Джин Уэбстер - Это же Патти!

Первоначально предполагалось, что у каждой девочки будет свой собственный протеже и она сможет посетить его семью, чтобы войти в личные отношения с представителями неимущих классов. Она должна была изучить конкретные нужды опекаемого ею ребенка и подарить что-нибудь действительно полезное – например, чулки, брюки или фланелевую нижнюю юбочку.

Это были восхитительные проекты, но на практике они потерпели полную неудачу. Св. Урсула находилась в зажиточном районе, в окружении поместий богатых и праздных людей, и пролетариат, лепившийся к окрестностям этих поместий, был в изобилии обеспечен возможностями для заработка. В первые годы, когда школа была мала, бедных детей хватало на всех учениц, но, когда Св. Урсула выросла, а количество бедных, похоже, уменьшилось, школа столкнулась с явным дефицитом. Зато многочисленные Мерфи всегда оставались под рукой, и за это их ежегодно щедро вознаграждали.

Патти вступила в должность председателя и назначила несколько подкомитетов, а для себя, Конни и Присциллы оставила самую приятную работу – выбрать получателей подарков от Св. Урсулы. Это означало возможность провести несколько восхитительных дней за пределами школьной территории. Краткая прогулка за стенами тюрьмы так же вдохновляет заключенных, как путешествие по всей Европе тех, кто на свободе. Почти целую неделю они обходили соседние дома, однако результат оказался неутешительным: нашлось только девять подходящих детей, не считая выводка Мерфи, и ни одного из этих девяти нельзя было с чистой совестью назвать бедным. Дети трезвых, трудолюбивых родителей вполне могли удовлетворить свои скромные рождественские запросы без всякой школьной благотворительности.

– И есть только шесть Мерфи подходящего возраста, – проворчала Конни, когда в холодные зимние сумерки они возвращались домой после бесплодного двухчасового путешествия.

– Значит, один ребенок на каждые пять девочек, – уныло кивнула Присилла.

– Ох, до чего я устала от занятий благотворительностью! – взорвалась Патти. – Это просто забава для девочек, и ничего больше. То, как мы вручаем свои подачки всем этим прекрасным людям, просто оскорбительно для них. Если бы кто-нибудь сунул мне розовый накрахмаленный кисейный чулок, набитый конфетами, и сказал, что это за мое хорошее поведение, я бы швырнула его им в лицо.

В моменты раздражения грамматика Патти была не совсем безупречной.

– Ну, не расстраивайся, Патти! – утешающе сказала Присцилла, подхватывая подругу под руку. – Давай еще раз зайдем к Мерфи и снова их пересчитаем. Может быть, мы кого-нибудь пропустили.

– Близнецам еще нет пятнадцати, – сказала Конни с надеждой. – Я думаю, они подойдут.

– А Ричарду Хардингу почти четыре. Он достаточно большой, чтобы обрадоваться елке. Чем больше Мерфи мы сможем заполучить, тем лучше. Они почти всегда рады вещам, которые мы дарим.

– Да, я знаю, они рады! – проворчала Патти. – Мы учим их навеки оставаться чертовыми побирушками… Я пожалею, что употребляла жаргон, если мы не сможем найти более удачного применения нашим штрафным деньгам.

Денежные средства на устройство елки ежегодно обеспечивал введенный в школе налог на жаргонные словечки. Св. Урсула требовала уплаты штрафа в один цент за каждое употребленное в обществе вульгарное слово или выражение. Разумеется, в приватной обстановке собственной комнаты, в лоне избранной для себя школьной «семьи», это суровое правило соблюдалось не так строго. Ваши ближайшие подруги не жаловались на вас – если не считать периодов враждебности и отчуждения. Но ваши знакомые, враги и учителя делали это, а порой обостренная совесть заставляла вас самих сообщать о своем прегрешении. Во всяком случае, средства от налога на жаргон поступали в праздничный фонд постоянно. Когда комитет открыл копилку в этом году, там оказалось тридцать семь долларов и восемьдесят четыре цента.

После непродолжительных протестов Патти все же позволила подвести себя к дверям дома Мерфи. Она была не в лучшем расположении духа, а визит означал необходимость поддерживать беседу. Девочки застали всю семью в сборе: Мерфи весело проводили время в переполненной кухне. Все двенадцать детишек болтали одновременно, один визгливее другого, в напрасных попытках перекричать друг друга. Тушеная капуста, еще стоявшая на плите, наполняла кухню не слишком благоуханным паром. Бедная старая бабушка Фланниган была зажата в тесном углу возле очага шумными, толкающимися детьми, которые лишь изредка проявляли надлежащее уважение к ее сединам. Девочки полюбовались младенцем, пока Йоланда и Ричард Хардинг с липкими руками и физиономиями вертелись у них на коленях. Миссис Мерфи тем временем рассуждала, с сильным ирландским акцентом, о достоинствах имени «Кутберт Сен-Джан». Оно, по ее словам, понравилось ей не меньше остальных. Оно наверняка принесет удачу ребенку – ведь он будет носить имена сразу двух святых. Миссис Мерфи от души поблагодарила юных леди.

Патти оставила Конни и Присциллу поддерживать беседу с хозяйкой, а сама втиснулась в уголок возле стула бабушки Фланниган и присела на ящик с растопкой. Мать миссис Мерфи была печальной старухой, с обворожительной речью и манерами Ирландии прошлого поколения. Патти находила бабулю самым интересным членом семейства Мерфи и любила слушать рассказы о ее девических годах, когда та служила горничной в замке лорда Стерлинга в графстве Клэр, а молодой Таммас Фланниган приехал и забрал ее с собой в Америку, где собирался сделать состояние. Таммас был теперь старым, скрюченным ревматизмом, но в его проницательных голубых глазах и озорной ирландской улыбке бабушка по-прежнему видела паренька, который когда-то ухаживал за ней.

– Как себя чувствует ваш муж в эту зиму? – спросила Патти, зная, что идет кратчайшим путем к сердцу старой женщины.

Та с дрожащей улыбкой горестно покачала головой.

– Я не слышала о нем четыре дня. Таммас больше с нами не живет.

– Как жаль, что вас разлучили! – сказала Патти с живым сочувствием, но не до конца понимая, насколько болезненную тему затронула.

Речь старой женщины полилась словно река, прорвавшая паводковый шлюз.

– Урсула и Джеральдина становятся взрослыми, и к ним ходят молодые мужчины, а потому им понадобилась гостиная, так что пришлось отобрать комнату у нас с Таммасом. Меня отправили на чердак, к четырем младшим девочкам, а Таммаса послали к моему сыну Таммасу. Жена Таммаса согласилась пустить Таммаса спать у них в кухне – в виде платы за то, что он будет носить растопку и воду, но сказала, что не может взять нас обоих, так как сдает комнаты постояльцам.

Патти в молчании на миг слегка склонила голову набок, пытаясь разобраться в этом хитросплетении Таммасов.