Анатолий Маркуша - Щит героя

До старта оставалось минуты две. Болельщики толкались у места финиша, некоторые заспешили на середину дистанции, чтобы вдохновлять и подбадривать своих; галдеж стоял невообразимый.

Грачев успел сказать:

- Бегу последним, ребята, кого догоню, берегись! Пятки оттопчу!

Судья закричал в жестяную трубу:

- Уча-а-астники, на ста-а-арт!

И вот уже добрых восемь сотен ног ударили в весеннюю землю, заработали локтями мальчишки, задышали в полную силу легких и понеслись, понеслись вперед.

Бегать Грачев был не особенный мастер и решил замыкать группу по двум соображениям: чтобы кто-нибудь из длинноногих оглоедиков не обыграл его, пока еще такого нельзя было допускать, и, во-вторых, чтобы каждый старался убежать от мастера.

Анатолий Михайлович, с мальчишества приверженный к спорту, пробовал себя в легкой атлетике, в борьбе и наконец в штанге, он знал и радость побед, и горечь поражений, и хотя всю свою жизнь считался, да и на самом деле был уравновешенным человеком, на дистанции, ринге или помосте увлекался и, случалось, терял контроль над собой. Втянувшись в ритм общего движения, Грачев почувствовал вдруг, что ноги незаметно увеличивают темп и какой-то глубоко спрятанный черт начинает нашептывать: "А ну прибавь, прибавь..."

Грачев подумал: "Да ты что?" - усмехнулся и стал внимательнее наблюдать за обстановкой: ребята бежали хорошо, в голове колонны, тесной группой. Никто заметно не отстал. Но лидировал бег "чужой" мальчишка. Длинный и тощий, откинув далеко назад голову, он шел с отрывом метров в двадцать, мерно работал локтями и почти незаметно прибавлял и прибавлял шаг.

"Вот дьявол, - подумал Грачев, - как машина", - и не испытал к пареньку никакого иного чувства, кроме раздражения. Ему даже сделалось неловко - тоже воспитатель! Но эта мысль тут же вылетела из головы. Надо, чтобы победили его оглоедики. Ему эта победа как голодному хлеб, как жаждущему глоток воды... И пусть сгорят все педагогические теории и методики!

Выиграть! Надо выиграть!

С поворота Грачев прибавил темп и, приблизившись вплотную к своим мальчишкам, задышал в затылок замыкавшему группу. Парнишка на мгновение обернулся, увидел лицо мастера, нависшее над самым его плечом, и рванулся вперед, и еще один рванулся, и еще один...

Кто-то из болельщиков заметил этот рывок и поддержал ребят:

- Даешь, грачата! - заорали зрители. И только что приобретшие кличку грачата рванули, словно пришпоренные кони!

Нет, тощего и длинноногого, что захватил первенство с самого начала, обогнать не удалось. Победителем кросса вышел он. Увы, чужой, из группы токарей. Но первое командное место завоевали.

Только тот, кто долго терпел неудачи - в науках, в любви, в работе, может понять состояние грачевских мальчишек, может быть, впервые в жизни услыхавших: сегодня вы были лучше всех!

Анатолий Михайлович понимал, что творится с ребятами, и думал: "Пусть вдоволь накупаются в заслуженной славе. Сегодня их день".

Конечно, слава - коварное зелье, и не счесть, скольких оно сгубило. Но если умненько, осторожно, в правильной дозировке дать пацану пригубить, глотнуть, отхлебнуть славы... никто даже приблизительно не сможет предсказать, на какую высоту окажется способным подняться человек!

После кросса ребята разошлись не сразу, и, конечно, Анатолий Михайлович побыл с ними.

Когда он наконец предстал пред ясные очи супруги и первым делом спросил: "Ну как мама?", вместо ответа услышал: "Проиграли?"

- Как же - проиграли! Первое командное и первое место за массовость.

- Все-таки ты псих, Толище, - сказала Настя и повела его в кухню кормить обедом.

Остаток дня прошел в "теплой и дружеской обстановке", как написали бы газеты, будь у нас принято публиковать семейную хронику.

ГРАЧЕВ И ГРАЧАТА

Приглашая в гости, Анна Егоровна сказала:

- Приходите на рюмку чаю, доклада не будет, только прения и раздача небольших призов. Жду в пятницу, к восьми.

В роли хозяйки я видел Анну Егоровну впервые. Должен сразу сказать и здесь она выглядела великолепно, как всюду: несуетливая, приветливая и вместе с тем властная женщина, она легко и непринужденно управляла гостями. Незаметно подрезала торт, ловко подкладывала на тарелки, следила за рюмками, умело дирижировала разговором...

Запомнился высокий седеющий мужчина, ровесник хозяйки дома. Звали его Николаем Михайловичем. Как я понял, он имел какое-то отношение к профессионально-техническому образованию.

- Коля, неужели это правда, что ты от нового помещения отказался? спросила Анна Егоровна. - Услышала, чуть со стула не упала.

- И зря... Зря удивилась. От нового помещения я действительно отказался. Здание строили под техникум, потом решили переиграть, чтобы все увидели, какое внимание оказывается профессионально-техническим училищам. На нас теперь мода... Вот и придумали передать помещение, а техникум вселить на наше место. Но я отказался...

- Выходит, из благородства?

- Какое благородство? Подумай сама - их производственная база и наша? Ну, получим мы красивый дом, и классы будут просторные, и лаборатории, а куда мастерские девать? Негодные для мастерских условия...

- Так тебе ж обещали под мастерские корпус достроить...

- Вот именно - обещали. Обещанного три года ждать, да? И вообще, не хочу я ходить в образцово-показательных. Делегации принимать, разговоры разговаривать... Мы уж как-нибудь потихонечку... На нас и в старом доме никто пока не обижается.

- Ох, Николаша, ты и нудным делаешься... Потихонечку, полегонечку... Кто тебя не знает, подумает - скромненький, серенький... Зайчик... Делегации ему принимать затруднительно? А то сейчас со всего света не едут?

- Едут! И пожалуйста, чего знаем, объясним, чего умеем, тому научим... Это опыт. А когда торжественную линейку давай, и чтобы все мальчики были пострижены, и у девчонок, не дай бог, чтобы не оказались накрашенные губки или недозволенные по длине юбочки, - ну на черта мне это?

- Вот-вот, теперь ясно, - не без раздражения сказала Анна Егоровна. Нас не трогай - мы не тронем! Хлопот не любишь...

Разговор перекинулся на другое, и я получил возможность незаметно понаблюдать за Николаем Михайловичем. Ел он не жадно, скорее даже вяло. И пил вяло, будто делал одолжение хозяйке, но, опрокидывая рюмку, не морщился и за разговором, не умолкавшим ни на минуту, следил внимательно, даже напряженно; никого не перебивал, а когда обращались к нему, отвечал толково и достаточно неопределенно - понимай, мол, как хочешь.

И хотя Николай Михайлович был не самым колоритным гостем Анны Егоровны, так уж получилось, что для меня этот вечер прошел под его знаком.

Мы уже прощались, и Анна Егоровна раздала обещанные призы: каждому гостю по маленькому недорогому сувениру "со значением" (я получил гусиное перо с рефилом), когда ко мне неожиданно обратился Николай Михайлович: