых подошла массивная дама с лиловым лицом. За дамой стояла, потупясь, тоненькая девушка.

Преодолев привычную свою застенчивость, Гриша подошел к ней:

- Здравствуйте. Вы не узнаете меня?

- Здравствуйте, - ответила, слегка порозовев, девушка и, видимо, хотела еще что-то сказать, но в это время ее с шутливой размашистостью подхватил под руку мгновенно преобразившийся, сияющий, счастливый Кучков.

Гриша отступил в сторону и наткнулся на незнакомого ему курчавого студента с оливково-смуглой физиономией.

- Я имею к вам деловой разговор, - мягко, по-южному, выговаривая слова, сказал студент. - Вы нуждаетесь в заработке?

- Нуждаюсь, - рассеянно ответил Шумов, снова повернувшись в сторону девушки, которая его интересовала сейчас несравненно больше, чем какой бы то ни было деловой разговор.

Девушка, толстая дама и Кучков, взявшись за руки и весело смеясь, продвигались к выходу.

Идти за ними следом? Может быть, удастся заговорить в швейцарской, спросить о здоровье Нины Георгиевны - он ведь знал, как зовут больную.

Девушка обернулась, сразу нашла его взглядом и кивнула на прощанье. Лицо у нее разрумянилось. Какое милое, какое милое было у нее лицо!

- Не взялись бы вы, - продолжал тем временем студент с оливковым лицом, - распространять журнал?

- Журнал... Какой журнал?

- Наш. Студенческий журнал. Он так и называется "Наш путь".

Студент вынул из кармана и протянул Грише сложенную вдвое довольно тонкую тетрадку большого формата. Серенькую ее обложку с угла на угол пересекала широкая синяя полоса.

- Раньше на обложке была красная полоса, вы понимаете? Градоначальник распорядился переменить цвет.

- Я не совсем... - начал было Шумов.

Но студент перебил:

- Одну минуточку! Итак, журнал вполне приличный. Уж в этом отношении можете поверить мне - Семену Шахно. Позвольте, а почему у вас такой рассеянный вид? Торопитесь куда-нибудь?

Девушка ушла. Да никогда бы Гриша и не решился подойти к ней - при Кучкове.

- Нет. Не тороплюсь.

- Тогда слушайте! Я предлагаю вам буквально золотое дно. Номер журнала стоит пятнадцать копеек, третья часть идет вам, десять копеек сдаете в кассу. На Невском в хороший день удается сбыть до пятидесяти экземпляров. В таком случае сколько вы получаете на руки? Неплохо?

- Боюсь, это мне не подойдет.

- Вы аристократ?

- Какой еще там аристократ...

Девушка теперь, конечно, уже оделась в швейцарской. Ушла, и он ее больше не встретит. Бывают же такие лица, не очень заметные, а если заметишь их, потом не забудешь.

- Аристократ духа! - Студент засмеялся. - Я видел вас на семинаре Юрия Михайловича. Мы оба с вами голубой крови.

- Продавать журнал... Это у меня просто не получится.

- Я сказал "продавать"? Нет, я сказал "распространять". Речь идет о распространении студенческой прессы. "Наш путь" - орган передовой мысли.

- Тогда почему его не закроют?

- О! Это слова по существу. Они вполне резонны. Но не торопитесь, коллега: его еще закроют. А пока возьмите-ка у меня этот номер. Ознакомьтесь дома с ним. Подумайте. Мы встретимся на семинаре Юрия Михайловича, и вы дадите мне ответ.

8

Поселился Григорий Шумов на самом краю Васильевского острова, у Черной речки.

Вода в речке и на самом деле была черная - то ли от торфа болот, среди которых совершала она долгий свой путь к Петербургу, то ли от стоков фабрик и заводов, выстроенных неподалеку.

За Черной речкой начинался другой остров - Голодай, даже по названию своему - место невеселое.

Жилые дома отапливались здесь дровами, освещались керосином, заселялись больше мастеровым людом. И квартиры в них были недорогие.

Именно по этой причине Шумов и решил снять комнату в одноэтажном домике, выходившем на земляную, огороженную бревнышками набережную.

Стоять бы такому домику где-нибудь в Калуге или в Лебедяни. Да и на селе он не был бы чужим: деревянные его стены почернели от долголетия, наличники на окошках повыкрошились, ворота покосились.

У ворот Гриша увидел молодую женщину в ситцевом платье, с накинутым на плечи пуховым платком; она стояла совсем по-деревенски - сложив руки на груди и глядя на улицу.