Иван Багмут - Записки солдата

Вспомнил я эти слова, и на душе посветлело.

«А разве я сегодня рисковал жизнью для славы? Я спас пруд от воров, и высшая награда — это успех моей операции!» — сказал я себе и окончательно развеселился. Да и как же не развеселиться коту, когда он чувствует себя на голову выше таких «потомков амебы», как Норд или Пуголовица.

Директор хозяйства, почуяв в воздухе густой запах спирта, деликатно предложил охране отдохнуть и поставил у прудов других вахтеров. Невод мы отправили на склад. Ожидать нового налета воров не приходилось, и я поехал с директором домой. Приятно было заснуть в теплой комнате, на теплом одеяле, в окружении друзей.

После такой трудной ночи я долго спал и проснулся около двенадцати. Вставать не хотелось, и я несколько минут дремал, одновременно обдумывая план на сегодня. Пуголовица и Ракша пока обезврежены, можно взяться и за другие дела.

Меня заботил низкий уровень культуры местных котов, и я надумал прочитать им цикл лекций. Я решил начать с литературной темы «Образ кота в художественной литературе». В скобках я назвал эту лекцию «От маркиза Карабаса до наших дней». Мне казалось, что она найдет путь к сердцам широкой кошачьей общественности.

Во второй лекции мне хотелось дать хотя бы общее представление о нашем рыбном хозяйстве и об основных задачах, стоящих перед ним.

На дворе было солнечно. Я уже решил было пойти прогуляться, как вдруг услышал шорох. «Вор?» — мелькнула мысль. Присутствие Пуголовицы и Ракши настраивало на соответствующий лад, тем более что дома никого из людей не было.

Затаив дыхание, я прислушался в сладкой тревоге.

«Мыши!»

Да, это скреблись мыши. Неслышными шагами я пошел на шорох, увидел нору и уселся возле нее. Зная, что здесь нет кота, мыши совсем обнаглели. Не прошло и часа, как первая из них высунулась из норки и угодила мне в когти. Через десять минут явилась вторая, еще через пять — третья, а через минуту — четвертая. Я посидел еще немножко, но мыши больше не появлялись. Тогда я сложил их трупы рядком, а сам пошел на кухню и позавтракал рыбой, оставленной для меня директором и профессором.

Все-таки какое приятное занятие охота! Я давно не испытывал такого наслаждения, как при поимке этих четырех вредителей.

Выскользнув через окно, я залез на крышу. Отсюда видны были пруды, рыболовы, «живорыбная» машина. На другом скате крыши я встретил знакомого серого котика и, сказав, чтобы он объявил всем о лекции, спрыгнул на землю и пошел осматривать двор.

Возле амбара сушился невод Ракши, и я с удовлетворением улыбнулся. Потом вошел в амбар и ужасно удивился — отовсюду несло густым запахом мышей. Что же делают местные коты? Их здесь не меньше десятка!

Присев на минутку посреди амбара, я сразу же заметил мышь и схватил ее. Вот увидел бы меня Писатель! Сколько он клеветал, будто я лодырь!

Наохотившись вволю, я вышел во двор и встретился со своим врагом. Пуголовица с брезентовой сумкой через плечо шагал в лабораторию. Физиономия у него была заспанная, но довольная.

«Мерзавец! — подумал я. — Пользуешься чужим подвигом!»

Тут я заметил, что в сумке что-то шевелится. Природная любознательность и сознание, что не следует спускать глаз с этого преступника, заставили меня пойти за ним.

Долговязая лаборантка заглядывала в микроскоп.

— Вот послали вам на анализ, — проговорил Пуголовица, вынимая из сумки больных карпов. Это было страшное зрелище: обезображенные язвами, распухшие, изгрызенные паразитами, они вызывали отвращение. А я к тому же только что позавтракал, да еще в амбаре, отбросив страх перед туляремией, съел пару молодых мышат.

— Что делает болезнь! — сказал Пуголовица.

— Просто ужас! — поддержала его лаборантка. Эта краснуха поперек всего организма у меня стоит.

Пуголовица положил больную рыбу в ванночку, потом пытливо взглянул на лаборантку и вытащил двух здоровых трехкилограммовых карпов.

— А это вам, Аделаида Семеновна, от меня.

— О, спасибо! — сказала она басом и вскинула брови. — Хотя у меня и нет тенденции принимать подарки, но с вашей стороны это очень любезно.

— Пожалуйста! Варят же рыбаки уху, а разве можно равнять вашу работу с ихней? Я-то знаю! В институте служу.

— Благодарю вас, сказала она. — Работа у меня сложная, но я не имею тенденции пользоваться своим положением.

— За тенденцию не скажу, а на меня можете надеяться! Кушайте на здоровьичко!

— Спасибо, спасибо, — еще раз поблагодарила лаборантка.

«Люди, люди! — подумал я, вздохнув. — Да разве так можно делать?! Аделаида, зачем ты взяла карпов? Разве ты съешь шесть килограммов рыбы?»

— Вы сегодня отличились! — басом, но вкрадчиво проговорила лаборантка и, кокетничая, дернула бровями. Я бы просто убивала этих браконьеров!

— А ты сама разве не браконьер, когда берешь краденую рыбу? — бросил я с сарказмом.

— Убивать таких гадов — самое верное дело! — ответил Пуголовица и даже не покраснел. — Нынче снова дежурить…

«Эге! — сказал я себе. — Значит, и мне не поспать».

Пуголовица вышел, а я остался посмотреть, что будет делать лаборантка.

Думаете, она бросилась к больной рыбе, бросилась делать анализы? Как бы не так! Нет, она запаковала одного здорового карпа в бумагу и положила в холодильник, а другого почистила, разрезала и поставила жариться на электрическую плитку.

«Боже! — подумал я. — Сколько врагов у рыбы! Эпидемические микробы, вши, пиявки, браконьеры и даже те, кто призван разводить карпов и охранять их!»

Грустный, с тяжестью на душе, я направился к выходу и на пороге встретил котика.

— Я все сделал, сообщил он. — Вас ждут за амбаром.

— Прекрасно, — ответил я, и мы побежали.

Аудитория собралась довольно обширная, не менее полутора десятков котов и кошек, не считая котят. Как и надлежит лектору, я сперва глубокомысленно помолчал, внимательно осматривая присутствующих. Я сразу же обратил внимание на двух котов: один, старый, толстый, с желчным недоверчивым взглядом, косился на меня явно враждебно; другой, тоже толстый и тоже немолодой, но, в противоположность первому, любезный, смотрел в мою сторону с подчеркнутым равнодушием, зато когда переводил глаза на соседа, старого кота, взгляд его становился сладким до тошноты.

На мордочках молодого поколения кошек я читал восторг. И это неудивительно: когда еще они видели у себя лектора с таким роскошным хвостом и с такой пушистой шерстью! К тому же среди всех присутствующих я был единственным черным котом.

Я еще раз окинул взглядом аудиторию и заметил худого, с закисшими глазками котенка, смотревшего, впрочем, на меня скептически. Подбородок у него был вымазан сажей, а усы подстрижены. Котик, объявлявший о лекции, увидав, на кого я смотрю, весело подмигнул мне и шепнул на ухо: