Лев Кассиль - Дорогие мои мальчишки

— Дубина стоеросовая! Чтоб ему пусто было! — честили старики злосчастного Ходулю, который только и успевал вынимать мячи из своей сетки.

Разгром был полнейший. В центральной ложе начальник школы юнгов капитан первого ранга Иванов-Тарпанов, положив на барьер руки, поблескивая на солнце широкими золотыми нашивками у обшлагов, легонько усмехался, довольный, и поглядывал на соседей. Рядом с ним, то и дело снимая кепку и вытирая платком вспотевший лоб, страдал директор Судоремонтного Леонтий Семёнович Гордеев. И при каждом забитом мяче на директора искоса и сердито поглядывал секретарь городского комитета партии товарищ Плотников.

К перерыву счёт достиг цифры, для футбола почти астрономической, — 9: 0 в пользу юнгов. А впереди был ещё один тайм. И в нём сорок пять минут и бог ещё знает сколько голов…

Синегорцы сидели внизу все рядом на одной скамье и пребывали в полнейшем отчаянии. Игроки ушли в раздевалку. Мальчишки свистели затонским и с недоброжелательным уважением смотрели на юнгов.

В перерыве проводили соревнования по гранате. Позади футбольных ворот был вырыт небольшой и узкий окопчик. В отдалении мелом по траве была наведена черта, с которой участники должны были метать гранаты в ровик.

— Гранатомётчики, на линию! — вызвал судья.

К белой черте вышли двое затонских парней и двое юнгов: Палихин и Сташук. Перед каждым участником положили по десятку учебных гранат. Это были небольшие деревянные булавы, смахивающие на бутылки.

Первым метал Серёжа Палихин. Он уверенно подошёл к черте и — раз, раз — быстро, одну за другой метнул все десять гранат. Шесть из них попали точно в окоп. Седьмая ударилась о край и случайно не скатилась, отскочила в сторону. Тремя гранатами Палихин промахнулся.

Место его на черте занял Белянин, лучший гранатомётчик Затона. Медленно нагнулся он, не спеша перебрал гранаты, выложил их аккуратненько в рядки, взял одну, крайнюю, размахнулся и метнул. Граната упала точно в окоп, даже краешка рва не задев. Так же уверенно бросил Белянин и вторую гранату. А за ней третью. На трибунах ожили.

— Ну, ну, Белянин, сажай, доказывай дальше!

Белянин только головой повёл — дескать, не сомневайтесь, всё будет в порядке. Метнул четвёртую — и промазал. Он досадливо покачал головой, долго прицеливался, метнул… граната упала на край рва, подумала немножко и скатилась в окопчик. На трибунах, где сидели затонские, облегчённо вздохнули. Четыре есть! Белянин удачно бросил ещё две гранаты. Синегорцы на своей скамье ёрзали и чуть не подпрыгивали от возбуждения. Белянин, сильно размахнувшись, метнул ещё одну гранату, но он, видимо, волновался, и граната легла далеко за рвом. На трибуне затихли. Белянин прокинул ещё гранату даром. Оставалась последняя. Долго целился Белянин, наконец решился и пустил гранату. Она упала прямо в ров. Итак, результат Палихина был побит. Белянин уложил семь штук из десяти.

Теперь настала очередь бросать Сташуку. Своей танцующей походкой, чуточку вперевалку, вышел он на линию, быстро прикинул расстояние от черты до рва, взял гранату, примерился и бросил. Граната упала, не долетев до рва. В рядах затонских злорадно зашумели. Начальник школы юнгов с беспокойством задвигался на своём стуле. Но Сташук не смутился. Он расправил выпуклую грудь, плотно обтянутую матросской фуфайкой, помахал рукой, словно разминал её, цепко ухватил новую гранату и, качнувшись вперёд всем телом, метнул её. Она упала точно в ров. Сташук нагнулся, взял в правую руку гранату, прихватил левой ещё две и стал метать, перекладывая из одной руки в другую. И граната за гранатой падали в ров. Восемь гранат подряд положил на место Сташук и только на последней срезался: бросил слишком близко.

Результат его был восемь из десяти.

Теперь бросал Фомин, один из лучших физкультурников Затона. Но то ли волновался он, то ли уже устал сегодня, так как участвовал в военизированном беге и был расстроен неудачей, но лишь первые три гранаты он перебросил, четвёртая упала, не долетев до рва, и только остальные шесть попали в окопчик. И выходило снова так, что юнги и здесь побили затонских. Директор Судоремонтного сконфуженно тёр затылок, избегая смотреть на товарища Плотникова.

И вдруг внизу, там, где сидели затонские ребята, раздался низковатый мальчишеский голос:

— А можно я кину?

На трибунах зашумели, зрители вставали. Кто это там? И все увидели, как с нижней скамьи трибуны поднялся паренёк в фуражке, с буквами «РУ» на пряжке пояса, маленький, коренастый. Он твёрдой походкой прошагал к красному столу у футбольных ворот, где сидели судьи.

— А я можно кину?

— Вы же не записаны в число участников. Вас никто не выставлял.

— Мы, мы выставляем! Пускай кидает! — закричали со скамьи, где сидели синегорцы.

Затонские старики приподняли позором пригнутые головы:

— Этот ещё чего вылез? Срамиться только. И так уж утёрлись.

Но на трибунах сотни голосов закричали:

— Разрешить!.. Пускай бросает! Допустить!..

Судья пожал плечами, посоветовался с другими людьми, одетыми во всё белое, потом скомандовал:

— На линию!

И Капка вышел на линию.

Он стоял, маленький, плотный, упрямо вобрав подбородок в шею, чуточку избычившись. Десять гранат валялись перед ним в траве, белая черта протянулась около его ног.

— РУ! РУ! РУ! — хором кричали со своих мест юнги. — Подрасти маленько, а то не видать.

— Давай, давай, Капка, не слушай! — подбадривали свои.

Капка засучил рукав гимнастёрки на левой руке. Гранаты он аккуратно сложил влево от себя рядком. Поплевал на руку, наклонился. Долго выбирал гранату, взял одну, прикинул её на руку, отложил, взял вторую, и эта ему не понравилась. Наконец Капка остановился на гранате, которую он и поднял для первого броска. На трибуне затихли. Товарищ Плотников с весёлым интересом разглядывал маленькую фигурку Капки.

Начальник школы недоумевал, директор Судоремонтного хмурился, беспокоясь, как бы не вышло конфуза.

Капка взял гранату не совсем по правилам и прицелился ею так, словно держал биту, играя в городки. Потом он отступил на шаг, откинулся всем телом, резко шагнул вперёд и метнул гранату левой рукой. Граната ударилась о самый краешек окопа, легонько качнулась и… медленно откатилась в сторону. Валерка припал головой к плечу Тимсона и закрыл глаза, чтобы ничего на свете больше не видеть. Тимка что-то промычал с ожесточением. Директор Судоремонтного пересел на другой стул, так как прежний треснул под ним. Капитан первого ранга Иванов-Тарпанов легонько усмехнулся уголком губ. Товарищ Плотников покачал головой.

— Шпиндель! Городошник! — кричали юнги в восторге. — Это тебе не бабушка в окошке! Рюха!..

Капка стоял на линии, закусив губу, упрямо опустив подбородок.