Александр Крестинский - Жизнь и мечты Ивана Моторихина

Вначале Иван хотел отбиться, да как-нибудь погрубее, но, глянув на Галю, увидел вдруг, что уши и щеки ее медленно краснеют и что она, чувствуя это, с каждой секундой все больше теряется и ругает себя, что подошла к нему... И, увидев и поняв это, он невольно поспешил к ней на выручку:

- А ты чего читать будешь?

- Я?.. Я - Некрасова. Из поэмы "Саша". Выучишь Бокова, ладно?

Иван кивнул.

* * *

Всю неделю шли репетиции. Вечерами, по хрусткому снегу, сбегались к школе, отряхали валенки лохматым веником, торопились в класс. Там, отодвинув парты, пели, плясали, читали стихи. Вечерами голоса необычно гулко звучали в школе.

Федоров бойко играл на гармони. Его, как самого веселого человека, назначили объявлять номера - вести конферанс, значит.

Круглощекий Куликов плясал на репетициях так, что стекла звенели, а один раз с его топа даже лампа перегорела.

И вот наступила суббота, день концерта.

Иван проснулся с предчувствием праздника, легко поднялся, как давно уже не подымался. Радовался всему: и горячему чаю, что пил, обжигаясь. И легкому морозцу, который влетел в комнату вместе с бабушкой. Бабушка поставила на скамью ведро с водой, и когда опустила ковшик, тусклые льдинки зазвенели о его края. И еще чему-то Иван радовался, чему - и сам толком не понимал. Предстоящей поездке? Концерту?

Напевая стихи поэта Бокова, он выбежал из дому.

В лилово-дымчатых сумерках дышалось бодро и широко. Витые столбики ползли из труб к тяжелому литому небу, на котором еще виднелся бледный рисунок звезд. Из дома выскакивали ребятишки, спешили в школу. Звонко перекликаясь, собирались посреди улицы верные дружки - компанией идти веселей.

Иван вдохнул поглубже морозного воздуха и побежал, закинув за плечо сумку с книгами.

* * *

После пятого урока в классе появилась Клава.

- Агитбригада! - закричала она. - По коням!

Выбежали на школьный двор. У крыльца, переступая с ноги на ногу, стояла запряженная в широкие розвальни мохнатая лошаденка.

- Сударка! - обрадовался Федоров. - Сударушка, голубушка. - И прыгнул в сани.

Сударка повернула к нему голову, повела лиловым мерцающим глазом, приветливо фыркнула.

Клава похлопала Сударку по крупу. Та ответила нетерпеливой дрожью и ласковым ржанием.

Агитбригада шумно размещалась в розвальнях. С хохотом тащили друг из-под друга солому. Иван сел сзади, рядом с Галей.

- Федоров, бери вожжи, - распорядилась Клава, - трогай. Пора.

- Клава, а ты? - испугалась Галя. - Как же без тебя? Я и не знаю ничего!..

- У меня комитет сегодня. - Клава засмеялась. - Да ты не бойсь! Федоров, трогай!

Федоров лихо свистнул, перехватил вожжи поудобней, зачмокал.

- Нн-о-о! Нн-о-о, Сударушка! Дорогая, золотая, па-ашла!

Повизгивали полозья, летели из-под них яркие снежные брызги. Сударка ходко несла сани вдоль главной улицы села. Что-то позванивало под дугой не колокольчики, нет, их не было - но тонкий чистый звон сопровождал бег лошади.

Федоров покрикивал, развалясь на передке саней, сдвинув на затылок мохнатую шапку. Остальные шумели, хохотали, пели - один громче другого.

Из домов выходили люди, прищурясь, провожали глазами лихие агитбригадские сани. И от этого молчаливого провожанья предчувствие радости еще сильней охватывало Ивана.

Галя сидела рядом с ним, глухо закутанная в свой пушистый платок, и тоже смеялась, как все, беспричинно и громко.

Выехали за околицу, спустились к реке. Река была вся в поперечных лиловых полосах: тени от деревьев легли на лед. Повернули вдоль берега, и вскоре перед ними открылся редкий лесок и тихая лесная дорога заструилась меж деревьев, а скрип полозьев стал глуше. Зимний лес, не терпевший громких голосов, заставил всех притихнуть. Молчали, глядя на причудливые наряды деревьев.

- Вань, - тихо спросила Галя, - ты стихи не забыл?

- Нет. А ты?

- Я боюсь, выйду выступать и забуду. Раз уж было так: вышла на сцену - ничего не помню.

- Не забудешь, - успокоил ее Иван. Ему было приятно слышать свой спокойный голос. - Не забудешь!

Галя вздохнула и вполголоса стала повторять: "Плакала Саша, как лес вырубали..."

Иван слушал и глядел на убегающую из-под саней дорогу. Голова у него легонько и приятно кружилась.

Когда Галя кончила, он спросил:

- Галя, а можно я еще стихи прочту?

- Конечно, можно. Чьи?

- Да так, одного там... - Иван замялся. Думал, скажет смело и просто, а на поверку - не вышло.

- Кто написал-то? - допытывалась Галя.

- Не помню, - соврал Иван.

- А ты прочти "сейчас.

Иван стал читать, не глядя на нее и вполголоса, испытывая смущение от того, что стихи, которые он читал, вдруг показались ему неловкими и какими-то стыдными... Но остановиться он уже не мог и только торопился закончить полупонятной скороговоркой:

...Пускай нам ветер бьет в лицо,

пускай пурга пути заносит,

но мы идем дорогою отцов,

они нас обо всем когда-то спросят!..

После мучительной паузы Галя спросила:

- Ты... сам сочинил?

Иван кивнул.

- Хорошо, - тихо сказала Галя.

- Правда? - Он повернулся к ней. - Правда?

- Да-да, - кивала она, - правда хорошо! Честное слово! - А глаза у нее были испуганные. Шутка ли - рядом сидит человек - сам стихи сочиняет!!

* * *

Егорушкино встретило артистов радушно. Повели в столовую, усадили за длинный, чисто вымытый и выскобленный стол, накормили - сначала борщом, потом картошку тушеную подали со свининой, а на третье - компот. Пока агитбригада уписывала за обе щеки обед, дверь то и дело приоткрывалась и вместе с клубами морозного пара в проеме мелькали любопытные, смешливые лица доярок. Чей-то озорной голос громко сказал:

- Ой, девчата! Я думала, заслуженные приехали, а там ползунки одни.

Артисты поперхнулись от смеха.

Кончился обед - с помощью хозяев быстро отделили занавеской часть столовой - получилась сцена. Зрители заполнили остальную часть помещения. Многим не хватило стульев, стояли вдоль стены.

Доярки внесли с собой в дом крепкий, дразнящий запах хлеба, молока, овчины. Сидели, скинув платки на плечи, сложив на коленях руки, ждали.

Галя застенчиво объявила концерт.

Федоров сыграл польку.

Куликов с одной из сестер Черняевых сплясал русского.

Галя прочла отрывок из поэмы Некрасова.

Сестры Черняевы спели частушки...

Это кто такой играет,

Это что за человек?

Да и кому такая ягодка

Достанется навек?

Я не знаю, кто играет,

Незнакомая игра.

Разрешите познакомиться

Знакома буду я.

Ой, гармошечка, гармошечка,

Звонкой твой голосок.

Не дала ночёсь гармошечка

Уснуть на волосок.

В этом месте сестры Черняевы - обе рослые, худые обе, в одинаковых зеленых платьицах по новой моде - выше коленок - смутились, приумолкли. Однако зрители захлопали, приглашая продолжать.