Валентина Мишанина - Ворота времени (Повесть и рассказы)

Миколь сделал еще шаг к столу, потянувшись к нам, словно хотел получше разглядеть каждого из нас.

- Вам вот хорошо с матерью, а мои нормально испеченного хлеба с каких пор уже не пробовали...

Мне еще больше стало жаль его, и у меня невольно вырвалось:

- Мам, выходи за него замуж... испечешь им хлеба... Я с тобой.

Миколь так и застыл у стола с полураскрытым ртом, но глазами он нашел меня, с трудом проглотил застрявший комок в горле, и тут по его щеке побежала крупная слеза. Вдруг, как бы опомнившись, он нахлобучил на голову шапку и выскочил из избы.

В доме стало тихо-тихо.

- Дык, дык, гляньте-ка, мать выдает замуж! - первым подал голос Федя, дико вытараща на меня глаза.

Я испугалась его бешеного взгляда и прямо по лавке прошла к матери, прижалась к ней.

Вася и Ольга переглянулись и заулыбались.

- Нет, да гляньте же на нее, гляньте, - продолжал выходить из себя Федя, - мать замуж выдает и сама вместе с ней собирается. А давайте мы ее саму выдадим за сына горбатого - за Ваську Сопляка! Только эта бесхвостая козявка даже хлеб не умеет печь...

И вдруг все трое громко расхохотались. Я посмотрела на маму, ища у нее защиты, и здесь я увидела, что и она старается спрятать улыбку.

Я готова была провалиться сквозь землю, мне нечем защитить себя, кроме как плачем. Я громко заревела и полезла на печку, в свой потайной угол.

Мать пыталась угомонить старших, чтобы они отстали от меня, но они еще долго потешались надо мной.

Понемногу их голоса утихли, я перестала плакать. Ни к кому не обращаясь, Федя негромко сказал:

- Замуж? А вдруг отец придет...

Его тихие слова как бы оглушили всех. Я замерла на мгновение. В избе стало так тихо, что было слышно, как потрескивал фитиль в керосиновой лампе. Мать поднялась с лавки, под ее ногами скрипнула половица. И я испуганно сжалась, мне показалось, что, кроме нас, в избе есть еще один человек, невидимый, но присутствие которого чувствовали все. Это был отец.

- А стол кто за вами уберет? - громко сказала мать. Ольга торопливо принялась звякать алюминиевыми ложками.

ЗИМУШКА-ЗИМА

Я не любила зимушку-зиму, про которую Василий Виард сочинил такие красивые стихи. Во-первых, мне никогда не справляли теплой одежки: в лес тебе не ходить, в школу тоже. "Сиди на печи - ешь калачи", - посмеивается надо мной Федя. Во-вторых, у нас всегда на исходе дрова. За ними старшие вместе с матерью ходили в лес на салазках. Салазки мать купила на базаре после того, как на дворе выпал глубокий снег. В лесу они рубили сухие деревца и собирали сушняк. Но леснику Макару и за это надо было угодить. Если встретится на пути, с добром не отпустит. Однажды мать простудилась и за дровами отправились Вася с Ольгой и Федей. В лесу они наткнулись на Макара. И тот разрубил их салазки на части. Ольга дома рассказала матери, как было дело. Они только вошли в лес, еще ни одной веточки не успели поднять, как им навстречу выходит Макар. "Ну-ка, давайте сюда салазки и топор!" - "Дядь Макар, да мы будем один сушняк собирать, не вредители же какие", - сказал Вася. Макар усмехнулся ехидненько и говорит: "Сейчас вы пока что не вредители, но через час вы можете ими стать. А чтобы вы не стали вредителями, нужно лишить вас вашего оружия". Он разрубил салазки и ушел. Все плакали, и Вася плакал. Потом Вася схватил топор и давай рубить деревья подряд. Плачет и рубит. Еле остановили.

На днях Вася принялся мастерить салазки сам. Стучал, строгал прямо в избе, на улице холодно. Мы помогали ему чем могли. Одна мама отмахивалась: "Брось зря добро переводить, салазки не каждый плотник сделает, а тебе куда..."

Вася продолжал работать и на второй день, и на третий... Самое главное, согнуть концы полозьев. Утром, как затопят печь, он уже дежурит на кухне. Отойдет мать на минутку, он сунет конец полоза в печь и греет сколько потребуется. Вытащив оттуда, засунет под переруб печи и сгибает до тех пор, пока тот не затрещит. Еще через день из груды стружек стали вырисовываться салазки. А еще через пару дней салазки были готовы. Мать диву далась. Проверив салазки на прочность, назвала Васю "светлой головой", а его руки - золотыми. Она, кажется, раскаивалась, что вначале не поверила в Васины способности. Вася краснел, отмахивался от похвал. Но сам, конечно, был доволен. Салазки получились не такими красивыми, как базарные, зато более вместительными и прочными.

Вскоре у нас в гостях оказался сам Макар. Проходил мимо по улице, и мама зачем-то позвала его к нам. Я предполагала, что мама начнет отчитывать его за то, что он разрубил наши купленные салазки. Но ничего подобного не произошло. Она встретила его, как самого дорогого гостя. Да ладно, был бы страшный этот Макар. А то ведь смотреть не на что: ростом маленький, нос картошкой, глазки бегающие, как у беспокойного зверька. Мама мечется туда-сюда, стол накрывает, огонь на шестке развела, видать, мясо будет готовить. Федя только из школы пришел, не успел раздеться, мама его сразу в магазин отправила за водкой. Я сидела на печке и презирала всех: и Макара, что он, бессовестный, после того случая посмел зайти к нам, и мать, что она лебезит перед ним, и Федю - тоже нашел кому прислуживать.

Макар взад-вперед прошелся по избе, остановился у стены, где висит рамка с фотографиями.

- Хороший был мужик Ванек. А силище-то у покойника какая была, настоящий медведь, - говорил он громко, тыкая пальцем в портрет отца. - Мы с ним вместе бревна распиливали для колхозного коровника.

Надо же, он еще с отцом работал! Жаль, нет теперь отца, он показал бы ему, как рубить наши салазки.

Макар отошел от фотографий, и тут его глазки остановились на мне.

- Иди-ка сюда, печная мышь, - поманил он меня пальцем. Надо же, он сам больше похож на мышь, а ведь говорит на меня. Я не хотела слезать с печки, но он не отрывает от меня взгляда и шарит рукой в кармане. Наверное, думаю, хочет угостить меня чем-то. Любопытно, чем же он меня угостит? Спустилась я на холодный пол и шагнула к нему. Он сделал расстроенное лицо и говорит:

- Знаешь что, мышка, я у вашего дома свою медаль уронил, иди-ка поищи во дворе.

Я повязала платок, надела фуфайку, сунула ноги в дырявые резиновые сапоги, в которых бегала во двор, и пошла искать медаль Макара. Прошла по тропке до дороги, вернулась обратно - медали не было. Интересно, что изображено на его медали, думаю я. У моего отца их много, и все разные. Иногда мать достает из сундука сверточек с отцовскими наградами, разворачивает и дает их нам посмотреть.

А медаль Макара все не находилась. Рядом с тропкой я увидела какие-то следы, может, думаю, Макар тут прошел. Свернула туда и сразу выше колен оказалась в снегу. Сапоги мои наполнились снегом, ноги обожгло холодом.

- Ты чего, козявка, по снегу лазишь? - услышала за собой Ольгин грозный голос. Она возвращалась из школы.