Эдуард Успенский - Иван - царский сын и серый волк

Эдуард Николаевич Успенский

Иван - царский сын и серый волк

В одном тридесятом царстве триодиннадцатом государстве жил-был царь. Впрочем, там и помимо царя жило народу полным-полно. В основном, всё крестьянский люд.

А рабочих там и всяких пролетариев не было. Иначе бы этому царю давно конец пришел, свергли бы.

Звали царя по-разному. По одним источникам, Берендеем, по другим Выславом, по третьим - Василием. А отчество у него было Андронович. И имел этот Берендей-Выслав-Василий (Анна-Мария-Гонсалес) Андронович трех сыновей.

Младшего сынишку звали Иваном. Ростом этот сынишка был под два метра, а сил у него было столько, что он мог запросто лошадь на четвертый этаж поднять. Жаль, что там с этажами плохо было. Все дома были низенькие.

Старшие братья и поздоровее были.

Например, средний сын Данила-царевич мог бы ударом кулака корову убить, если бы кто ему это позволил.

А старший сын Петр-царевич однажды пытался кувалду на небо забросить. Кувалда вернулась и прямо ему по голове. Другого бы убило, а ему хоть бы что. Только выросла у него на голове шишка с кулак, а через неделю прошла, как и не было.

Да и сам царь-папа Выслав-Берендей-Василий Андронович на здоровье не жаловался. Он за обедом половину быка съедал.

А все почему, потому что у них в саду на одной яблоне яблоки росли оздоровительные. От этих целебных яблок к царской семье здоровье и шло. А сад, надо сказать, у царя был замечательный. И всякие деревья там росли дорогие с плодами и без плодов. И лимоны там росли, и ананасы заморские, и птицы порхали яркие. Говорят, что где-то в дальнем углу сада было растение в деревянной кадушке, на котором соленые огурцы росли.

Но всё-таки ничего ценнее, чем оздоровительные яблочки, не было.

Так все и шло. Только однажды папа-царь пошел в свой сад за яблочком, глядит, а яблок меньше стало.

Позвал он сыновей, и они стали думать.

- Это наши, - говорит старший, Петр. - Больше некому.

- Конечно, наши, - согласился Данила. - У нас народ известно какой. Только оставь что без присмотра.

А младший сын промолчал. Не хотел плохо о народе думать.

- А вот мы поглядим, - говорит папа-царь. - Как у нас в хозяйстве кто здороветь начнет, сразу и поймем, кто яблочки тырит.

День прошел. Другой. Никто не здоровеет - ни конюхи, ни повара, ни другая какая прислуга. Как были все дохленькие в полноги, так и остались.

- Не наши, - решили братья и царь.

- А я что говорил? - сказал Иван-царевич. Хотя он ничего не говорил, а просто помалкивал.

- Раз не наши, значит, будем караулить, - решил царь-отец. - Сторожа поставим.

- Ага, - говорит недоверчивый сын Данила. - Вот сторож все как раз и съест. У нас ведь как заведено: кто что сторожит, тот тем и торгует.

- Мда, - согласился папа. - Ну и народ в моем царстве! Жуликоватый какой! В кого бы это? Значит, Петр, придется тебе на дежурство заступать.

Петр сразу на дыбы:

- И что это такое? Как что, сразу Петр. Вон Данила какой вымахал. Пусть он и дежурит. Не буду я.

Данила хитрый был:

- Значит, не хочешь яблочки сторожить. На царский престол метишь?

- Это как? - спрашивает Петр.

- А так, - говорит Данила. - Не будет яблочков, папаша помрут. Вот ты и на троне. А там новые яблочки поспеют.

Петр испугался:

- Все. Согласен. Иду сторожить. Давайте мне тулуп и саблю. Иван-царевич говорит братьям:

- Да не ссорьтесь вы. Я могу караулить.

Братья про себя подумали: "Какой хитрый! В любимчики набивается!.."

И отказались.

Царские слуги выдали старшему сыну тулуп, саблю, яиц вареных, молока бутылку и хлеб. И он отправился сторожить.

Он решил:

- Буду караулить лежа, чтобы не засвечиваться.

Он как пришел, так сразу тулуп расстелил, бутылку молока под голову положил и смело начал караулить.

Так, не шелохнувшись, он смело караулил до самого утра. За всю ночь ни разу глаз не разомкнул.

Ночью, в самый разгар его службы, сад вдруг осветился весь.

Чудо-птица прилетела. Перья золотые, глаза как восточный хрусталь. Сама маленькая, а перьев много. И так она светится, будто внутри ее десять свечей горит.

И прожорлива, как индюк. Немало яблок она пощипала и скрылась в ночном небе. Последнее яблоко в зубах унесла.

Утром Петр встал, еле-еле бутылку с молоком от щеки отлепил.

И сам от тулупа еле-еле отлепился. Молоко за ночь пролилось и его к тулупу приклеило.

Съел он вареные яйца и пошел к царю с докладом:

- Свет наш царь-батюшка, всю ночь я глаз не размыкал. То есть наоборот, за всю ночь я ни разу глаз не сомкнул... И ветер меня хлестал, и дождь на меня лил. (Видишь, я весь мокрый.) Но я поста не покинул. Никакой человек не приходил, никакая птица не пролетала.

Царь Берендей-Василий со слугами в сад пошел - видит, яблок помене стало. Царь удивился:

- Что же они, испаряются, что ли? Да хорошо ли ты, Петр, караулил? Может, ты спал тут без просыпа?

Петр испугался:

- Что ты, батюшка-царь. Видишь, вон трава примята. В этом месте я и ходил всю ночь.

- Ну, что ж! - сказал царь.- На первый раз поверим.

И велел царь Берендей-Василий-Выслав дальше яблоки сторожить.

- Значит так, Данила, - молвил он. - В эту ночь ты яблоки охранять пойдешь.

И еще велел царь старшему писарю все яблоки пересчитать.

Писарь полдня под яблоней ходил, яблоки пересчитывал. Насчитал их ровно девяносто штук.

И вот вечер наступил - средний сын Данила на дежурство собирается. Он не молока попросил, а вина крепкого - глаза протирать. Свиную лопатку - силы поддерживать. И дубинку побольше - воришек охаживать.

Едва он пришел на дежурство, как в тулуп забрался. А через час к нему туда одна знакомая пришла из кухни - целоваться.

Выпили они вина крепкого. Данила лопаткой закусил, а знакомая Глафира к яблочкам потянулась.

- Ты что, - говорит Данила. - Я же их сторожить пришел. А не есть. Они же все сосчитаны.

- Ах, ты сторожить пришел, - говорит знакомая из кухни. - Ну и сторожи. А я домой пошла к батюшке.

Пытался он ее задержать, а она ни в какую:

- Думаешь, если ты царский сын, тебе все можно.

И ушла. И ее плечики унеслись в ночную мглу. Расстроился Данила, выпил все остальное вино. Завернулся в тулуп. И только его и видели.

Едва он уснул, опять птица прилетела. Перья золотые, глаза как восточный хрусталь.

Накинулась она на яблоки и добрый десяток слопала. Маленькая такая птичка, а прожорлива, как индюк. Не успеет она яблоко съесть, как его остатки с другой ее стороны выскакивают.

Последнее яблоко она в зубах унесла.

А все-таки очень красивая птичка. Вся так и светится, будто в ней двадцать свечек горит.

Проснулся утром Данила, голова тяжелая, как медный колокол.

И звенит так же. Посмотрел он на яблоню и сразу все понял. Он бегом к старшему писарю, пока батюшка не проснулся.