Маргарита Фадеева - Сказочные повести. Выпуск девятый

Если бы Петрушка стоял на помосте один, он давно бы заплакал, закричал, а может быть, стал бы просить царя, чтобы тот его помиловал. Но рядом с ним была Аленка, и Петрушка хотел выглядеть рядом с ней сильным и смелым. Он держал девочку за руку и тихо говорил:

— Не плачь, Аленка, может быть, кузнец Игнат спасет нас с тобой. Ведь ты знаешь, что он на свободе.

Аленка перестала плакать и вместе с Петрушкой стала смотреть: не увидит ли вдруг сильную фигуру Игната или его друзей? Но все было напрасно.

Вероятно, Игната не было в городе. Зато девочка увидела в толпе Матрешку и ее дочерей. Они ободряюще улыбались, как будто хотели сказать: «Держитесь, мы вас спасем!» Но ни Петрушка, ни Аленка не надеялись на это. Им не верилось, что Матрешки могут оказаться сильнее злого Формалая.

И тут Матрешка-мама заголосила:

— Батюшки! Несправедливость-то какая! Детей сжигают.

— Несправедливость! — хором затянули все Матрешки. — Детей сжигают!

Толпа заволновалась.

— Молчать! — вскинулся Формалай.

Матрешки не унимались.

— Взять их и тоже сжечь! Я никому не позволю защищать моих врагов.

Матрешек схватили и поставили на помост.

Аленка заплакала еще сильнее. Было жалко Матрешек. Из-за них попали в беду эти верные друзья.

С помоста Формалая раздался снова голос Хранителя царской памяти.

— Слушайте! Слушайте! Наш добрый Формалай хочет оказать милость. Он исполнит их предсмертную просьбу.

— Да, я исполню вашу просьбу, — сказал правитель, поднялся с трона и спросил: — Говорите, чего вы хотите.

Аленка не могла выговорить ни слова. Ей уже казалось, что она чувствует, как языки пламени добрались до нее, и она пылает, как маленький факел; а неунывающий Петрушка громко ответил:

— Я хочу пить и песню спеть.

Формалай распорядился, и повар принес мальчику кувшин с водой. Петрушка нагнул кувшин и приложился к нему ртом.

Вскоре кувшин опустел.

— Еще хочу, — потребовал Петрушка.

Ему принесли еще кувшин.

«Мальчик, а как много пьет», — с удивлением отметил царь и почесал в затылке.

— Напился, — сказал Петрушка. — Теперь буду песню петь. Самую веселую выберу.

Формалай милостиво кивнул.

Петрушка подбоченился, протянул руку в сторону царя и начал:

Толпа онемела.

Многим хотелось ороситься на помост, защитить осужденных и спрятать их подальше от царских глаз, но никто не решался это сделать. Так велик был страх перед правителем.

Стражники схватили Петрушку и Аленку и первыми швырнули в костер, который уже начал разгораться.

Они успели отпрыгнуть от языков пламени.

Потом стражники бросили в костер шестерых Матрешек.

Толпа охнула от ужаса. Но тут началось самое интересное.

— Раз! — звонко выкрикнула Матрешка-мама, раскрылась и вылила на огонь воду, которую она принесла с собой. Он зашипел, и вверх взметнулся сноп искр.

— Раз! — сама себе скомандовала старшая дочка Матрешки, тоже раскрылась, и вода выплеснулась на языки пламени. К небу поднялся дымный столб. Сучья затрещали, зашипели.

— Матрешки огонь тушат, — сказала Аленка. — Бежим!

— Подожди, — удержал ее Петрушка. — То ли еще будет.

Раскрылась третья Матрешка. Плеснула в пламя воду. Дым повалил гуще и стал заволакивать площадь.

Жители заволновались. Формалай вытянул шею, хотел понять, что же происходит, но не успел. Остальные Матрешки вылили принесенную воду, и едкая пелена дыма все скрыла от глаз царя и его слуг.

Кузнеца Игната в это время не было в городе Формалайске. Он не знал, что Аленку и Петрушку хотят сжечь на костре, поэтому и не пришел к ним на помощь. Когда Игнат вырвался из лап судьи, он скрылся в деревне.

Вместе с крестьянами кузнец делил землю, принадлежащую помещику Копилке.

Спасшиеся от костра Аленка и Петрушка тоже прибежали в деревню. Как радостно встретилась Аленка с отцом! Она рассказала отцу, что случилось с Петрушкой, что это он отпустил на волю самого кузнеца Игната и как смеялся над царем.

— Ну и Петрушка! Ну и молодец! — приговаривал Игнат. — Теперь над Формалаем все в городе будут три недели смеяться. А чем больше будут над ним смеяться, тем меньше будут бояться его и меньше станут подчиняться.

Петрушка был очень доволен похвалой кузнеца.

В это время под окном послышался крик:

— Копилка идет! Копилка идет!

Петрушка первым выскочил на улицу. Помещик шел посредине дороги, тяжело переступая набитыми золотом ногами. За ним, немного в отдалении, двигалась толпа крестьян. Петрушка ткнул в грудь помещика пальцем и звонким голосом закричал:

— Здорово, Копилка! Как живешь?

— Как ты смеешь так со мной разговаривать, мальчишка. Я тебя проучу!

— Он взмахнул кнутом, который держал в руке, но мальчик ловко увернулся, и кнут взметнул целую тучу пыли.

Крестьяне засмеялись и плотным кольцом окружили помещика и Петрушку.

— Пустите меня в мой дом. Вы не смеете меня задерживать. — Копилка снова взмахнул кнутом, требуя, чтобы ему уступили дорогу. Но никто не тронулся с места. А Петрушка изловчился, дернул помещика за штанину, а в ней зазвенели монеты.

— Смотрите. Вон сколько у него золота! — крикнул Петрушка, опять увертываясь от удара кнута.

— Это мои деньги! — схватился Копилка за брюхо.

— Нет, не твои, — широкоплечий кузнец шагнул в центр круга, и все сразу увидели, какой он большой и сильный, и как жалок по сравнению с ним Копилка.

Помещик пытался вырваться из цепкого круга, однако крестьяне не расступались, а кузнец продолжал:

— Эти деньги заработали своим трудом вот эти крестьяне. Они принадлежат только им. Эй, крестьяне, отбирайте у него деньги!

Несколько рук протянулись к помещику и вырвали кнут. Потом Копилку перевернули вниз головой и стали трясти совсем так, как трясут обыкновенную копилку. Монеты со звоном падали на землю, а крестьяне собирали их в мешок, чтобы потом разделить поровну.

— Ну, вот и все, — облегченно вздохнули все, когда выпотрошенное туловище Копилки съежилось и стало похожим на измятую старую тряпку. — Куда его теперь?

— В пруд его, в пруд, — первым предложил Петрушка.

— Правильно!

Помещика схватили и потащили к пруду. Он дрыгал ногами, махал руками, но никто не обращал на это внимания.

Крестьяне донесли его до берега, раскачали и бросили в пруд. Они думали, что Копилка сразу пойдет ко дну, но ошиблись: пустое туловище плавало на поверхности, и легкий ветерок гнал его то в одну сторону, то в другую.