Петр Уржумский - Мудьюг — Остров Смерти

— Плохи наши дела! — думаем мы. Много у нас убитых стало. Скоро сообщили нам, что на остров высадился десант и обходят нас с тыла, со спины, значит. Тогда нам делать было нечего — мы взорвали все орудия, подожгли остальные пороховые погреба и дали тягу.

— Какую тягу, папа?

— Ну, значит, отступили. Так вот, ребятишки, и достался остров Мудьюг англичанам и французам. Было это 1 августа 1918 г., а на другой день иностранные белогвардейцы и заняли город Архангельск. Ничего нам нельзя было поделать. Много у нас было изменников, белогвардейцев, а нас, большевиков, тогда было еще мало.

— А почему, папа, Мудьюг — Остров Смерти?

— Об этом другой раз, ребятишки, расскажу, а сейчас вам надо итти по домам. Спать пора. Приходите завтра, я вам расскажу.

— Только организованно приходите — все в одно время, без шуму и так далее.

— И так далее! — хором подхватили ребятишки.

И дядя Саша оперся на свою клюку. Оперся на нее и пересел к письменному столу за работу.

Мальчики гурьбой стали прощаться. Совали дяде Саше свои маленькие ручонки. И даже озорники Вовка и Алеша Черногоров были тихими. Они в это время обдумывали, как это моряки стреляют из пушек и плавают по морям.

На другой день все собрались дружно, как по команде.

Тетя Оля дивилась, почему это нет ни шуму, ни возни.

А когда она вошла в комнату, то увидала, что мальчики смотрят на карту, тычут пальцами туда, где маленьким кружочком обозначен город Архангельск, а выше рваной тряпкой нарисовано Белое море.

Юрин папа пришел поздно, — у него опять было заседание.

Увидев ребятишек, он вспомнил, что обещал кое-что рассказать.

Наскоро пообедав, он уселся в угол, отставил от себя деревянную клюшку, помолчал, как бы раздумывая.

— Ну что же ты, папа! — начал поторапливать его Юрик.

— О чем же мне рассказать вам, ребятишки?

— А разве ты забыл? О вчерашнем! О вчерашнем!

— Об острове! Об острове!!

— О тюрьме! Как сидел ты, дядя Саша, в тюрьме! — заговорили все разом.

Юрин папа поморщился. Не хотелось ему говорить о тюрьме. Тяжело было вспоминать.

Но все же, как бы нехотя, начал:

— И влетало же нам, большевикам, ребятишки, в этой белой архангельской тюрьме! Страшно вспомнить!

— А ты все рассказывай, папа, не утаивай, — не унимался Юрик, которого хлебом не корми, лишь бы ему слушать, как воевали красные и белые.

— Как только белые забрали Архангельск, как только высадились в город англичане да французы, пошли ловить они нашего брата-рабочих. Начались аресты.

По городу после 12 часов ночи не разрешалось ходить. Собрания можно было устраивать с разрешения белых офицеров. А если не послушаться, то штраф 5000 рублей или тюрьма.

Ну и накопилось нас в тюрьме столько, что некуда стало сажать других.

Сидим это мы, бывало, один возле другого и некуда шагу ступить. Одежда серая, арестантская. Вшей, ребятишки, накопилось у нас так много, что вам бы не сосчитать их вместе с вашими учителем.

— Ну-у? — удивился Вовка и почесал затылок.

— А вы их били, дядя Шура? — спросил юриного папу Алеша Черногоров.

— Не только, милок, били, но и в печке жгли. Ой, как они трещат!

— У меня тоже есть! — неожиданно сделал заявление Лева Пассер и гордо посмотрел на окружающих.

Все смеялись, а громче всех смеялся юрин папа.

— Смотрите на него, — какой молодец! — громко засмеялся юрин папа и потрепал Левку.

Когда смех утих, юрин папа вытер платком глаза, на которых выступили слезы, и продолжал:

— Если вы будете драться с белыми да попадете к ним в плен, в тюрьму, тогда и вы накормите их вшей, а пока слушайте, что я вам скажу дальше.

Самое противное в тюрьме — это параша.

— Знаю, знаю, кто это такое! — закричала Нинуся Рыбинская. — Это девочка, которая живет против нашей квартиры!..

Мальчики недоуменно поглядывали друг на друга, не зная, что ответить юриному папе. Они догадывались, что Ниночка ошиблась… в тюрьме никаких маленьких девочек не было.

— Это, братишечки мои, не девочка, а большая кадушка, а почему ее назвали парашей, я и сам не знаю.

И вот, когда у арестанта заболит живот, его не пускают выйти в коридор, в уборную, или там, скажем, во двор, а заставляют оправляться в той же комнате.

Поняли теперь?

Мальчики кивнули головой в знак согласия, а Ниночка удивленно раскрыла рот.

— От этой параши идет такой запах… Ну это и запах, скажу я вам! Куда сильнее, чем у вас, когда вы долго шалите и не открываете форточки.

— Ы-ы-ы… — промычал Алеша Черногоров, ткнув пальцем в живот озорнику Вовке, как будто юрин папа говорил именно про них.

— От этой параши голова кружится. В камере грязь, пыль, плевки. Спали на нарах, на полу, под нарами…

— А где ты обедал, папа? — спросил Юрик.

— Нас, милок, кормили хуже, чем свиней. Мяса давали мало, и оно было тухлое. Мы так мало получали, что через несколько недель каждый из нас еле-еле двигал ноги. Больных не убирали с нар. Они тут же бредили, а многие умирали.

— А белые к вам в тюрьму приходили?

— Не только, милок, приходили, а не давали покою. То и дело глядят в дырку, что мы делаем.

Юрин папа помолчал…

— А потом ведь белые нас и расстреливали…

Ребятишки стали жаться друг к другу.

— Иногда даже лучше — пусть убьют, чем жить, как собакам.

В тюрьму приезжали русские, английские, французские белые офицеры, брали с собой большевиков, увозили их за город и там расстреливали.

Я помню один случай… Часа в два дня, вдруг всех нас выстроили по камерам и не велели подходить к окнам, не велели шевелиться. Кто не послушается, того обещали застрелить.

Вдруг, на дворе раздались залпы, — сперва один, потом второй, а затем несколько отдельных выстрелов. Мы тут поняли, что белые кого-то расстреливают на дворе. Потом мы узнали, что они расстреляли красного партизана Ларионова и его товарищей. Дня два их трупы валялись неубранными со двора, а белым офицерам хоть бы что: смеются, покуривают, по вечерам танцуют, водку пьют.

— Эх, дать бы им! — не удержался Сережа-пионер.

— Вот, милок, и мы так думали, да чем им дашь-то? У нас не было оружия. Сидели мы за замком, а Красная армия была далеко от Архангельска.

— Дождались, папа, красных?

— Да, сынок, дождались; а до того времени отобрали среди нас, кого белые считали поопаснее, да и направили на остров Мудьюг, про который я вам вчера говорил. Вот тут-то и началась история. Из-за этого Мудьюга я и ногу потерял, чтобы ему пусто было!

— А ты нам расскажешь про этот остров?

— Конечно расскажу. Дайте только срок мне. Только уговор наперед — не пугаться и по ночам не кричать.