Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку

- Папа, ты очень любил маму? - неожиданно спросила Алена.

Отец поперхнулся дымом, отвел глаза в сторону, потер ладонью лоб. Лицо его стало задумчивым. Алена всегда восхищалась отцом, его стройностью, подтянутостью. Даже серебро в волосах его не старило. Он выглядел моложе своих лет, но сейчас она бы этого не сказала: отец сдал. Бледноватое с желтизной лицо осунулось, в глазах усталость, костлявые колени выпирали из-под тонких трикотажных брюк, которые отец носил дома.

- Я и сейчас ее люблю, - совсем тихо ответил он.

- Поэтому ты во второй раз и не женился?

- Не только поэтому, - с грустной улыбкой посмотрел на нее отец.

Алена поняла: отец не хотел, чтобы в доме появилась мачеха. Ведь трудно предугадать, как сложатся отношения между женщиной и детьми, которые для нее чужие. Алена на минуту попыталась представить себя на его месте: смогла бы она ради детей пожертвовать своим семейным счастьем, случись с ней такое? Нет, она не знала этого. Наверное, чтобы подобные проблемы решать, нужно прожить такую же большую и трудную жизнь, какую прожил ее отец. В ней возникло острое чувство нежности к нему, даже не дочерней, а скорее материнской. Этот самый дорогой для нее человек всегда жил с ней рядом, и почти никогда она не ощущала никакого давления с его стороны. В их доме не было ссор, скандалов, упреков. Хотя отец и старался не вмешиваться в их личные дела, он, конечно, незаметно, неназойливо руководил ими, направлял, помогал, вовремя давал полезные советы... Да, ничего не скажешь, отец был великолепным воспитателем. А еще больше - чудесным отцом!

Она прижалась к нему, потерлась, как в детстве, щекой о его колючую твердую щеку, уткнулась носом в плечо. Его сильная рука осторожно гладила ее волосы.

- Ты ведь у меня сильная, Алена, - сказал отец. - Стоит ли огорчаться из-за пустяков?

- Это не пустяки, папа.

- Хочешь, я с ним поговорю?

- Ради бога, не надо! - отшатнулась она и испуганно посмотрела отцу в глаза. - Ты никогда не вмешивался в мои дела.

- Если ты не хочешь...

- Я сама виновата, - сказала она. - Подала ему повод, а он невесть что вообразил... Видно, подумал, что жить без него не смогу. Оказывается, с такими самоуверенными людьми нужно быть очень осторожной. Наверное, мне везло в жизни: я чаще встречалась с хорошими людьми, чем с плохими. Он красивый, папа, мужественный, но... жестокий, мстительный.

- Это чувствуется, - усмехнулся отец, кивнув на дверь: снова затрезвонил телефон.

- Могу я хоть раз в жизни ошибиться?

- Если бы раз... - снова усмехнулся отец.

- Неужели я такая глупая, папа?

- Даже очень умные люди ошибаются, потому что они все время что-то ищут, сомневаются, а самое главное - действуют. Не ошибаются, девочка, лишь дураки, им всегда все ясно.

- Ты заговорил афоризмами, - улыбнулась Алена и вздохнула, покосившись на дверь: телефон умолк.

- А Сорока? - помолчав, спросил отец.

- Что Сорока? - непонимающе взглянула на него Алена.

Отец поднялся с кушетки, подошел к полке и взял почти черный каменный топор. Его чувствительные пальцы любовно ощупывали шершавую поверхность. Острие было выщерблено, на обухе глубокие выемки. Положив топор на место, отец взял в руки такой же почерневший глиняный сосуд с отбитым горлышком и без дна. И снова его пальцы ловко забегали по неровной поверхности, тщательно ощупывая каждую вмятину, раковину.

- Тебе бы детским врачом быть, - наблюдая за ним, сказала Алена. - Или доктором Айболитом.

- Ты знаешь, мне все чаще в голову приходят такие мысли: все, что с нами происходит, все, что мы переживаем и чувствуем, - все это когда-то было, есть и будет. Все, короче говоря, в нашей жизни повторяется... - Он поставил сосуд на место и погладил каменный топор. - Только вместо каменных орудий появились умные механизмы. Как-то быстро и прочно вошел в наше сознание космос... А вот комплекс всех тех человеческих чувств, те таинственные гены, что заложила природа в нас, почему-то не изменяются столь стремительно, как прогресс, техника. Мы влюбляемся, как и раньше, страдаем точно так же, как страдали Ромео и Джульетта. Ну, может быть, не так возвышенно... Ревнуем, как Отелло... Все шекспировские страсти присущи и нам, современным людям...

- Это хорошо или плохо? - спросила дочь.

- Я думаю, что хорошо, - ответил отец. - Иначе, если верить фантастам, человек превратится в мыслящую машину, которой чужды будут все человеческие эмоции. И тогда он утратит самое главное - умение удивляться себе, миру, жизни, чувствовать прекрасное. Даже страдая, человек живет. А если он будет только трезво математически мыслить, - он будет не жить, а существовать.

- Я и не знала, что ты романтик... - удивленно посмотрела на него Алена. - Романтик с математическим уклоном.

- Вот оно - веяние нашей эпохи, - улыбнулся отец. - Не просто романтик, а романтик с математическим уклоном... Выходит, фантасты правы: постепенно мы начинаем превращаться в мыслящие машины?

- Если будешь так много работать, обязательно превратишься, - заметила Алена. - Скорее бы ты свою докторскую защитил!

- Через двадцать дней защита, - вздохнул отец.

- Волнуешься?

- Я ведь мыслящая машина, что мне волноваться, - усмехнулся отец.

- Переживаешь, папа, я же вижу, - засмеялась Алена. - Скоро будешь ты ученым... Молодым красивым профессором... И в тебя будут влюбляться студентки...

- А что, и такое бывает? - удивился отец.

- Папа, ты совсем ребенок! - рассмеялась Алена. - Все студентки перед каждой сессией влюбляются в красивых и некрасивых профессоров...

- Спасибо, что предупредила, я теперь буду осторожен...

Снова зазвонил телефон. Алена поморщилась, будто у нее зуб схватило. Отец взглянул на нее, быстро вышел из комнаты. Было слышно, как он спокойно спрашивал в трубку:

- Я вас слушаю? Наверное, испорчен автомат... Позвоните, пожалуйста, с другого телефона.

Алена стояла у полок и разглядывала глиняный черепок, почерневший с одного края. Лицо у нее было сосредоточенное, будто она и впрямь глубоко заинтересовалась этим обломком минувших эпох.

- Ты хоть знаешь, что это? - возвратившись, спросил отец.

- Наверное, осколок от тарелки или кувшина. Неужели это так важно?

Он забрал у нее черепок, провел пальцем по пупырчатой поверхности.

- Примерно пять-шесть тысяч лет назад где-то на берегу быстрой речки сидел человек, одетый в шкуры, и лепил из мокрой глины сосуд. Глина рассыпалась в его руках, человек терпеливо разбавлял ее речным песком, поливал водой... Видишь мелкие камешки? - Он показал Алене блестящие вкрапления в глину. - И снова упорно мял скользкий комок и лепил из него сосуд, чтобы потом наполнить его жидкостью. Человек ощупью искал еще какие-нибудь связующие материалы, чтобы глина не рассыпалась. И вот наконец сосуд готов. Человек - первый на земле гончар - обжег его на костре под открытым небом и наполнил водой... Может быть, это один из первых сосудов, сделанных руками древнего человека...