Радий Погодин - Трень - брень

- В моем роду красных не было, - заявила бабушка.

Старуха Маша принялась бесцеремонно разглядывать Ольгу.

- Перестань крутить хупалку, когда на тебя взрослые смотрят. Несерьезная вещь. Я своему Аркадию не разрешаю.

- Это почему же несерьезная? - спросила Ольгина бабушка уязвленно. Я ее в магазине купила. От нее талия развивается. Она гибкость дает.

- Ни к чему с таких лет талию развивать. Она у тебя еще не влюбляется? Ну вот, разовьет талию и влюбится. Прямо хватай за рыжие космы и сажай дело делать, без разговоров. - Старуха Маша бросилась к окну и закричала на весь двор. - Пьяно! Там пьяно написано! Пьяно играй! Послушала и добавила грозно: - Я из тебя дурацкие интересы повытрясу.

За окном заиграли тише.

- Ты, Маша, садись, - предложила Ольгина бабушка.

Маша села к столу, осмотрела закуски и, вдруг повернувшись к Ольге, сказала:

- В кого же она такая? Она мне кого-то напоминает.

Ольгина бабушка подвинула подруге тарелку с пирогами.

- Ты, Маша, успокойся. Пироги кушай.

Старуха взяла кусок пирога и положила его обратно.

- Перестань кружить свою хупалку... Слушай, Клаша, а почему она у тебя в волосатом свитере ходит?

- В свитере удобно, - ответила Ольга. - И красиво.

Старуху Машу этот ответ не устроил. Она проворчала:

- Красота хороша с хлебом, хлеб - с маслом, а девочка должна ходить в платье, как мы ходили. А то обтянутся, как неприкрытые обезьяны. Ну, насчет брюк я сейчас не возражаю. - Старуха Маша наклонилась к Ольгиной бабушке и что-то долго шептала ей на ухо. Обе согласно и скорбно кивали головами, вздыхали и бормотали: "Да, да. Боже мой. Это ужас..." Потом, когда они нашептались, Маша откинула голову и сказала задумчиво: - Так что, подруга, против брюк я не возражаю. А вот всякие свитера...

Ольга перестала крутить обруч; он упал на пол, очертил Ольгу ярким оранжевым кругом.

- Мой папа говорит, что всякий культурный человек должен прежде всего уважать чужие вкусы. А свитер мне мама вязала.

Маша снова взяла кусок пирога и опять положила его на блюдо.

- Смотри, как со взрослыми разговаривает. Ты потакай ее вкусам, она тебе еще не то скажет.

Бабушка мигнула Ольге и рукой махнула, чтобы Ольга не спорила.

- Маша, ты пирога попробуй.

- Отбери у них внучку. А то тебе жить не для чего, только пыль с сундуков стирать. Отбери, я тебе ее воспитывать помогу, чтобы никакой пошлости. - Маша что-то хотела добавить, но снова взорвалась: - Акценты! Где у тебя акценты? Ты о чем думаешь? Переиграй.

Пока Маша кричала на своего Аркашку, в коридоре снова раздался звонок. Бабушка открыла и вернулась в комнату с новой гостьей дворничихой тетей Дашей.

- А ну-ка, скажи, что ты там думаешь? - требовала старуха Маша в окно.

- Он думает, когда же ты перестанешь кричать, - сказала ей дворничиха. - И все жильцы в доме об этом думают.

Маша обернулась.

- Брось. Бабушки не кричат - воспитывают, - проворчала она и снова высунулась в окно: - В этом месте легата! Ты что, не видишь легату? Ты мне перестань о постороннем мечтать!

Дворничиха улыбнулась Ольге, кивнула на распаленную Машу:

- Ее батька тележного скрипа боялся. Ей самой слон на ухо наступил. В молодости ей даже на демонстрациях петь запрещали. А теперь, смотри-ка, слова какие употребляет - легата, нюансы.

- Кто запрещал-то? - обернулась старуха Маша. - Я вас всех забивала в голосе. - Она запела на несусветный мотив: - "Наш паровоз летит вперед..." Вашего чириканья со мной рядом и не слышно было. Потому и запрещали. Из зависти. Кто лучше всех речи произносил? Как выйду, бывало, как грохну: "Товарищи! Мировая буржуазия хочет задушить нашу пролетарскую индивидуальность, навязать нам свою ханжескую, насквозь прогнившую мораль. Долой мещанские предрассудки!" Пальцы мягче! - закричала она в окно.

Ольгина бабушка смеялась, прикрыв рот ладонью. Дворничиха даже колыхалась от смеха. А когда отдышалась, сказала:

- Нюансы. Когда ее дочка в ожидании ходила, Маша всю квартиру портретами завесила в рамках. С одной стены Лев Толстой, с другой стены Пушкин, с третьей Чайковский, с четвертой Бетховен. Дочка-то, мол, на гениев наглядится и родит ей гения тоже. Разевай рот. Слышь, Маша, так бы все гениев нарожали.

Маша отошла от окна.

- Компрометируй меня, компрометируй. Они уже и так никого не уважают. Упарилась, сердце так и колотится. - Старуха Маша опустилась было на свой стул, но, глянув еще раз на Ольгу, вскочила. Шлепнула себя по бокам. Клава, у нас в деревне рыжая Марфа была. Помнишь?

- Не помню, - сказала бабушка. - Садись, Маша, пироги кушай.

Маша уселась наконец, положила себе на тарелку винегрет, налила себе шампанского в стакан.

- Люблю шампанское и винегрет. Ты с нас пример не бери, - сказала она Ольге. - Мы старухи, мы и выпить можем.

Дворничиха подтолкнула Ольгу.

- А ну закрути. На поджилках умеешь?

Ольга подняла обруч. Пустила его вокруг шеи, просунула в него, крутящийся, руки. Крутит на груди, на талии, на коленках.

Маша выпила и навалилась на бабушку.

- Как же ты, Клаша, не помнишь рыжую Марфу? Ее ведьмой считали по предрассудку. У нее дурной глаз был.

Бабушка печально потрясла головой.

- Не помню. Кушайте пироги.

- Дай-ка я покручу, - попросила Ольгу дворничиха. Встала, пустила обруч вокруг талии и захохотала: - Вот бес - щекотно.

- Ты не от инфаркта умрешь - от хохота, - недовольно проворчала старуха Маша. - Возраста своего не уважаешь.

- Чего мне его уважать?

Ольга подставила дворничихе стул.

- Вот кто мой возраст пускай уважает - дети. Я со своим возрастом только мирюсь. Приходится, ничего не поделаешь. А ну, закрути.

Ольга подняла обруч, запустила его так быстро, словно она сама шпулька и на нее нитка наматывается.

Старуха Маша поморщилась.

- Перестань крутить хупалку, у меня от нее в голове мелькает. Рыжая Марфа такая же упрямая была, поперечная. - Маша опять повернулась к бабушке. - Ну, вспомнила? Мар-фа ры-жа-ая.

- Ольга, садись. Ешь пироги, - приказала бабушка.

Ольга потрясла головой.

- Не хочу. Я в Архангельске ела.

- Сейчас дети закормленные, - словно извиняясь за внучку, сказала бабушка. - Даже вкусненького не хотят.

- Закормленные. Особенно мой Аркадий, - кивнула старуха Маша. - Как же ты, Клаша, не помнишь рыжую Марфу? На высоких каблуках все еще фасонишь, а памяти нет, - рассердилась она. - Ну, Марфа... Неужели не помнишь? Она за поскотиной жила. На отрубе. У реки.

- Не помню Марфу! - Бабушка тоже начала сердиться. - А каблуки к этому не касаются. Чем выше каблук, тем выше у женщины настроение.

- Не воображай. Ты всегда воображала - старые песни на новый лад перекраивала. - Маша махнула на бабушку рукой, повернулась к старухе Даше. - Я говорю, у нас в деревне рыжая Марфа жила. Я соображаю: на кого девчонка похожа? На рыжую Марфу похожа. Такой же зловредный цвет. И угораздило же такой родиться! Бедняжка. - Старуха Маша погладила Ольгу по голове. Поцеловала.