Ирина Токмакова - Слово ко взрослым

Всякие сказкоборческие и вообще утилитаристские тенденции в нашей детской литературе… Кто знает, какой вред они принесли, как послужили разрыву связи времен, как перекрыли живительный исток народного сознания? Не обязывают ли всякие там планы переброски северных рек к покаянию и детскую литературу тоже?

Ведь в народных сказках заложена идея единения человека с природой, идея взаимосвязанности всего живого и ответственности за все живое более сильного и наделенного разумом. Народные сказки всегда стремились внушить человеку, что нет для него ничего зазорного в чувстве братства со всем живущим и растущим на земле.

Не близко ли по смыслу к тем же представлениям подошла и сказка знаменитого уральского сказителя Павла Бажова «Серебряное копытце»? Олень — серебряное копытце — чудо, которое требует бережного отношения, и даже старый охотник Кокованя в него стрелять не будет. Да что такое он, вообще-то говоря, этот удивительный олень? А он и есть сама уральская природа, одаривающая человека дорогими самоцветами. Одаривающая, но отрицающая алчность.

«Кокованя сразу пол-шапки камней нагреб, да Дарёнка запросила:

— Не тронь, дедо! Завтра днем еще на это поглядим.

Кокованя и послушался. Только к утру-то снег большой выпал. Все камни и засыпало. Перегребали потом снег-то, да ничего не нашли. Ну, им и того хватило, сколько Кокованя в шапку нагреб». Доброе сердце старика было вознаграждено и убережено от излишества. В этом тоже заключалась награда.

Часто, очень часто служит вдохновению писательскому народная традиция. Вот и сказка Самуила Маршака «Двенадцать месяцев» написана по мотивам славянского фольклора. Сказка эта в дальнейшем была инсценирована и обошла чуть ли не все наши детские театры. Думается, не столько потому, что построена на вечной антитезе добра и зла, и не потому, что действуют в ней, с одной стороны, традиционная злая мачеха и ее дочь, а с другой — забитая, но добрая и внутренне мужественная падчерица. Таких сказок на свете в разных вариациях несть числа. В этой сказке Маршак затронул одну из самых интересных и сущностных философских категорий — Время.

Может ли наступить время раньше положенного ему, может ли будущее вдруг как бы явить себя в настоящем? Это глубочайшая теоретическая проблема. Но поскольку она затронута в сказке, то и решается по-сказочному. Решается положительно. И вот:

«Девочка даже руками всплеснула. Куда девались высокие сугробы? Где ледяные сосульки, что висели на каждой ветке!

Под ногами у нее — мягкая весенняя земля. Кругом каплет, течет, журчит. Почки на ветвях надулись, и уже выглядывают из-под темной кожуры первые зеленые листики…»

Итак, в январе наступил март. Будущее явилось в настоящее. Как и ради чего? Ради добра и милосердия, ради спасения слабой беззащитной героини. Само могущественное Время пришло ей на помощь.

Думается, именно эта интереснейшая постановка вопроса, этот, если хотите, философский эксперимент и обеспечивает сказке Маршака столь долгую жизнь.

И не есть ли та же мысль о «проницаемости» времени, о его течении не только вперед, но и в обратном направлении, о чем думают и пишут философы, «Сказка о потерянном времени» Евгения Шварца?

Дети, терявшие время попусту, становятся стариками. Их время ушло от них. Этим временем воспользовались злые волшебники. И вот это время надо вернуть . Наше представление о линейном течении времени говорит нам о том, что этого сделать нельзя. А в сказке оно приобретает обратный ход. Надо только обязательно собраться вчетвером и крутить стрелки волшебных часов в обратном направлении. Тогда упущенное время вернется и дети вновь обретут свой детский облик.

Так разрешает проблему сказочник. На самом деле, если эта проблема разрешима, то, по-видимому, где-то в отдаленном будущем. Но ведь не в этом сейчас дело. Дело в том, что сказочник эту проблему ставит !

Я бы вообще на месте ученых почаще бы обращалась к сказкам. Я думаю, в сказках можно найти массу удивительных прозрений и пророчеств. В тех, конечно, которые мы договорились называть хорошими сказками.

«Два брата» того же автора — это уже иная сказка, но по глубине, может быть, и не уступает предыдущей. Два брата. Ревность и нелюбовь старшего к младшему. Каин и Авель… Старший губит Младшего, но в отличие от библейской легенды он отправляется на поиски. Правда, первоначально не по своей воле. Но постепенно жалость, совесть и любовь просыпаются в его сердце. Добро, проявленное по отношению к замерзшим птицам и зверькам, отогревает его собственное сердце. И сказка, как и положено сказке, кончается спасением Младшего. Через покаяние Старший приходит к добру.

Да, когда вдумаешься, то видишь, что хорошая сказка и есть сама правда, сама жизнь. Но ведь с налету она таковой не кажется, она как бы трудно узнаваема, не так ли?

Совершенно верно. Но это происходит от особого взгляда на жизнь, особого, что ли, принципа исследования.

Попробуйте, например, посмотреть через сильную лупу на самую обыденную вещь. Ну, скажем, на кусок обычного, привычного хлеба. Под сильным увеличением он может показаться вам, например, горами Памира или лунным пейзажем. Но при этом он будет оставаться куском хлеба.

Может ли стать интересной темой для сказки такое человеческое качество, как легкомыслие? Именно этому посвящена сказка Катаева «Цветик-семицветик». Легкомысленно тратит девочка Женя семь лепестков волшебного цветика-семицветика. Но вот под конец она начинает рассуждать и понимает, что все желания, какие она может загадать, мелки, вздорны и легкомысленны. И тут-то и случается настоящее чудо. Оно много чудеснее чудес волшебного цветка. Женя решает истратить последний цветок не на свою прихоть. Она тратит его на милосердие и добро. Волшебный лепесток излечивает хромого мальчика. А девочка Женя от этого обретает истинную радость.

Коротенькая сказка, казалось бы, простая и незатейливая, таит в себе глубинный, проповеднический смысл.

Простой и незатейливой не назвала бы я сказку Галины Демыкиной и Георгия Балла «Алошка». Ребенок-читатель будет следить за приключениями героя книжки — мальчика и сказочного маленького человечка Алошки, живущего в маленьком домике-телефоне.

Но в этой сказке есть что оценить и взрослому читателю. С некоторой долей легкой иронии пародируются в сказке общеизвестные фольклорные сказочные элементы.

Злая тетка называет себя все время «красной девицей».

«Ох, я красная девица, — зевнула тетя Вера. — Что-то мне и спится и лежится. Что-то мне вставать не хочется…»

А старый бухгалтер, собирающийся на пенсию, называется «добрым молодцем».

«Снился мне добрый молодец. Добрый молодец Иван Иванович». Эта ирония придает сказке особую тональность, нисколько не разрушая ее сказочности.