Ефим Чеповецкий - Сказочные повести. Выпуск пятый

— Ну, теперь-то я вас изжарю и съем, — сказал дед и шевельнул усами.

— Я тут сторож. И приставлен охранять несметные богатства рыбьего царства, рыбьего государства.

«Но ведь это сказка, — подумал я. — А сказка не бывает с плохим концом».

— Всяко случается, — точно догадавшись, о чем я подумал, сказал дед.

— Я для этого и приставлен, чтоб не пускать, куда не положено. Зачем кольцо взяли? Во-от оно, колечко! — И он повертел перед нашими глазами железным кольцом. — Загублю я вас, вот что. Загублю.

— Не губи нас, дедушка, — попросил Торопун-Карапун. — Мы клад искали.

— Никаких кладов! — заревел дед. — Погублю я вас. Это дело неминучее.

— Дедушка, — попросил Цыпленок, — дай нам поесть перед смертью.

Я почувствовал, как голоден. Ведь мы целый день не ели.

— Поесть? Это можно. Сейчас за молоком схожу, поставлю кашу. А вы не убежите?

— Нет, — сказал Торопун-Карапун. — Мы не убежим.

— Не убежим! Не убежим! — в один голос закричали мы. — Развяжи, дедушка!

— Ну, глядите, не озоровать! Отсель никуда не уйдешь.

Дедушка развязал нас. Вытащил ведро из-под лавки и пошел на улицу. И мы за ним.

Дедушка пошел по тропке к реке, окунул ведро и, вздыхая, понес назад, к дому.

— Ой! В ведре-то молоко! — крикнула Ложка.

— А чего дивишься, — сказал дедушка, — у нас тут речка молочная, а берега кисельные.

Дедушка вылил молоко в чугунок, поставил чугунок в печку. Потом поглядел на нас, поколотился за пазухой, вытащил ключи, подошел к огромному сундуку у стенки, отомкнул замок и достал из сундука старенькую скатерку, по краям расшитую красными петушками и цветочками. Дедушка расстелил ее на столе и произнес негромко:

— Ну-ка, дай-ка нам с полкило крупы, а еще масла…

Не успел он это сказать, как на столе появились куль гречневой крупы и гора масла.

— Ты что, Самотоха! — закричал дедушка. — Куда столько масла навалила?! И почто гречневую принесла? Знаешь ведь, что с утра ем манную… Убери! Чтоб все чисто! Слышь?

Скатерть послушалась. На столе — опять ничего.

— Во! — повернулся к нам довольный дедушка. — Целыми днями с ей воюю.

— И опять поворотился к скатерти: — Достань полкило манной, сахару немножко, масла маленько, сольцы…

И тотчас на скатерти появилась манная, сахар, масло, а сверху густо посыпалась первосортная, рассыпчатая соль. Дед кинулся к скатерти, начал руками сбрасывать соль, а скатерть увертывалась, подсыпала еще, еще, сыпала на дедушку, на его усы. Мы захохотали, а дедушка завопил:

— Ах ты Самотоха, убери соль!

И тотчас соль исчезла.

— Ух! — вздохнул дедушка и повалился на скамеечку.

— Давай, дедушка, я тебе помогу, — пожалела его Ложка и взялась сама стряпать.

Дедушка убрал скатерть-самобранку, положил ее в сундук и опять замкнул.

А мы принялись за кашу. И никогда в жизни я не ел каши вкуснее. Поистине это была волшебная каша.

Так мы и стали жить-поживать в домике у дедушки. Звали его дедушка Ус, а еще — дедушка Никитушка.

Раньше звали его не дедушка Никитушка, а Никитушка-молодец, Никитушка-Силушка, потому что была в нем сила богатырская. Пойдет в лес, выхватит березку и выдернет с корнем. Одну, другую — так и насшибает на дрова. А повстречает медведя — бороться с ним.

— Как врежу ему, — смеется дедушка, — он и валится. Это для меня утеха, это как забава.

— Дедушка, а как же ты попал в рыбье царство, в рыбье государство?

— О-о, дело давнее. Сыр-бор еще не горел, как то дело было. Повадился к царской дочке Жуо. Ходит и ходит. А я тогда в солдатах службу царскую нес.

— Дедушка, а кто это Жуо?

— Жуо и есть Жуо. Стал Жуо к царской дочке подлетывать. Подлетит и пыхнет замуж зовет. А она не хочет. А он еще больше пыхает: пых да пых!

Ну, видно, делать нечего, собралась она и полетела с этим Жуо. А по дороге чегой-то заупрямилась, он возьми и брось ее в море-океан. Бросил аккурат посередке. Пропала царская дочка. Царь опечалился и дает клич по земле: «Кто мою дочку достанет, тому полцарства-полгосударства, да за того молодца дочку замуж отдаю».

Как услыхали в нашей роте, мне и говорят «Что ж, Никитушка-солдат, ступай выручай дочку, окромя тебя некому». Обнялися мы с товарищами на прощанье, я и пошел. Долго ли, коротко, подхожу к морю, да бултых туда с ружом!

Иду, ружом побрякиваю, чтоб не так боязно. Места-то чужие, темные. Думаю, пропал солдат. Однако по сторонам гляжу. Вижу, посередке поля стоит дворец. Ноги обтер, захожу. Никого. По ступенечкам поднимаюсь. Опять никого. Захожу в залу. А там она сидит, с рыбами разговаривает.

— Здрасте, вашество, домой надо бы.

А рыбы-то на меня: «У-у-у!» Рты разевают и хвостами — тюк, тюк! Я ружо на плечо:

— Отойди от греха.

Они тогда по другому фронту:

— Здравствуй, служба! Чего тебе?

— Да вот, — отвечаю, — дочку хочу к отцу отправить.

— Бери, коль пришел.

— Спасибо, возьму.

— А не захочешь ли, солдат, охранять наше рыбье царство, рыбье государство? В сторожа к нам?

— Службу царску кончу, можно, конечно, попробовать.

— Платить тебе ничего не будем, а еды сколько хошь.

«Ну что, — думаю, — подходяще». Взял девоньку за руку и пошел на волю. Она плачет, не хочет уходить, — видно, понравилось ей там…

— Дедушка, чего ж ты замолчал? — спросил Торопун-Карапун.

— А чего говорить, все рассказал.

— Нет, не все! Не все! — зашумели мы. — Привел ты царскую дочку?

— Привел, чего ж не привести, дорога известна.

— Ну, и отдал тебе царь полцарства, да полгосударства да дочку замуж?

— Когда же? Ему не до меня. Обрадовался: дочка домой вернулась. Он тут пиры такие задал!.. Что ты, парень!

— А ты, дедушка, в рыбье царство вернулся?

— Службу кончил и пошел. Пришел: «Так, мол, и так. Не раздумали сторожов брать?» — «Нет, — отвечают. — Оставайся!» Я и остался. Домой матери писал: «Продай избу, скотину. Желаешь ли ко мне приехать?» Она не пожелала. Так я и остался один. Ничего, хозяйство у меня хорошее. Огородец круглый год: овощ, картошка. Хмель посадил. Потом, если пожелаете, пива наварим. Коровки нет, так она здесь и не нужна. Молоко, так вон оно, из окошка видать.

— Дедушка, а какие богатства ты здесь охраняешь?

— Богатства великие. — И дедушка наклонился к нам и прошептал: — Ни словами сказать, ни ногами обежать!

— Дедушка, а покажи нам богатства рыбьего царства, рыбьего государства.

— Ну что ж, робятки, это можно. Только с собой ничего не дам. — И, наклонившись к нам, прошептал: — Оно тут все заговорено, волшебное, значит.