Анатолий Стерликов - Камышовые странники

...Папа рассказывал, что когда-то на Лакакуль-озере было много сомов. Поэтому его и назвали Лакакуль. В переводе с казахского - "соминое озеро". Но теперь построили возле города Чу плотину, и сомов в Лакакуле не стало. Папа говорит, что скоро все узеки и озера у нас в низовьях пересохнут. Когда построят еще одну плотину".

Егор посмотрел за окно, где в отдалении под горячим солнечным ливнем дыбились темно-зеленые, почти черные валы камыша, пощекотал пушистым концом пера нос, начавший уже лупиться, и продолжил свою карагильскую хронику.

"...А на Каменной яме мы намедни с Любкой видели штук десять сазанов. Они как раз под яром стояли. Наверное, дремали после хорошего обеда. А может, они в тенечке прятались. Рыба тоже, как и человек, больше тень любит. В субботу мы пробовали ловить сазанов, но у нас ничего не получилось. Потому что мы с Любкой сидели не в скрадке, а на виду, да еще болтали о том, о сем. Это уж потом мы догадались построить шалашик, чтобы оттуда, как из засады, на поплавки поглядывать. И сазан сразу же стал клевать. Одного мне удалось подцепить, но он сорвался у самого берега. Потому что когда я тащил его, Любка мне под руку крикнула: "Ого!" Верно, забыла, что кричать под руку нельзя. Ни в коем случае. Обязательно сорвется. Особенно если сазан. Любка потом все нудила из-за этого сазана. Дескать, надо было поджидать, пока он уморится, надо было дать ему поводить..."

Ну и мучение писать гусиным пером! Тонко очинишь - нехорошо. Толсто - совсем никуда не годится, кляксы сажает. И борозды жирные на бумаге. Да и "чернила" - одно название, только в стакане такие яркие, словно киноварь. А на бумаге после них рыжий след. Прямо беда.

...Любка вошла в хату и увидела Егора, корпевшего с таким усердием, что с него пот градом катился. Она округлила глаза:

- Ты и на каникулах гнешь спину?! Никак сочинение пишешь?

- Ну да, больно нужно. Я книгу пишу. - Егор это сказал таким тоном, будто всю жизнь только и делал, что писал книги.

- О чем книга-то? - спросила Любка равнодушно, сразу же потеряв всякий интерес. Она привыкла к тому, что Егор большой выдумщик. В прошлом году он гербарий собирал. На подоконниках целый месяц копешки трав лежали. Мама Егорова все это терпела до тех пор, пока травы не превратились в гниль и труху. Она велела выбросить копешки, потому что от них сор по всей хате, да и дух нехороший.

Егорка подумал и пробормотал:

- Про камыши, про сазанов книга.

- Нашел о чем писать! Лучше бы про жизнь на необитаемом острове, где удавы и крокодилы. А в наших камышах что интересного? Одни элики да кабаны. Да лисы и хорьки вонючие. Ну и все такое, кому это нужно... А еще лучше - про басмачей придумал бы что-нибудь... На рыбалку разве ты не собираешься? Мама говорит, что ваши вот-вот приедут... Идем, а то черви пропадут. А мне одной многовато. Вон их сколько, целый день в тальнике ковырялась. - Любка подняла перед собой жестяное ведерко с дождевыми червями, прикрытое войлоком высохшей тины. Ну, идешь?

Егор сложил тетрадку и гусиные перья на бугристый подоконник, и они вышли во двор. До возвращения родителей и братьев надо удочку осмотреть. Он всегда перед выходом на узек тщательно осматривал снасть. Не проржавел ли на ушке узелок, не рассучилась ли где леска. Хорош ли, не иструхлявел ли сазаний поплавок - большая пробка от бутылки из-под шампанского, защемленная гусиным пером.

- А ты не будешь кричать "ого!"? - осведомился Егор, пробуя на изгиб тонкий конец талового удилища. - Не кричи больше, а то намедни сазан у самого берега сошел. Из-за тебя ведь.

- Ладно, не буду, - лениво согласилась Любка. Хотя она знала, почему сорвался сазан. Не надо было торопиться, как на пожаре. Сазана хотел выдернуть из реки, как чебачка захудалого. Горбун был что надо, а он, вместо того чтобы тянуть с поволочкой, дернул изо всей силы. Сам виноват, а других виноватит. Что за привычка...

Но Любка ничего не сказала Егору. Полуденный зной, раскалявший желтые сугробы песка у стен хаты, отбивал охоту ко всяким разговорам и спорам.

Они сидели на яме уже часа два, а клева не было. Они сидели, тщательно замаскировавшись в прибрежных зарослях солодки, зная, что сазанов в яме много. Видели, как из подводного тугая выходили сазаны и чинно прогуливались по яме. Прямо под носом удильщиков. Сначала на открытую часть выходил вожак. Темный, горбатый, он всем своим видом демонстрировал полнейшее пренебрежение к молоди, которая мельтешила перед ним, а также и к леске, уходившей на глубину. Возможно, это был и не вожак, а всего лишь разведчик. Но разве поймешь, что и как у этих сазанов. Они себе на уме.

За первым сазаном следовала стая. Заметив опасность, горбун стремительно уходил на глубину. А за ним - стая. При развороте золоченые рыбьи панцири сверкали, и Егор сидел сам не свой.

Он с трудом удержался, чтобы не схватить удилище и не забросить удочку наперехват стае. Но ведь это не чебак, шевельни чуть удилищем, которое рыбы, скорее всего, принимают за нависающую талинку, - пиши пропало. Уйдут горбунки в другой конец ямы, и тогда уж точно ничего не поймаешь.

Читатели, наверное, даже и не представляют, сколько необходимо выдержки и терпения, чтобы стать настоящим рыболовом. Если этого нет, то и не ходи на сазаньи ямы. Тогда уж лучше утешайся чебаками да красноперками, которые хватают все подряд без разбора.

Учительница, снижавшая иногда Егору балл за поведение или прилежание, наверное, удивилась бы, узнав, что этот непоседа может и час, и два, и три торчать на берегу узека под палящими лучами солнца. Оказывается, он может сидеть в зарослях так, что под ним ни камышинка не хрустнет, ни былиника не щелкнет. Облепит его комарье, а он - хоть бы что. Воруют у него под носом ужики мелких, случайно подцепленных на крючок рыбешек, а он и бровью не поведет.

Солнце уже за полудень, а зной не уменьшился. Листья солодки стали блестящими, липкими, от них идет чуть горьковатый дух лежалых фруктов. На сверкающий плес невозможна смотреть, блики слепят, обжигают. Но в солодковом шалашике терпимо: тень и холодок. Хотя вообще-то и тут душновато.

Удильщики терпеливо пережидали жару. Они знали, что по-настоящему сазан берет только на закате. Коль уж отпустили родители - то не сидеть же дома! Хорошо бы, конечно, искупаться, да ведь рыбу можно перепугать. Удерут тогда сазаны по протокам в "ноги" узека, на камышистые Нижние озера. Егор твердо придерживался правила: не купайся там, где собираешься ловить сазана. На то есть Песчаная прорва - проточка, которая по весне спрямляет излучину узека. Место, где еще ни один карагилец не поймал ни одного сазана. А пришел на узек - забудь про купанье. Тут уж приходится выбирать что-то одно: или купанье, или рыбалку...

Нет уж, лучше смирно сидеть в "секрете" и выжидать. Бывает, какой-нибудь глупец и клюнет. Среди сазанов тоже есть глупцы. Или просто обжоры. Таким что полдень лютый, что вечер. Хватают крючок почем зря...