Фредерик Марриет - Дети Нового леса

– Вот ведь смешно, – сказал Эдвард. – Не пошли меня эта злобная Фиби ночевать в таком холоде, я бы наверняка крепко спал, а все в этом доме сгорели бы.

– Неисповедимы пути Господни, – многозначительно произнес Освальд. – Выходит, что нынче ночью тебе было дано ответить добром на зло.

– Все бы отлично, только рука ужасно болит, – поморщился Эдвард. – Мне сильно ее огнем опалило. Нет у вас чем помазать?

– Сейчас принесу.

Сбегав в дом, Освальд Патридж вернулся с баночкой густой мази, которую тут же нанес на обожженную руку мальчика.

– Ох, какая же в этом хранителе, видимо, зреет к тебе благодарность, – проговорил он, бережно опуская рукав его куртки.

– Именно потому я прямо сейчас запрягаю Билли и спешно еду домой, – решительно заявил Эдвард. – И пожалуйста, Освальд, делайте, что хотите, но уходите от всех его просьб объяснить, как меня найти.

– Ну, это как же ему отказать, коль попросит? – растерялся лесник. – Прямо даже не знаю. – И он в замешательстве почесал себя за ухом.

– Вот сами и придумайте как, – строго проговорил мальчик. – Неужели не понимаете? Он ведь теперь начнет мне навязывать эту должность в лесу, а мне она не нужна. И его благодарность – тоже. Да, я спас его дочь. Но точно так же поступил бы с дочерью самого злейшего своего врага. Да и его самого не обрек бы на столь ужасную смерть. Но в ответ мне от них ничего не надо. Не приму ничего от Круглоголовых. И служить им не собираюсь. А оленей по-прежнему буду стрелять ровно столько, сколько потребуется. Пусть этот хранитель себе говорит что хочет, но они были и остаются собственностью короля. Теперь, Освальд, пожалуйста, помогите мне запрячь Билли, а то мне с такой рукой это трудно.

На прощание Эдвард попросил Освальда обязательно к ним заехать в ближайшее время, тот обещал появиться у них до исхода недели, и мальчик в тревоге за Якоба заторопился домой. Когда ему оставалось проехать еще с милю, он увидел спешащего по тропинке навстречу Хамфри.

– Я за тобой уже собирался идти, – забравшись в повозку, проговорил младший брат. – Якоб хочет тебя обязательно видеть, и мне было страшно, что ты не успеешь.

– Что, совсем плохо?

– Очень, – кивнул ему Хамфри. – Боюсь, ему совсем уже мало осталось. Он и сам говорит то же самое.

Эдвард, забыв об ожоге, слишком резко повернул руку и скрипнул зубами от боли. Хамфри это заметил, и брат рассказал ему за остаток пути, что с ним случилось минувшей ночью.

– Сильно болит? – посочувствовал младший брат.

– Весьма ощутимо, но что поделаешь, – с вымученной улыбкой ответил Эдвард.

– Ну, один способ, пожалуй, я знаю, – уверенно начал Хамфри. – Помню, как в Арнвуде Бенджамин однажды обжегся и чем его после лечили. Ему тогда здорово помогло.

– Но у нас-то здесь и лекарств совсем нет, – отмахнулся Эдвард. – Да сейчас это и не особенно важно.

Они уже поравнялись с воротами, и он, оставив Билли с повозкой на попечение Хамфри, бросился в комнату Якоба.

– Ну, слава богу, вернулся, – тут же открыл глаза при его появлении дотоле дремавший старик. – Мне было боязно, что ты не поспеешь до моего ухода. А это уже очень скоро. Чувствую: время мое пришло.

Он произнес это совершенно спокойно и даже вроде бы лучше сегодня выглядел, чем в предыдущие дни.

– Ну зачем ты так, Якоб, – откликнулся мальчик. – У тебя что-то сильно болит?

Старик улыбнулся:

– Нет, дорогой, теперь уже совсем ничего. Просто настал мой час. Я ведь уже очень стар, мой мальчик.

– Ну, так уж и очень! – воскликнул тот. – Мне Освальд сказал, что тебе никак не больше шестидесяти.

– Освальд об этом не знает, – продолжил Якоб. – Все здесь считали, что мне куда меньше, чем есть. Просто Господь мне позволил жить в силе и бодрости. Я и так уже задержался куда дольше срока. Помнишь ведь, в Библии сказано: нам в этом мире положено трижды по двадцать и еще десять лет. Значит, от силы семьдесят. А мне уж перевалило за семьдесят шесть. Давно стою за порогом. Вот что, мой мальчик. Еще раз тебя заклинаю: будь осторожен. Если не ради себя, то хоть ради сестер. Ты еще очень молод, но гораздо умнее и сильнее своих сверстников и сможешь встать на защиту девочек не хуже, чем я. Господь послал нам тяжелое время, но такова Его воля, и мы должны принимать ее. Чувствую: впереди еще много тяжелых дней, и смерти подобно, пока они длятся, тебе объявлять свое настоящее имя. Доведешь до беды и себя, и брата с сестрами. Оставайтесь по-прежнему в этом доме и зарабатывайте себе на жизнь фермой. Это разумнее, чем охотиться на оленей, которых они считают теперь своими. В сундуке ты отыщешь деньги. Если станете тратить их с разумом, хватит вам их надолго. Я, как и все мы, грешен, однако старался по мере сил жить праведно и с Божьей помощью исполнять, насколько умел, свой долг. Пообещай мне, пожалуйста, Эдвард, что, даже когда меня рядом не будет, ты каждое утро и каждый вечер станешь читать остальным вслух Библию и молиться, как это делал я с вами. Ты мне обещаешь?

– Да, – с усилием произнес Эдвард и вынужден был глубоко вздохнуть, чтобы не разрыдаться. – Именно так я и поступлю, Якоб. И обещаю следовать всем советам, которые ты мне дал.

– Ну, вот и славно. Благослови тебя Бог. А теперь приведи ко мне Хамфри и девочек, чтобы я мог попрощаться с ними.

Вскоре они вошли, и старик продолжал:

– Хамфри, ты долго радовал мое сердце своими успехами. И теперь ухожу я спокойно не только благодаря Эдварду, но и благодаря тебе. Ты справишься, мой дорогой, но, пожалуйста, береги себя и не слишком усердствуй, когда приручаешь свой дикий скот. Это очень опасно, а твоя жизнь нужна сестрам. Сейчас вас с Эдвардом двое, однако над смертью никто не властен, и, конечно, не приведи Господь, но она может настигнуть кого-то из вас в молодые годы. Один уйдет, а другой останется и примет ответственность за обоих. Помни, пожалуйста, это. Знай, что твоей семье без тебя не прожить. И поддерживай дальше ферму такой, как она у тебя сейчас есть.

Голос его совсем ослабел, и он попросил, чтобы девочки подошли поближе.

– Прощай, моя дорогая Элис. Ты приносила мне радость и утешение все те долгие дни, что я здесь пролежал. И неустанно читала мне Библию, когда глаза мои уже не могли видеть слов. Дай тебе Бог прожить долго и счастливо, когда же настанет твой смертный час, пусть Он пошлет тебе столько внимания и заботы от близких, сколько увидел я от тебя. Ты же, моя прелестная Эдит, пожалуйста, сохрани столь же радостный нрав и такую же чистую душу, какой ты скрашиваешь сейчас нашу жизнь. Ну, вот и все, мои дети. В глазах у меня темнеет. Молитесь обо мне, грешном. Да примет Господь мою душу через Иисуса Христа. Аминь.

Это было последним словом старого егеря. Дети, молившиеся на коленях возле его кровати, увидели, как глаза его смежились и он перестал дышать.