Юрий Коротков - Мадемуазель Виктория

-- Мама вчера из платка выкроила, -- смеется Андрюшка. -- Любимый платок был, отец еще в Тбилиси подарил.

Автобус проезжает мост "26-го июля". В этот день пятнадцать лет назад "Свободные офицеры" выставили из Египта короля Фарука Первого. Король далеко не уехал, сидел в Италии и ждал, не позовут ли его обратно. Но не дождался и помер от обжорства, подавился курицей на званом обеде.

Нил под мостом грязный, песочного цвета. Купаться в нем нельзя.

Раньше Вика высматривала под мостом крокодилов: где же еще жить нильским крокодилам, если не в Ниле? Но в такой воде ни один крокодил не выдержит. Нет в Ниле крокодилов, есть ржавые баржи, доверху груженные тюками хлопка. Между баржами плавают белокрылые яхты и лодки торговцев рыбой.

-- Ребя!! Торгпредские! -- в восторге орет Витька.

По улице фараона Рамзеса мчится второй школьный автобус. Едут торгпредские -- дети работников торгового представительства. У них колония в Докки, недалеко от нового советского посольства. Тоже задержались, наверное, в уличную пробку попали.

В школе торгпредские и инженерские -- друзья. А по пути в школу -соперники.

-- Ахмед, жми! Быстрее, Ахмед! Обгоняй!

Шофер Ахмед смеется, сверкает белыми зубами, кивает. В торгпредском автобусе прыгают, машут руками. Они впереди.

-- Ахмедик, миленький, еще чуть-чуть!

Ахмед газует, обгоняет легковушки, равняется с торгпредским автобусом. Автобусы мчатся рядом, окно в окно. Торгпредский чуть выходит вперед. Но тут перед ним с перекрестка выворачивает тяжелая повозка, груженная мандаринами. Торгпредские притормаживают, и Ахмед вырывается вперед.

-- Ура!!! -- вопят инженерские.

Хулиган Сукачев высовывается из окна по пояс и показывает отставшим длинный нос.

Автобус медленно ползет дальше по узким каменным улочкам. Это район Баб-Эль-Бахр. Отсюда начинается Старый город. Зелени почти нет. Дома слепые, окна выходят во двор, а по улице -- голые стены. Будто каменный лабиринт. Попадешь сюда ночью -- и не выйдешь никуда.

Автобусы тормозят у русской школы. Ребята вываливаются из машин.

-- Обошли, как стоячих!

-- Нечестно! Не по правилам! -- возмущаются торгпредские. -- Если бы не мандаринщик...

-- Если бы да кабы, да во рту росли грибы!

Грибы! А Вику дома ждет обед с грибами. Она было открывает рот, чтобы похвастаться, но вовремя спохватывается. Хорошо бы всех угостить, но на всех не хватит. Нечего тогда и хвастаться, и так все по дому соскучились.

Школа на школу непохожа: белый особнячок с колоннами. За решеткой -пальмы. Внутри -- круглый холл и четыре двери по кругу, четыре класса. Викин, третий, самый большой. А первачков только шестеро.

В классе настоящие парты в два ряда и доска -- все, как полагается. И дневники обычные, только дни недели исправлены от руки: в Египте выходной -пятница, а неделя начинается с субботы. А вот тетрадки у всех арабские, их надо переворачивать вверх ногами -- арабы пишут справа налево, и корешок тетради у них справа.

Анджей и Казимир Геленжевские, близняшки-поляки, уже здесь. Польской школы в Каире нет, Анджей и Казимир учатся в русской.

Валентина Васильевна стучит указкой по столу:

-- Тише, тише!

-- Последний день, учиться лень, сижу за партой, как тюлень, -тараторит Витька.

На тюленя он не похож. Скорее, на чертика: ни минуты не может усидеть спокойно. "Дыру в боку крутит", -- говорит о нем Викина мама. Витька -египетский старожил. Он и родился в Каире. Так в метрике и записано: "Место рождения -- г. Каир, Объединенная Арабская Республика".

-- Вот именно -- последний день. Кое для кого -- последняя возможность исправить годовые оценки. Например, для тебя, Сукачев.

Витька выскакивает к доске и рассказывает про твердый знак. Витька все знает, еще не было случая, чтобы он чего-то недоучил. Он и слугу русскому языку выучил. Хусейн рекламу над магазином по-арабски прочитать не может, а русские сказки разбирает по складам. И все удивляется, что у нас книжки на том же языке, на котором русские люди разговаривают. У арабов литературный язык один для всех -- и в Египте, и в Сирии, и в Алжире, и в Йемене, а говорят в каждой стране по-своему. Есть даже переводчики с литературного языка на разговорный...

Но Витькины оценки скачут вверх и вниз, потому что не может он отвечать спокойно. То подмигнет, то рожу скорчит, а теперь стал изображать твердый знак: стриженую голову вперед склонил, а руки сложил сзади кренделем. Ужасно похоже!

-- Ладно, Сукачев, пять за твою пантомиму.

Витька доволен.

-- Валентина Васильевна, а можно Хусейна в первый класс принять? Он "Колобок" наизусть знает!

Все представляют Хусейна в галабии и чалме, читающего букварь среди первачков.

-- Ничего смешного, -- строго говорит Валентина Васильевна. -- Сейчас даже старики феллахи за парту садятся. Но Хусейну надо сначала родной язык выучить.

Она смотрит в классный журнал.

Светка раскрыла под партой учебник и торопливо читает, скосив глаза. А Вика вчера русский повторяла: и мягкий знак, и твердый, и "ЖИ-ШИ пиши с буквой "И". Но ее не спросят, у нее твердая пятерка.

-- Геленжевский, -- говорит, наконец, Валентина Васильевна.

Близнецы Геленжевские вздрагивают, громко роняют что-то на пол и вскакивают, оглядываясь ошалелыми глазами.

-- Сначала Анджей... Расскажи-ка нам о приставках в русском языке.

Анджей выходит к доске, хлопает белыми выгоревшими ресницами и внимательно смотрит в лепной потолок.

-- Э-э, -- говорит он. -- Приставки... Приставки, э-э, следует отличать от предлогов.

-- Правильно, Анджей. И как же ты отличишь приставку от предлога?

Анджей теребит белый чуб и еще внимательнее разглядывает потолок. Казимир листает учебник, но не успевает.

-- Казимир, помоги брату.

Казик обреченно становится рядом с Анджеем. Когда близнецы стоят рядом, их не отличишь друг от друга. Казимир трет веснушчатый нос... теребит чуб... и тоже принимается изучать потолок.

-- Э-э, -- говорит он. -- Приставка, э-э, это не предлог.

-- Это нам уже Анджей сообщил.

Со всех сторон подсказывают, все сразу, поэтому у доски ничего не понять.

-- Приставка -- это приставка, а предлог -- это предлог, -догадывается вдруг Анджей.

-- Совершенно верно, -- терпеливо говорит Валентина Васильевна. -- И что же вы нам хотите еще сказать?

-- Русский язык -- отшен трудна, -- у Анджея неожиданно появляется невероятный акцент.

-- О да, да! -- немедленно соглашается Казик. -- Ми плохо понимать русска мова.

И оба таращат на учительницу бесхитростные глаза.

-- Да, русский язык -- очень трудный, -- соглашается Ва- лентина Васильевна. -- Особенно если читать на уроке посторонние книги.

Она поднимает из-под парты Геленжевских цветастый американский детектив с симпатичным черепом на обложке.

-- "Смерть с накрашенными ресницами", -- читает она название. -М-да... Ну, как?