Евгений Наумов - Коралловый город

— Скажите, — обратился он к Плотвичке-Гимнастке, пританцовывавшей под музыку, — что делают с теми, кого хватает стража?

— Вы разве не знаете? — удивилась Плотвичка-Гимнастка, прихорашиваясь. — Их отправляют в морские пещеры.

— А потом?

— Потом? — Гимнастка задумалась. — Потом… я не знаю. И никто не знает.

— То есть они уже не возвращаются, — сказал Остроклюв. — Значит…

Плотвичка-Гимнастка испуганно вздрогнула. Остроклюв проследил за ее взглядом и увидел: неподалеку высунулись чьи-то глаза на стебельках. Они пристально уставились на них.

— Тс-с! Это Дракончик-шпиончик, — зашептала Плотвичка-Гимнастка. — Вас могут услышать, и тогда не миновать вам морских пещер за такие речи… Уйдем отсюда. — Но к ним уже приближался начальник стражи.

— О чем беседуем с милой дамой? — осклабился он. Плотвичка-Гимнастка, онемев от ужаса, молчала. Но Остроклюв невозмутимо ответил:

— О музыке.

И поклонившись со старомодной учтивостью, пригласил Плотвичку-Гимнастку на танец. Пара закружилась в упоении и вскоре оказалась рядом с царевичем и Смешинкой, поглощенными танцем и беседой под тончайшую мелодию скрипки, которую выводил в полной тишине краб Дромия. Они сделали несколько па и взмыли под потолок в красноватый сумрак, где мерцали глубоководные Креветки. Смешинка была так прекрасна в дивном свете, что царевич не удержался и робко поцеловал ее.

— Ты мне очень нравишься! — шепнул он.

Девочка в ответ весело засмеялась.

Музыка смолкла. Царевич подвел Смешинку к распахнутому окну, в которое вливалась ночная свежесть, а сам направился к музыкантам, чтобы заказать новый танец. Девочка задумчиво смотрела на огни Кораллового города.

Вдруг в окне одна за другой показались три чумазые мордашки. Они с удивлением уставились на Смешинку и молча таращили глаза.

— Кто вы? — улыбнулась девочка.

— Не скажем, — пробасила средняя мордашка, побольше. — И не спрашивай…

— Почему?

— Потому что нас Лупибей ищет, — простодушно пояснила другая мордашка.

А третья с шумом вздохнула:

— Ой, как вкусно пахнет!

Смешинка оглянулась.

— Подождите! Сейчас я принесу вам что-нибудь поесть. Вы, наверное, голодны?

— Конечно! — сказала простодушная мордашка.

— Ну, тогда я накормлю вас!

Та, что посерьезнее, насупилась:

— Ага, а если ты нас выдашь? Скажешь Лупибею или какому-нибудь Спруту, что мы здесь?

— Ни за что не скажу! — загорячилась Смешинка. — Честное слово!

— Честное слово? — переспросила серьезная. — А что это такое?

— Это… честное слово, — растерялась девочка. — Ну, как вам объяснить? Честное слово говорят тогда, когда не хотят совершать плохих поступков: ни выдавать, ни красть, ни обманывать.

— Вот здорово! — воскликнула наивная мордашка. — Честное слово! Какое же оно хорошее, честное слово. А нельзя ли… всех научить этому честному слову?

— Нет, нельзя, — грустно сказала Смешинка. — Честное слово могут говорить только честные.

— Значит, ты говоришь нам честное слово? — переспросила серьезная.

— Да, да! Честное слово!

— Ну, тогда иди. Мы подождем.

Смешинка выбежала в соседний зал и посмотрела на столы — там было уже пусто. В темном углу три Собачки дрались из-за объедков.

Она остановилась в нерешительности, и тут ее заметил толстый буфетчик Маслюк, который раньше уже видел девочку с царевичем.

— Что прикажете, дорогая гостья? Хотите покушать?

— Но я вижу, что уже ничего нет… — повела рукой Смешинка.

— Для вас все будет! — многозначительно просипел Маслюк.

Он нырнул под стойку и вынырнул с другого ее конца, нагруженный раковинами с икрой, салатами и белым съедобным илом. Дравшиеся в углу Собачки замерли и, разинув рты, смотрели, как девочка берет у буфетчика лакомые кушанья.

— Всегда обращайтесь ко мне, — шептал Маслюк, елозя брюхом по стойке. — Для вас, для царевича я на все готов! Так и скажите ему…

— Хорошо, скажу, — пообещала Смешинка и, проходя мимо Собачек, бросила им три раковины. Они взвыли от восторга и кинулись было драться, но увидели, что каждой достанется по раковине, и принялись пожирать содержимое, ворча друг на друга.

Дойдя до окна. Смешинка остановилась: загадочных незнакомцев нигде не было видно. Однако они тут же появились: наверное, наблюдали за окном откуда-то из укрытия.

— Не поверили моему честному слову? — упрекнула их Смешинка.

— Поверили, — ответила серьезная мордашка. — Но мы не знали еще, насколько можно верить, вот и спрятались.

Они быстро разделили яства и стали уплетать их, дружелюбно угощая друг друга самыми лакомыми кусочками. Из другого зала донеслись вой и визг — то снова подрались Собачки.

Но тут Смешинка услышала тяжелое пыхтение и постукивание.

— Ой, сюда идет Лупибей! — воскликнула она. Незнакомцы мгновенно исчезли в темноте.

— Спасибо, девочка! — донеслось издали. Подошел начальник стражи.

— С кем это ты беседуешь, дорогая гостья? — спросил он, шаря глазами по темным закоулкам за окном.

— Ни с кем, — пожала плечами Смешинка. — Просто так стою.

Спрут трижды ударил в дно дубинкой. Тотчас из-под стенки выскочил Дракончик-шпиончик и, не протеев глаз от грязи, в которой сидел, затараторил:

— Докладывает агент номер тринадцать-тринадцать! Со Смешинкой разговаривали небезызвестные вам преступники Барабулька, Бекасик и Бычок-цуцик. Она угощала их лакомствами!

— Понял, — нахмурился Лупибей, и Дракончик-шпиончик проворно закопался опять под стенку. — Значит, в то время, когда мы сбиваемся со щупалец, разыскивая преступников, ты спокойно встречаешься с ними? И даже вдоволь кормишь их за наш счет?

— Но я не знала, что это преступники! — сказала Смешинка, улыбаясь. — И даже не знала, что их так мило зовут: Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик.

— Она не знала, — сказал царевич Капелька, появляясь. — Так что оставь нас, Лупибей.

И он снова увлек девочку танцевать. А Лупибей, глядя им вслед, скрипнул клювом.

Глубокой ночью Смешинка проснулась от какого-то непонятного звука. Ей показалось, что кричал Остроклюв. Она приподнялась на локте и прислушалась.

Девочка лежала на просторной полупрозрачной кровати из стеклянной губки, над ней балдахином нависали морские лилии, а рядом светился ночной столик-актиния. В этом приглушенном свете виднелся темный провал окна. Снаружи доносились странные звуки: «хряп-хряп-хряп…». Видно, где-то поблизости шатались Горбыли.

Девочка решила все-таки навестить Остроклюва. «Если я и разбужу его, он не обидится», — подумала она.

Смешинка откинула легкое одеяло, сотканное из мантий ракушек-блюдечек, и подбежала к окну. Распахнув его и высунув голову, она увидела рядом одного из дворцовых стражей — Спрутов. Поджав под себя щупальца, он колыхался в воде бесформенным комком, и не понять было — то ли он спит, то ли притворяется.