Ирина Сабурова - О нас

Да, эмиграция -- международный фактор. И нет, пожалуй, ни одной страны в мире, застрахованной от того, что в ней не может произойти ничего подобного... Может быть Ллойду следовало бы ввести новое страхование -- на случай эмиграции? Во всяком случае, следовало бы преодолеть непонятную, но совершенную уверенность человека, что вот именно его план жизни нерушим и неприкосновенен, и с ним никогда такого не может случиться. Это уже не страус, прячущий голову в песок, а строящий себе гнездо в этом песке под клювом, в полной уверенности, что его никто не заметит, и он не полетит кувырком -- как полетело старшее поколение. Был человек учителем, земледельцем, актером, чиновником, офицером -- а потом -- чем пришлось. Переучиваться обычно не бывает ни времени, ни возможности; прежде всего оказывается за бортом интеллигенция, если не знает языка данной страны, или вообще никакого другого, а многие профессии, связанные с имуществом, поскольку оно погибло -- отпадают вовсе. Но как бы то ни было -- у старшего поколения появляется младшее. И родители снова, упорно и слепо, воспитывают своих детей, не задумываясь над тем, что и у них может перемениться жизнь. Новый темп, новый стандарт, новая эпоха! Но это не одни холодильники и космические полеты. Это прежде всего -- зыбкость почвы под ногами, сыпучий песок, на котором мы строим свой дом, вместо прежней скалы. В девятнадцатом веке родители могли строить планы не только для детей, но и для внуков, им оставляли наследство: землю, деньги, культуру. Но и столетние фирмы и замки, и крестьянские дворы оказались преходящими ценностями. А культура... в тюрьмах и лагерях при диктатурах и в бедности культурные люди погибают чаще, разменивают таланты, опускаются на дно скорее. Да, у них духовные запросы, их труднее удовлетворить, им тяжелее примириться. Но сплошь и рядом они не могут отстоять для себя в жизни самые элементарные требования, которые пусть и в других масштабах, но отстаивают для себя другие. Разве только из-за утонченности? Может быть, излишняя чувствительность? Нет. Опускаются из-за неприсособленности к жизни, неуменья, несамостоятельности, недостаточной выносливости и выдержки. Вот -- главное, чему надо учить... не только детей эмигрантов. Больше, чем когда либо в наши дни в силе библейское: все мы странники на этой земле... Мы, конечно, в особенности: для нас солнце всходило в одной стране, а заходит в другой, и ветер не возвращается на круги своя ...

* * *

Что ж -- как будто здравое и не лишенное некоторого смысла рассуждение из прекрасного двадцатилетнего далека в будущем -- спроектированное на голую стену Дома Номер Первый, -- в прошлом. В том прошлом, которое было тогда настоящим, люди никак не могли еще осознать себя историческим фактором. Когда человек кричит и мечется, ему не до спектрального анализа, и попадающие в гущу исторических событий не всегда заботятся о них, если не пытаются руководить ими.

Но в доме Номер Первый не было ни одного вершителя чужих судеб. Каждый был занят только своей.

* * *

-- Через лет двадцать -- сказал Юкку Кивисилд, потягиваясь так, что даже в этом кресле с высокой спинкой его голова запрокинулась назад -- мы, балтийцы, станем таким же пережитком для Запада, как древние египтяне, что ли. Ну да, сохранится несколько культурных обществ, полтора десятка стариков и полтора идеальных юноши. Будут хранить и пестовать свои воспоминания. Еще несколько ожесточившихся политиков будут делать вид, что они что то делают в чужих приемных. А какой нибудь государственный секретарь в лучшем случае только сморщится, если ему напомнят, что когда то были где то такие страны, которым его страна гарантировала свободу и независимость. В худшем же случае -- никак не сможет понять разницы между Ливаном и Латвией, или Эстонией и Эквадором, по той простой причине, что и то и другое для него -- одно неизвестное. Но будем справедливы. Вы считаете себя интеллигентным человеком. Я -- тоже. Что нам обоим, вместе взятым, известно, скажем, о Кении, если ни вы, ни я там случайно не были? Ровно столько, сколько о древних ацтеках. Почему же мы возмущаемся американцем, который уверял недавно, что венгр -- это цирковая профессия? Если эта война уничтожит заодно и детскую болезнь человечества -- национализм, который так расцвел после Первой, то нет худа без добра. Но сомневаюсь. С одной стороны -империи отжили. Во владениях испанского короля никогда не заходило солнце. Верно. Но и порядка и покоя тоже никогда не было. Вполне понятно, что маленький народ в маленькой стране скорее все благоустроит, чем один, пусть и великий, но в огромном и многонациональном государстве. Кроме того, факир в Лапландии так же невозможен, как езда на оленях по джунглям. У каждого народа, племени даже свои, дорогие сердцу и обусловленные всей его историей и природой обычаи. Зачем их ломать в угоду другим? И чем те лучше? Я понимаю -- национальное лицо, язык, культура, и прочее. Но раньше смеялись над лоскутной империей -- Австро-Венгрией. А теперь все страны превратились в одеяло из сплошных лоскутков, и каждый из них мнит себя балдахином. Паневропейские штаты -- вот что я мыслю! А то человек столько занимается своим национализмом, чтобы не сказать худее, что быть человеком ему просто некогда. И результаты ... и вот в результате мы кричим. Мы -- балтийцы, или вы -- Судеты, или кто вы по этой самой лоскутной национальности, -- не знаю. Вырваны с корнем, и понятно, что закричишь. Но потом эта боль пройдет. Если чему нибудь научимся, -- то не озлобимся, а посмотрим шире, и поймем, что были мы все, со всей своей историей -- только ничтожной горсточкой песчинок, и вся эта вопиющая несправедливость, причиненная нам -- мутная капля в море, только и всего. Сейчас то, что я говорю -- теория, конечно. Сейчас я могу только кричать, пожалуй. А вот лет через десять-двадцать -- надеюсь, что уже не теоретически, а с полным сознанием, проникнусь этой мыслью, и так будет легче -- и правильнее. Или -- еще до того.

Юкку рассуждает вбок от хозяина, смотрит в окно -- стекла моет только дождь на этой мансарде, они такие же серые. Чуть пониже, через улицу, видна совсем темная крыша Дома Номер Первый, где Юкку Кивисилд -- один из обитателей "гроба" -- крохотной каморки на самом верхнем этаже. В "гробе" покатый потолок, и вдоль кровати можно пройти только боком к узенькому окну, у которого стоит стул. Под кроватью -- склад второго обитателя, Яниса Лайминя: мешки с луком, который он привозит за полторы тысячи километров с севера. Вечером, если оба дома, то вторая перина с кровати расстилается на полу, на кровати спят по очереди. Днем в комнате сидеть трудно -- печки нет. Янис усиленно занимается торговлей, а Юкку пока присматривается ко всему. Сырой и темноватый "гроб" -- только остановка на пути, а ночью можно и согнуться.