Анатолий Мошковский - Трава и солнце

- Да чего вы там, ехайте кто-нибудь, ну? - застонал Саша. - В другой раз никого не докличешься, а тут машину готовы сломать.

Аверя отвернулся от дружков.

- Я не поеду, - твердо сказал Аким, - у меня книга не дочитана Чехов.

- Маряна, повлияй! - взмолился Саша.

- Да вы не бойтесь, - сказал Аверя, - память у меня не злая, никого в ерик не спихну.

- Едем мы или не едем? - раздраженно крикнул из кабины шофер, тоже пограничник.

- Ну, если нет охотников, могу и я: как не послужить родным погранвойскам. - Аверя потянулся и, кряхтя, медлительно, как дед на печку, полез в кузов. Сощурил в щелку глаза, сквозь узкую прорезь, точно бритвой, полоснул по ребятам и кинул назад: - Ехай!

- Маряна, так придешь? - крикнул Саша. - Я немножко поработаю и вернусь...

Взревел мотор. Саша увидел полуоткрытый Марянин рот, но ничего не расслышал и замахал ей рукой. Аверя подошел к Саше, присел на корточки:

- Что будем отрабатывать?

Он хорошо знал всех пограничников Шарановской заставы и, уж конечно, всех служебных собак. Даже по лаю различал.

- Горячий след. - Саша потрепал жесткую гриву Выстрела. - А ты, брат, не промах. Чего учудил!

- А чего? - Аверя наивно заморгал ресницами.

- А того. Знал бы - не взял бы. Не собаку надо посылать по твоему следу, а тебя - по собачьему. Разорвешь. Что зверь. А небось еще в пионерах ходишь. В седьмом ведь.

- В восьмой перешагнул.

- Смотри не причини вреда Выстрелу. Поддавайся. Обеспечь хорошую работу.

- Да уж постараюсь. На клыки, конечно, не полезу. Он ведь у тебя умный.

- Его бы мозги тебе - ничего был бы парнишка. Уважение бы имел. А ему бы твои - все наряды с границы можно бы снять: ни один нарушитель не перешел бы.

- Точно, - согласился Аверя и вдруг во все горло дурашливо завопил: "Эх, девчонка дорогая! Дорогая ты моя!"

- Ну-ну, ты... Свихнулся?.. Да, чтоб не забыть: скоро ваш отряд идет в патрулирование.

Машина пронеслась по Центральной улице у домов и магазинчиков, обнесенного забором гаража, вылетела на открытое ветру и солнцу шоссе и остановилась против лесничества - домика, белевшего за молодыми посадками.

Саша сделал дугообразный жест, и пес выпрыгнул из кузова.

- Ох, леший, сапоги-то и забыли! - ударил себя по лбу Саша, глянув на Аверины туфли. - Василь, придется тебе пожертвовать.

Шофер вылез из кабины и сплюнул.

- А чем его плохи? Каши еще не просят.

- А если Выстрел цапнет чуть повыше? Давай разувайся. Конечно, если не хочешь сорвать учебную задачу...

- Ох и хитры вы, инструктора! От собак, что ли, научились?

Шофер стащил кирзовый сапог и стал разматывать портянку. Авере сапог был великоват, но не слишком, потому что шофер был не из великанов, а Аверя не из недомерков. Старательно обувшись, чтоб ни складочки, ни морщинки не легло под ступню, облекся в толстый и длинный старый армейский плащ, который не позабыл взять Саша.

- Значит, так. Пройдешь километра два куда хочешь, в любую сторону, ни я, ни Выстрел смотреть не будем; на половине дороги выбросишь из кармана платок... Есть он у тебя?

- Дома позабыл...

- А что-нибудь другое есть? Я свое передать не могу: запах должен быть твой.

Аверя нащупал в кармане перочинный ножичек - жалко; яблочко-зеленуху постыдился вынуть; леску, намотанную на фанерку, тоже жалко; пачку "Севера" с тремя мятыми папиросками - побоялся: Сашка хоть и свой парень и лет ему не больше двадцати, да эти пограничники себе на уме, всегда что-то скрывают. Еще расскажет Дмитрию Алексеевичу, директору...

Пришлось вынуть дощечку с леской.

- Сгодится?

- А крючок есть?

- Какая же леска без крючка? - обиделся Аверя, считавший себя потомственным рыбаком. - Это у вас, у степняков, леска может быть без крючка, а мы...

- Отставить треп. Откусывай крючок и прячь. Ну, давай, давай. Так-то безвредней будет Выстрелу. Бросишь, значит, леску...

- Не найдет - купишь новую.

- Жадина! Моя собачка работает как часы. Убедишься. А платок носи при себе, если культурный человек, личная гигиена требует... Ну, пошел.

В плаще было жарко, прошибал пот, длинные полы мешали идти. Аверя добрел до кустарника, присел, оглянулся: ни Саша, ни Выстрел не подглядывали за ним - они стояли за кабиной. Однако, задетый тоном инструктора, Аверя решил проучить его.

Местность была пересеченная, с мелкими озерцами, с частым березняком. Местами рос кустарник такой густоты, что в нем можно было спрятаться и от целой своры Выстрелов. В Аверину школу, где был организован отряд ЮДП юных друзей пограничников, - не раз приходили инструкторы с собаками и рассказывали об их нравах, еде, работе, и ребята помогали тренировать собак: прокладывали следы для поиска или выстраивались в шеренгу и каждый клал что-нибудь из кармана в одну кучу; приходила собака и по запаху любого предмета безошибочно находила владельца...

Сапоги вязли в песке, плащ душил зноем, и скоро Аверя взмок. Но он был очень сильный и шел быстро. Шел зигзагами, петлял, долго кружился возле кривой сосны, перелезал с деревца на деревцо, чтобы не оставлять на песке следа; в двух местах отважно перешел озерца - сапоги-то не свои, не жалко! - потом вынул леску. Сердце его прямо-таки стиснулось, когда он, прощаясь с леской - не одну сотню сомят выловил ею в порту! - положил ее на песчаном бугорке под сквозистой березкой: уж здесь-то ее Выстрел обязан был найти!

"Черт с ней, пусть пропадает! - вдруг решился Аверя, засовывая леску под обнажившиеся корни небольшой елки. - Зато нос им утру!"

Совсем выбившись из сил, он уполз в кусты и, весь скрючившись и завернувшись с головой в плащ, стал ждать. Минут пять напряженно прислушивался - не раздастся ли лай? - и повторял наизусть слова инструктора, как надо вести себя, когда приблизится собака. От напряжения Аверя устал. Задумался. Вспомнил Фиму. Все еще торчит возле "Буфета" с семечками или уже домой умотала?

Грозный лай вбил его душу в пятки.

Страх бился в нем секунду-другую. И вошел он в Аверю не потому, что он был трусом, а потому, что забылся на мгновенье. А еще оттого, что слишком уж быстро раздался этот остервенелый лай.

Мужской голос - он совсем не был похож на Сашин - что-то крикнул. И хотя Аверя знал: все, что от него требуется, - это лежать, он вскочил, закричал, замахал руками, и на него навалилось что-то огромное, тяжелое и сшибло с ног. Он забил ногами и руками и услышал сухой треск - словно небо треснуло от грома.

И тут же услышал голос:

- Фу, фу!

И команду для себя:

- Руки вверх!

Аверя вскинул руки: людей с поднятыми руками служебные собаки не трогают.

Выстрел замолк, и Саша убавил поводок. Из страшной собачьей пасти ниточками тянулась слюна. Черная, жесткая, как у дикого кабана, шерсть торчком стояла на загривке. Выстрел был крепколап, мускулист и тверд в груди.