Борис Привалов - Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями)

Поп, Чёрт и Дурында, как по команде, уставились на солдата.

С удивлением смотрели на него и дед Данилка с Ульяной, и Василий с Демидом.

А восхищённая Стёпка соскочила с плетня и подошла поближе.

— Чьи это лошади? — спросил Игнат, кивая на возок.

— Мои, — пробормотал Спирька.

— Смотри, честной народ! — громогласно продолжал Игнат. — Сей момент этот возок с лошадьми и всем, что в нём есть, сгинет. Да так, что и духу от него не останется! Буду счёт вести до пяти! Раз…

— Ой, — сказал Спирька, — ведь и возок тоже мой… Давай, солдатик, покажи чудо на том коне, что под Дурындой…

— Не мешай! — закричал Игнат. — Теперь опять сначала всё начинать нужно! Чудо, свершись! Пусть сгинет этот возок с лошадьми! Раз… два…

— Да что он тебе дался, мой возок! — прохрипел Спирька. — Солдатик! Вот же конь стоит…

— То мой конь, — смиренно молвил поп Парамон. — Зачем ему на небо? Он и тут небесным делам служит… А Игнатик сказал так, и перетакивать не будем. Пусть твой возок пропадает.

Спирька злобно посмотрел на брата, а тот ответил ему широкой улыбкой.

— Буду считать тихо, — сказал Игнат. — Чудо всё равно свершится. Все закройте глаза, а то ударит молния — и вы ослепнете.

Все зажмурили глаза, а Спирька бросился к лошадям и схватил за постромки.

— Не отдам, — шептал он, закрыв глаза. — Не отдам!

Поп Парамон приоткрыл один глаз и встретился взором с хитрым взглядом Стёпки — она тоже ослабила прищур.

— Тьфу! — сплюнул поп и снова зажмурился.

— Четыре… — закричал Игнат.

— Не надо, солдатик! — взмолился Спирька. — Уже пропадает всё… Ой-ой-ой…

— Хорошо! — согласился Игнат. — Я ещё раз сотворю чудо! Чудо! Не разоряй бедного доброго человека Спиридона! Оставь ему возок и лошадей! Пять… четыре… три… два… один! Чудо свершилось! Смотрите все: возок и лошади, как были, целы и невредимы!

Все открыли глаза. Возок и кони стояли на том же месте, где прежде.

Только Спирька, по-прежнему зажмурив глаза, цеплялся за сбрую и бормотал:

— Не отдам… не отдам… мои… моё… солдатик…

— Эй, Чёрт! — засмеялся Игнат. — Открой очи-то. Назад всё повернулось. Твоё твоим осталось!

Спирька открыл глаза, тяжело дыша, огляделся.

Брови Игната ходили ходуном.

— Вот как надо чудеса творить!

— Я с тобой посчитаюсь ещё, — еле слышно проговорил Парамон. Чудотворец!

— Что ж тебя, солдатик, и этому в армии научили? — спросил Спирька.

— И многому другому, — ответил Игнат. — Поживёшь — узнаешь.

— Так зачем вы приехали, гости дорогие? — поклонилась бабка Ульяна. Не на чудеса же смотреть? Ко мне, верно?

— Где медовуха, бабка? — спросил Парамон. — Наварила бочонок, как я наказывал?

— Наварила, батюшка, наварила, как же, — снова поклонилась Ульяна. — В подполе он…

— Эй, Дурында, ступай за бочонком, грузи его в возок! — приказал поп.

— А у меня дело особое. — Спирька воткнул в Игната свои змеиные немигающие глазки. — Хочу должок вернуть. Обещал я тебе сапоги?

— Обещал, — согласился Игнат. — Неужели привёз?

Спирька кузнечиком прыгнул к возку, запустил туда руку и вытащил пару сапог:

— Получай, солдатик! С княжеской ноги сапожки!

— Мне всё одно, с чьей ноги, — довольно усмехнулся Игнат. — Лишь бы подмётки были в целости…

— Целы-целёхоньки! — щёлкнув по подмётке, улыбнулся Спирька. — Бери!

— Не бери! — воскликнула Ульяна. — Не бери их, проклятых! Они с княжеской ноги!

— Да что тут такого? — беря сапоги, сказал спокойно Игнат. — Я и царские сапоги в руках держал — жив остался.

— Взял! — прохрипел Спирька и закашлялся смехом. — Хе-хе-хе!

— Теперь ты князю-батюшке должен служить по совести! — ощерил толстый рот Парамон.

— Игнатка, то ж погибель твоя! — почти простонал дед Данилка. — Сапоги с княжеской ноги даются только князевым сборщикам. Тебя Данила Михайлович сборщиком податей делает вместо Ефимки… Не взял бы сапог — спроса нет. А раз взял — погиб.

— Слышал, солдатик! — прохрипел Спирька. — Не попади и ты под батоги! Князь даёт тебе три дня сроку — чтоб все подати с села были собраны! Все! До маковой росинки. Реестр, в коем прописано, сколько и чего надобно доставить князю, получишь в усадьбе.

Дурында притащил бочонок, положил его бережно, как живого, в возок.

— Едем! — приказал Спирька.

Поп, путаясь тоненькими ножками в рясе, полез следом за братом.

Дурында лихо вскочил в седло.

— Эй, снулые! — стегнул лошадей Спирька.

Возок помчался по пыльной улице. Дурында поскакал сбоку, чтобы не попасть в хвост пыли.

— Хотя и ношеные, но ещё послужат мне верой-правдой, — осматривая подарок, сказал Игнат. — Вот я наконец и при сапогах!

Но когда он поднял глаза, то удивился: Демид и Василий как-то робко, боком отдалялись от него и в глазах их смешались испуг и удивление.

Бабка Ульяна словно завяла — сгорбилась, платок чуть не по самые глаза спустила.

Дед Данилка сморщил лицо, будто кислицу-ягоду раскусил.

Только Стёпка радостно и доверчиво смотрела на Игната.

— Ты теперь князев приказчик, — произнёс Василий, — ты у нас поборы делать будешь…

— А мы тебе про наше спрятанное сказали, — скосил бороду Демид. Голыми руками всё забрать можешь…

— Те сапоги, которые князь сборщикам своим дарит, никто ещё до конца не сносил — не успевают… — вздохнула Ульяна. — Три дня… охо-хо… Вот так и Ефим-горемыка…

а другой день после полудня поп Парамон, Спирька-Чёрт и Дурында поехали провожать опухшего от бессонных ночей и выпитой медовухи Голянского.

Возок, на котором уезжал Голянский, сопровождали двое вооружённых верховых слуг графа Темитова.

— Тебя, боярин, нужно было охранять, когда ты сюда с денежками ехал, хихикнул Спирька. — А ныне-то денежки у князя-батюшки остались, хе-хе. К чему же охрана тебе?

Голянский пошлёпал губами, ответил вялым голосом:

— Расписка, которую мне Данила Михайлович для графа дал, дороже денег.

Набрякшие сальцем жёлтые щёки и вислые губы Голянского тряслись на ухабах, глаза слипались, но он всё же не мог удержать довольной улыбки: и коня своего сбыл Ночному князю с прибылью, и для графа сделку выгодную заключил. Ещё бы! Стоеросов почти всех мужиков своих вместе с семьями продал Темитову, на вывоз! От этой купли-продажи и ему, Голянскому, немалая толика перепадёт!

— Сиятельный граф Темитов чудак, — шлёпал губами Голянский, — хлебом не корми — дай поспорить. Миллион может проиграть — глазом не моргнёт. Ну, а ваш князь ещё того чуднее… Много лет его знаю, а привыкнуть не могу… Ночь в день переделал… Чудак!